Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сверхъестественное вкручивание лампочек

Ссылку увидала в анон-соо, посмеялась. Люблю такие простенькие приколы, а этот еще и довольно вхарактерный.)))

Всем известно, вкручивание лампочки - процесс сложный и интересный. Увлекательный, можно сказать. Поэтому предлагаю представить, как этим непростым делом занимаются персонажи сериала "Сверхъестественное".

Итак, как лампочку вкручивает...

Дин Винчестер.

Прежде, чем приступить к делу, орет, что справится сам. Выбирает самый трухлявый стул, взгромождается на него и сваливается, попутно сшибая люстру, стул и Сэма, который, как обычно, оказался не в том месте не в то время. Следующие полгода занимается поисками суки, которая подпилила ножки стула.
Все это время вынужден выслушивать Сэмовы вопросы в стиле "Почему ты решил вкрутить лампочку в бункере, не посоветовавшись со мной".

Сэм Винчестер.

В принципе, мог бы вкрутить лампочку за минуту, не вставая на стул, рост позволяет. Но, поскольку имеет природный талант все усложнять, сперва долго ищет подходящую лампочку, потом достает стул, чтобы все было как надо, стелит газетку, взбирается на нее, стукается головой о потолок и вкручивает лампочку, стоя в самой неудобной позе. В процессе бормочет о спасительном электрическом свете, лучи которого разгоняют вечную тьму.

Кроули.

Обнаруживает, что лампочку надо заменить. Чтобы процесс был веселее, подпиливает у заранее приготовленного стула ножки, а газетку мажет маслом, чтобы было проще поскользнуться. После чего зовет Дина Винчестера. Следующие полгода ржет над попытками Дина отомстить.

Габриэль.

До лампочки ему та лампочка. Можно и в темноте патихардить.

Гарт.

Подходит к вопросу творчески. Собирает вокруг зрителей, зовет детишек, натягивает на руку носок и устраивает смешное кукольное представление, пытаясь замаскировать им такое скучное событие, как вкручиваение лампочки. В процессе пытается, собственно, дотянуться до лампочки, но подскальзывается на стуле, падает и разбивает лампочку. Тем не менее, остается довольным, поскольку зрителям спекталь понравился. В конце всех обнимает. По очереди.

Кастиэль.

Берет лампочку в руки, горестно на нее смотрит и поднимает ногу, чтобы залезть на стул. Стул мгновенно рассыпается в труху, новая лампочка разлетается на осколки, старая тухнет окончательно, во всем доме вырубается электричество, а Кас стоит с поднятой ногой до тех пор, пока не придет Ханна и не сделает все за него.

Ханна.

Вкручивает лампочки за других всю свою сознательную жизнь.

Джон Винчестер.

Прорубается к лампочке с боем, в процессе сжигая трех вендиго и истребляя восемь вампирских гнезд, поскольку привык работать с размахом. Хотела бы я увидеть ту лампочку, которая не вкрутится сама под его свирепым взглядом.

Каин.

Просто бросит лампочку в Марианскую впадину. Он так со всеми полезными в хозяйстве вещами поступает.

Коул.

Убежден - в том, что перегорела лампочка, виноват Дин Винчестер. Поэтому тринадцать лет планирует кровавую месть, успевает дважды съездить в Афганистан и освоить кунг-фу. По возвращении читает книги по демонологии. В полной темноте. Ибо лампочку вкрутить так и не удосужился.

Абаддон.

Способна одной улыбкой зажечь кого угодно. Даже лампочку. Даже если в городе нет электричества.

Наоми.

Долго смотрит на лампочку, продумывая план по ее вкручиванию. Собирает группу ангелов, способных на такой серьезный шаг. Тщательно распределяет роли: один должен держать, другой вкручивать, третий подсвечивать, четвертый петь хвалебную оду Наоми, чей светлый ум сумел все так отлично распланировать.

Мэри Винчестер.

Ей не нужна лампочка. Мэри сама на потолке вместо лампочки.

Кевин.

Год переводит инструкцию по вкручиванию лампочки. Инструкцию выбирает на енохианском - чтоб понятней было. Путем неимоверных усилий вкручивает лампочку в помещении, где она на фиг никому не нужна.

Бобби.

Единственный нормальный человек, который придет и просто вкрутит лампочку. А, ну, если еще время останется, отремонтирует дома все бытовые приборы и построит бункер. На досуге.

Генри Винчестер.

Не вкручивает лампочки вообще, ибо это унижает его как ученого. Позовет охотников, чтобы те сделали всю грязную работу. Запротоколирует все происходящее и издаст пособие по грамотному вкручиванию лампочек.

Люцифер.

Нахрена ему в Аду лампочки?

Метатрон.

Для начала украдет лампочку у Ханны. Потом украдет стул у Кроули - заранее подпиленный. Потом наврет Касу, что вкручивать лампочки - гражданский долг каждого небесного воина. А потом обрушит Небеса - и всем будет уже плевать на лампочку.

Гадриэль.

Считает себя виноватым в том, что когда-то в мире перегорела самая первая лампочка. Поэтому не может смотреть на лампочки в принципе - они напоминают ему о совершенной преступной ошибке.

Бенни.

Зажжет лампочку ради Дина. Совершенно зря - Дин не оценит и свалит к Сэму, у которого ни лампочки, ни стула, ни совести.

Мэг.

Портит лампочки во имя Люцифера. Да-да, вы не ослышались. Это Мэг - та хулиганка, из-за которой весь фандом сидит без света.

Источник: "Подслушано сверхъестественное"
Первоначальный источник: Книга фанфиков, скорее всего.

как выяснилось, отсюда

@темы: Моя трава, Муки творчества, Важнейшее из искусств, Приколы, СПН

---

"Путь так далек" - миди с ЗФБ-2015 (СПН, спецквест)

Название: Путь так далек
Автор:  +Lupa+
Бета:  Bianca Neve
Размер: миди, 14 261 слово
Пейринг/Персонажи: Дин, Сэм и Джон Винчестеры, Фред и Джордж Уизли, Гермиона Грейнджер, Лиза Брейден, Кингсли Шеклбот, Азазель; в эпизодах Гарри Поттер, Рон Уизли, Ли Джордан, Беллатрикс Лейстрендж; присутствует Дин/Лиза
Категория: Хогвартс!АУ, джен, гет
Жанр: ангст, приключения, местами романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: «На всякий случай пересчитав пальцы – хотя умение переноситься в любое место в любом состоянии было первым, которое вдалбливали аврорам, – Джон сконцентрировался на калитке и направился к ней, стараясь соблюдать «метод трех точек».
Должно быть, Мэри и дети уже спят…
Джон мазнул взглядом по окнам второго этажа – и секунду спустя уже мчался к дому, на ходу вытаскивая палочку.
В окнах метались всполохи огня»
Примечания: все Винчестеры – потомственные волшебники, Джон Винчестер – аврор, а Азазель – Пожиратель Смерти; несмотря на АУ, сюжет довольно близок к канону СПН (и эпиклав здесь тоже есть, да); в тексте использованы цитаты из обоих канонов; кид!фик (в первой половине уж точно)
Предупреждения: каноничная смерть персонажей, немного насилия, крови и ран


Записка с тупым упрямством вилась надо столом, то и дело лезла под руку и явно жаждала, чтобы ее развернули и прочитали. Джон досадливо отмахнулся от надоедливой бумажки: он почти закончил отчет, но из-за этой заразы уже третий раз сбивался, придумывая очередное округлое предложение, которое можно было скормить бюрократам из Управления.

– Отвали, дура, – буркнул он сквозь зубы, когда записка ткнула его острым кончиком в локоть. Бросив быстрый взгляд на строчку, шедшую через одно из крыльев, Джон бесцеремонно схватил бумажную птичку за брюшко и направил через всю комнату. – Кингсли, это к тебе. И какого хрена твои записки все время вьются возле меня?

– Ты им нравишься, – хохотнул Кингсли Шеклбот, ловя послание в воздухе и сразу же его разворачивая. – А если серьезно, то все претензии к Салли. Она так на тебя запала, что, видимо, подписывая адресата, думала о тебе. Ты бы пожалел девушку, иссохнет ведь.

– Извини, я не по этой части. – Джон поднял правую руку с зажатым в ней пером – и черт бы побрал эти формальности, почему нельзя писать обычной шариковой ручкой?! – демонстрируя золотой ободок на безымянном пальце. – Но, думаю, ты вполне можешь ее утешить.

– Я подумаю. – Кингсли скатал записку в комок и зашвырнул в стоявшую у двери мусорную корзину. – Кстати, о семье. Как насчет того, чтобы немного задержаться и сходить в бар? Раз уж у нас в кои-то веки выдался настолько спокойный денек, что даже сам Джон Винчестер занялся писаниной.

Джон бросил взгляд на часы. Половина седьмого. Кингсли прав: сегодня не было ни одного срочного вызова, да и допросы были рядовыми, поэтому на них отправили сошек поменьше – использовать ради этого «летучий отряд» аврората было все равно что солить слезами феникса суп: дорого и глупо.

– Не сглазь, приятель. А ну как сейчас окажется, что где-нибудь в Суссексе хозяйничают Пожиратели? – Родни, их третий коллега и друг, потянулся на стуле и с сосредоточенным видом махнул палочкой, очищая кружку от остатков кофе. Джон и Кингсли переглянулись, пряча улыбки: маниакальное пристрастие Родни к чистоте давно стало в их отделе притчей во языцех.

– Да ладно тебе! Ну так как, идем? – Кингсли всем корпусом развернулся к Джону, показывая, что последнее слово остается за ним.

Джон поразмыслил немного. С одной стороны, дома его ждали Мэри, мальчики и ужин, с другой… Сэмми оказался беспокойным ребенком, и Джону не раз приходилось усмирять иррациональное желание наложить на детскую Силенцио или уйти спать куда-нибудь подальше, например, на крышу. Так что, возможно, немного развеяться ему не повредит. А потом он в компенсацию даст Мэри возможность выбраться в Лондон: встретиться с подругами, пройтись по магазинам – благо, последнее время жить стало куда спокойнее. Наверное, они действительно выловили всех этих сволочей в серебряных масках.

Иногда Джону до безумия хотелось взять свою семью в охапку и уехать обратно в США, где не было ни Темных Лордов, ни их последователей-садистов.

Впрочем, Волдеморта теперь не было и здесь – и да, Джон за все время, что прожил в Англии, так и не проникся суеверным страхом, что его нельзя называть.

– Идем, – решительно произнес Джон, ставя точку. Осталось написать заключение, а в Управлении наверняка уже никого нет – они-то свято блюдут заповедь «рабочий день с девяти до шести». Завтра отдаст все отчеты. – Куда закатимся?

– В «Счастливого охотника»? – предложил Родни.

Кингсли поморщился:

– Лучше в «Дом у дороги». В «Охотнике» последнее время пиво что моча.

– Секунду… – Джон подошел к рабочему камину и связался с домом. – Мэри, дорогая…

– Да? – Мэри сновала по кухне, на которой дым стоял коромыслом: в кастрюльке помешивался соус, на плите что-то скворчало, нож споро резал овощи, Дин тыкал игрушечной палочкой в помидор, заставляя тот плеваться во все стороны соком, а Сэмми с интересом наблюдал за происходящим из переносной люльки и заливисто хохотал, когда сок попадал на его рожицу и пеленки.

– Извини, сегодня придется задержаться… – На секунду Джон почувствовал себя виноватым, что оставляет Мэри посреди этого бедлама, пока сам будет развлекаться с друзьями. Но он ведь ненадолго… – Буду поздно, ужинайте без меня.

– Ох… – Мэри расстроено покачала головой. – А я как раз готовлю твои любимые крылышки по-кентуккийски.

– Ничего, я их обязательно попробую, оставьте мне. Ты у меня чудо! – Джон заискивающе улыбнулся.

Мэри шутливо махнула полотенцем в сторону камина.

– Ты меня любишь только за кулинарные способности!

– Неправда. Еще за красоту и длинные ноги, – усмехнулся Джон и, уворачиваясь от метко посланного помидора – видимо, того самого, над которым издевался Дин, – вынырнул из камина.

– Повезло тебе с женой, – сокрушенно вздохнул Родни. – Моя бы уже устроила допрос по всей форме. Временами я думаю, что ей надо работать у нас, а то такой талант пропадает…

– Удача – национальная американская черта, – с важным видом ответил Джон, стягивая мантию и снимая с вешалки любимую кожаную куртку. Вот чего он не мог понять в англичанах, так это приверженности к этим балахонам. В них же неудобно! Особенно когда преследуешь особо прыткого преступника.

– Шагай уже, везунчик! – Кингсли хлопнул его по плечу и подтолкнул к двери.

Обычный маршрут лифт-артиум-туалет был довольно пустынным: большинство работников Министерства уже разошлись по домам. Впрочем, на памяти Джона авроры никогда не уходили вовремя.

Бар был полон, поэтому пришлось потолкаться, прежде чем они сумели занять подходящий столик. Зато наконец угнездившись с пинтой отличного пива (в чем англичанам не отказать, так это в умении варить пиво), Джон сдул пену и махом ополовинил кружку.

Потек неспешный разговор: о делах, о семьях, о девушках Кингсли, о маггловских родственниках Родни… Постепенно Джон совсем расслабился. У стойки какая-то рыжая милашка напропалую флиртовала с высоким волшебником в целительской мантии, и Джон вспомнил, как впервые встретил Мэри в похожем месте.

Тогда молодой американский аврор Джон Винчестер, сдуру – и вопреки желаниям и советам всех без исключения родственников – выбравший стажировку в Великобритании, упорно и целенаправленно надирался в одном из бесчисленных мелких пабов Лондона. Маггловских пабов, если точнее. Но, краем глаза заметив хорошенькую блондинку, подошедшую к стойке за заказом и то и дело оглядывающуюся на оставленную за столиком компанию, Джон мгновенно уловил, что перед ним отнюдь не маггла. Пес его знает, что это было: знаменитое аврорское чутье или просто наблюдательность, но…

Джон до сих пор не знал, какого доброго духа благодарить за то, что тогда, вместо пьяного погружения в очередной стакан виски, заговорил с незнакомой девушкой. Но факт: и десяти минут не прошло, как Мэри оставила друзей и присоединилась к нему – потому что Джон наотрез отказался вливаться в ее компанию. Ему хватало косых взглядов на работе. Черт его знает, откуда они берут эти предрассудки, но создавалось впечатление, что англичане всерьез считают американцев дикарями, которые едят руками, в глаза не видели зубной щетки и вообще остановились в развитии где-то сразу после изобретения колеса.

К счастью, Мэри подобным снобизмом не страдала, и когда Джон, в куда более приподнятом настроении, аппарировал в крохотную комнатку, которую снимал неподалеку от Министерства, в кармане его куртки лежала салфетка с адресом, где они с Мэри должны были встретиться завтра.

Уже потом Джон понял, почему Мэри никогда не приглашала его домой. Ее отцом оказался Сэмюэль Кэмпбелл, тогдашний глава аврората – и самый предубежденный против американцев тип, какого когда-либо знавал Джон. Боже, какие скандалы закатывали друг другу Мэри и Сэмюэль! И как отрывался потом Сэмюэль на молодом авроре…

Все кончилось тем, что Мэри выставила ультиматум «Либо принимаете мой выбор, либо я ухожу», а когда отец проявил знаменитое кэмпбелловское упрямство (ничуть не уступавшее винчестеровскому, как нехотя признавал Джон), попросту ушла из дома. Она бы и из авроров ушла, наплевав на «семейное призвание» – если бы через месяц после ее эскапады глава аврората и его жена не были зверски убиты Пожирателями в собственном доме.

Так Мэри осталась сиротой, а Джон, хоть и переживал за нее, но внутри не мог избавиться от чудовищного облегчения, что она так вовремя порвала с родителями. Если бы не это… возможно, погибло бы все семейство Кэмпбеллов.

Впрочем, вскоре после свадьбы Мэри все равно пришлось оставить опасную профессию. Хотя… какая профессия тогда не была опасной? Последователи Волдеморта были повсюду, расправа следовала за расправой, и Джон всерьез предлагал жене подумать о переезде в США. «Не могу, – отвечала та, блестя глазами, в которых стояли слезы. – Так я окончательно предам семью».

И они остались.

Может, оно и к лучшему.

Теперь Джон на хорошем счету в управлении, жизнь наконец-то стала безопасной, а на вызовах все реже попадались кошмарные следы преступлений Пожирателей, окончательно полетевших с катушек после гибели своего лидера. И за своих он был относительно спокоен: Мэри, хоть и не работала по специальности, недаром считалась лучше ученицей в школе авроров и могла дать сотню очков вперед многим и многим бывалым. Случись что – она, истинная дочь своего отца, сумеет защитить себя и мальчишек.

Когда Родни начал заваливаться на Кингсли, а тот принялся отчаянно сигналить бровями, Джон глянул на часы, висевшие над барной стойкой.

Твою ж мать, уже десять!

С грехом пополам дотащив Родни до камина и отправив того в неласковые руки жены, они с Кингсли распрощались перед баром, и Джон аппарировал домой.

На всякий случай пересчитав пальцы – хотя умение переноситься в любое место в любом состоянии было первым, которое вдалбливали аврорам, – Джон сконцентрировался на калитке и направился к ней, стараясь соблюдать «метод трех точек».

Должно быть, Мэри и дети уже спят…

Джон мазнул взглядом по окнам второго этажа – и секунду спустя уже мчался к дому, на ходу вытаскивая палочку.

В окнах метались всполохи огня.

* * *

Беллатрикс сновала по комнате, нервными взмахами палочки поджигая свечи и поправляя расставленные по углам ритуальные статуэтки. Азазель не вполне понимал, зачем ей это надо и почему нельзя поджечь все свечи за раз, ну да ладно. Главное, что все готово, и он сможет наконец проверить найденное древнее заклинание. Все-таки не шутка – поселить хоркрукс в человеческое тело, да так, чтобы тот не вызвал отторжения и переродил подопытного в новую личность. Азазель до сих пор сомневался в той части, где следовало уничтожить исходную душу: уж очень это прочная материя, пускай и… нематериальная.

Хихикнув получившемуся каламбуру, Азазель установил чашу Хаффлпаффа на алтарь возле младенца, который слабо возился и тревожно взирал на него голубовато-зелеными глазами. Азазель не рискнул обездвиживать ребенка полностью, боясь, что лишняя магия способна завести ритуал куда-нибудь не туда. И если при этом на него всего лишь ополчится Белла, это можно будет считать удачей – потому что в самом худшем случае им всем придется отскребаться от стен этой комнатенки.

Подняв взгляд и убедившись, что жертва надежно зафиксирована на потолке прямо над алтарем, Азазель развернулся к Беллатрикс.

– Можно начинать.

– Белла, ты уверена, что нам стоит использовать младенца? – спросил один из двух Пожирателей, которых та взяла с собой. Он, как и его товарищ, шумно пыхтел под серебристой маской.

Азазель закатил глаза. Ну что за дилетанты! И зачем, спрашивается, напускать на себя таинственность, если и так понятно, что под маской скрывается Родольфус Лейстрендж? Второго Азазель не знал, но был уверен, что там тоже кто-то столь же пафосный и примитивный.

– Стоит, – Беллатрикс наконец-то остановилась. – Второго еще придется искать, да и стихийную магию он пока не проявлял. Может, он вообще сквиб – кто знает этих американцев? А про этого мы точно знаем, что в два месяца он чуть не спалил полдома. Согласись, это аргумент.

– Не трогай моего сына, сука!

Ого! Похоже, жертве удалось сбросить Силенцио, – подумал Азазель. Им определенно следовало поторопиться.

– Заткнись, отщепенка! – прошипела Белла, и жертва захрипела. – Если бы у твоих папочки с мамочкой в роду не было связей с Гонтами, я бы на вашу мерзкую семейку и не взглянула. Аззи, приступай!

Азазель вздохнул и расправил плечи, входя в привычный транс. Слова полились сами собой, оплетая помещение вязью тяжелой, густой магии. Все остальные стояли молча, их задачей было подпитывать проводящего ритуал, не более того. Несколько минут спустя чаша слабо замерцала.

– Пора, – скомандовал Азазель, и Белла вспорола жертве живот.

Дальнейшее невозможно было описать никакими словами.

Как только первые капли крови упали на лоб младенца, его хныканье стало громче – а затем и вовсе перешло в пронзительный плач. В ту же секунду свечи полыхнули огромными языками, подпалив все вокруг. Занялись обои, занавески, мебель… даже ковер, хотя как пламя могло добраться до него с такой скоростью?

– Отцы-Основатели! – возопил приятель Лейстренджа и ломанулся на выход.

– Стоять! – рявкнула Белла. – Сначала закончим ритуал! Азазель, что ты копаешься?!

– Туши пожар, идиотка! – не остался в долгу тот, судорожно пытаясь поймать ниточки ускользающего транса.

В разгаре всеобщей суматохи никто не заметил, как на пороге детской появился еще один маленький мальчик.

* * *

Дин всегда был послушным мальчиком. Ну ладно, может, не всегда. Но когда дело касалось важных вещей – например, присмотреть за Сэмми, пока мама убирается, или последить, чтобы молоко для каши не убежало, – на него можно было положиться.

А в этот раз мама так смотрела на него, когда говорила: «Ни в коем случае не выходи», что Дин сразу понял, что это самое важное поручение на свете.

Дин ждал, когда мама вернется, чтобы принести в тайник Сэмми – тут хватило бы места для них обоих. Но мама не возвращалась. Дин сидел, прижав коленки к груди, и чутко прислушивался к происходящему вокруг. Крики и грохот заставляли его вздрагивать, но потом все стихло. Может, плохие люди уже ушли?

Подождав еще немного, Дин отодвинул дверцу, замаскированную под часть стены, и высунулся наружу. Наверху кто-то ходил, были слышны тихие голоса – и все.

– Мама… – прошептал он, не решаясь позвать громче.

И, будто в ответ на это, со второго этажа донесся плач.

Сэмми.

Сэмми плакал.

Если бы Сэмми был с мамой, он бы не плакал – рядом с мамой братик всегда радостный и довольный. Иногда Дин даже немного ревновал, что мама проводит больше времени с Сэмми, чем с ним, хотя мама объясняла, что это ненадолго, и скоро Сэмми вырастет и не будет больше так сильно нуждаться в маме. И что когда сам Дин был таким же маленьким – не то что сейчас, – мама точно так же вставала к нему, и носила на руках, и кормила из бутылочки, и…

Дин стряхнул оцепенение и по-пластунски подполз к лестнице. Наверху было темно, но очень шумно – кто-то громко кричал и топал. А потом его ноздрей коснулся знакомый запах. Как будто… как будто что-то горело.

Ох, Мерлиновы подштанники (и папа прибьет Дина, если узнает, что он говорит плохие слова), Сэмми снова что-то поджег!

Уже не помня себя, Дин взлетел по лестнице и подбежал к детской.

И окаменел на пороге.

Все было в огне.

А мама была на потолке, и на животе у нее было красное, и оно капало на Сэмми, который плакал.

Плакал.

Вокруг было так много плохих людей, и столько огня…

Дин не выдержал и закричал.

Внутри него поднималась волна. Нет, не волна, целая буря, и поэтому он кричал – чтобы хоть как-то избавиться от распирающей силы, которая скручивалась в костях и заставляла гореть не хуже занавесок.

Он не понимал, что с ним происходит, и лишь цеплялся за косяк, чтобы не упасть. Только зажмурился, когда один из плохих людей – тот, что был в маске, – вдруг взорвался, как койот из мультика, который Дин видел в те-ле-ви-зо-ре у папиных знакомых, забрызгав детскую красными ошметками.

По лицу Дина стекало что-то теплое, и он потянулся, чтобы стереть это, но рука оказалась такой тяжелой…

Дядька с длинным лицом и жуткими желтоватыми глазами завопил:

– Все, поздно, уходим! – и схватил что-то с камня, на котором лежал Сэмми.

Миг – и они исчезли.

Дин заставил себя оторваться от двери. Сейчас он подойдет к Сэмми, возьмет его и уйдет. И позовет на помощь. Чтобы кто-нибудь снял маму с потолка.

Хоть кто-нибудь…

В ушах зашумело, камень окутало сияние... Кажется, Дин упал.

А потом над ним появился папа, и у него было такое страшное лицо… Папа поднял его, впихнул в руки вопящий сверток и приказал:

– Хватай Сэмми и беги! Живо, на улицу, я сказал!

Очнулся Дин уже перед домом. Он не отрывал глаз от окон со знакомыми, теперь почти до конца сгоревшими занавесками. Вроде бы кто-то пытался забрать у него Сэмми. И вроде бы Дин его ударил, но сам не понял как. И больше к нему не приставали.

Так он и сидел, баюкая брата, пока тот не затих. Было холодно, даже несмотря на мантию, в которую Дин закутался. Мантию дала тетенька с добрым лицом, которую он уже видел, когда вместе с мамой ходил к це-ли-те-лям, чтобы те осмотрели Сэмми.

И наконец из дома вышел папа. Дин хотел, правда хотел подбежать к нему, но у него не было сил. Но папа сам подошел, и взял их обоих на руки, и прижимал к себе, и…

Если бы Дин не знал, что его папа самый сильный и храбрый, то мог бы поклясться, что папа плакал.

* * *

В Америке жить оказалось куда проще, чем в Англии. Никого не интересовало, сколько у тебя именитых предков и поддерживаешь ли ты честь семьи. А еще американские колдуны явно были не прочь пользоваться изобретениями магглов – подстроив их под себя, само собой.

Во всяком случае, Дин так думал, когда немного подрос, и отец перестал оставлять их с Сэмми у Миссури, старой приятельницей семейства Винчестеров и потомственной ясновидящей, не стесняющейся торговать своими способностями как среди магов, так и среди магглов. Миссури была мировой теткой, исподволь обучившей Дина бытовой магии едва ли не раньше, чем отец занялся его боевой подготовкой.

Собственно, из-за этого отец с Миссури и разругался. В чем-то Дин был с ним согласен, и только когда отец попытался пристроить к этому еще и Сэмми, впервые в жизни возразил.

– Сэмми еще маленький, – увещевал он, пока Сэмми увлеченно размахивал игрушечной волшебной палочкой над конструктором. – Он плохо себя контролирует, а ты хочешь научить его боевой магии?

– Что-то я не помню, чтобы ты был против, когда я учил тебя, – сказал отец, устало проводя ладонью по лицу. – И я сам решу, что лучше для Сэма! Не хватало еще, чтобы мой собственный сын мне перечил! Или ты хочешь, чтобы он не смог себя защитить, если кто-нибудь явится и…

Лицо отца внезапно исказилось, а Дин все пытался упихать подальше накатившие воспоминания. Колдомедики думали, что он слишком маленький и мало что запомнил…

Но Дин помнил все.

И маму со страшной раной на животе. И незнакомцев в серебряных масках. И ужасный жар, опаливший лицо, от которого волосы и брови скрутило тугими жгутами.

– Папа, пожалуйста… – Дин и сам не заметил, как начал позорно всхлипывать. – Пусть у Сэма будет нормальное детство…

…раз у самого Дина оно закончилось той кошмарной ночью.

– Прости.

Отец подошел к нему и порывисто прижал к себе.

– Пусть так. Но Сэму нужно быть готовым… Что, если этим займешься ты? – отец отстранился и пытливо заглянул Дину в лицо.

Не найдя в себе силы отказать, тот кивнул.

Так начался новый этап в их жизни.

Папа целыми днями пропадал на работе, Миссури заглядывала украдкой – убедиться, что с ними все в порядке, и принести что-нибудь вкусное: сам Дин, как ни старался, ничего сложнее яичницы и макарон не смог освоить как следует. Спасибо хоть овсянке Сэмми предпочитал хлопья в ярких упаковках.

По выходным отец гонял Дина на тренировках, устраивая такие дуэли, что к концу дня мальчик буквально валился с ног. А в будни Дин посвящал брата в заклинания, которые вдолбил в него отец.

И это была неплохая жизнь, совсем неплохая.

Даже когда Дин пошел в школу, и Сэмми пришлось отдать в детский сад, все было не так уж скверно: здания находились по соседству, и в перерывах между уроками Дин забегал в садик, чтобы проведать братца. К счастью, тот не особо скучал, увлеченный похожими на игру занятиями и новой палочкой – тоже игрушечной, но вполне способной на простые заклинания. Вроде бы они там даже зелья варили.

А уж когда Сэмми пошел в школу…

– Ты ботаник! – ржал Дин, перед тем как уйти во двор, глядя на вихрастую макушку брата, едва торчавшую из-за горы учебников.

И вот где-то в это время их почти-идиллия рухнула.

Летом, это случилось летом, когда Сэмми закончил первый класс, а Дин с горем пополам перешел в пятый – в отличие от Сэмми он не любил учиться всему подряд, запоминая только то, что интересно или может пригодиться.

Было воскресенье, они в кои-то веки собрались все вместе на кухне и завтракали: у Дина и Сэма по тарелке с хлопьями и сэндвичу и апельсиновый сок, у отца – кружка кофе, яичница с беконом и свежая газета.

В окно громко стукнуло. Сэмми от неожиданности подавился хлопьями, и пока Дин заботливо хлопал его по спине, отец успел принять почту и отправить сову обратно.

– Что там? – Дин с любопытством разглядывал штемпель, на котором рядом с местным штампом, сделанным обычными чернилами, красовался выдавленный на сургуче британский флаг.

– Пока не знаю, – задумчиво проговорил отец, разворачивая пергамент… и вдруг нахмурился.

Отчего-то от непонятного предчувствия у Дина засосало под ложечкой.

– Пап, ну скажи, – привычно заканючил Сэмми, позабыв про завтрак.

– Неважно. – Отец встал и яростно скомкал письмо. – Доели? Идите… поиграйте. На улице.

Он взмахнул палочкой, явно намереваясь уничтожить злополучное письмо, но в этот момент Дин заметил наверху пергамента собственное имя, написанное причудливой вязью.

– Эй, это мое письмо! – не удержавшись, воскликнул он – и тут же удостоился пронизывающего взгляда отца, от которого по спине пробежали мурашки размером с грифонов.

– Иди погуляй, Дин, – веско припечатал отец.

– Пап, а почему Дину нельзя видеть письмо? – как всегда вовремя вклинился Сэмми. – Там какой-то секрет, да?

Отец закрыл глаза, и Дина невольно окатило стыдом. Ну в самом деле, какая ему разница? Да и все равно – друзей в Англии у него нет, значит, и писать некому.

Но внезапно отец сдался.

– Это приглашение в Хогвартс. Тебе, Дин, предлагают поучиться в «лучшей школе чародейства и волшебства». Так-то.

– Я не поеду, – тут же ответил Дин, даже не успев толком осмыслить услышанное.

– Куда не поедешь? – продолжал сыпать вопросами Сэмми, крутя головой между папой и старшим братом. – Это далеко? А почему? Это тайная школа, как в комиксах про «Людей-Х»?

Тем временем отец все же положил пергамент на стол и принялся его разглаживать. Дин отложил ложку – все равно кусок в горло не лез, так нечего было себя насиловать.

– Мэ… твоя мама очень хотела, чтобы ты там учился, – сказал отец так тихо, что Дин едва его услышал.

И сразу будто весь воздух выбили из легких. Тема мамы была у них запретной. Даже вечный почемучка Сэмми быстро сообразил, что про нее лучше не спрашивать – хотя иногда, когда мелкий особенно хандрил или болел, Дин, переступая через себя, рассказывал ему, как мама любила Сэмми, как любила их обоих… и какие вкусные печенья она пекла.

– Мама? – звонкий голосок Сэмми прорезал скопившееся на кухне напряжение.

Отец выпрямился и забормотал, явно говоря сам с собой:

– Нет, это опасно… но она так этого хотела. Так хотела… – Он посмотрел на Дина и отрывисто бросил: – Ваша мать всегда мечтала, чтобы у ее сыновей были дипломы Хогвартса.

– Я не поеду, – упрямо повторил Дин.

– Не поедешь, – неожиданно легко согласился отец. – Один – уж точно. Поедем все вместе.

– Ура! – воскликнул Сэмми, со стуком роняя ложку в опустевшую под шумок тарелку. – Мы поедем!.. А куда, пап?

Отец не ответил. Он снова сгреб пергамент, но на этот раз не стал превращать его в тугой комок, а бережно понес в кабинет. Дин знал, что это значит: отец запрется там в компании «Джека», а когда выйдет, они все начнут собираться в Англию. И плевать отцу, что у Сэмми – да и у Дина тоже, если уж на то пошло, – здесь приятели, и школа, и дом…

При мысли о доме память снова ударила запахом гари и тоскливым плачем. Дин сглотнул и через силу улыбнулся Сэму:

– Мы поедем домой, братишка. На мамину родину.

* * *

Отец снял квартиру в Лондоне – и слава всем богам, потому что Дин просто не выдержал бы, если бы они вернулись в Наушвилль, где по-прежнему жили какие-то дальние родственники мамы, и им бы пришлось ходить мимо пепелища на месте собственного дома. К счастью, отец с этими родственниками не особо ладил и, кажется, даже не сообщил о своем возвращении.

Зато теперь к отцу часто заглядывали гости, старые друзья из аврората, в который тот успешно перевелся. Вроде Кингсли Шелбота, огромного, выше отца, чернокожего аврора, который в каждый визит непременно дарил Дину и Сэмми какие-нибудь занятные игрушки и безделушки, например, статуэтку эфиопского божка, призванную охранять сон, или лампу в виде клоуна, которая сама выключалась, если Сэмми долго засиживался за чтением.

В такие дни Дин, уложив брата, обычно прокрадывался к дверям гостиной и подслушивал разговоры взрослых. Было ужасно интересно – пока отец его не застукал и не устроил грандиозную взбучку. После этого на гостиную стали накладывать Заглушающие чары.

Но и без того жизнь у Дина стала куда насыщеннее. Нужно было помочь Сэмми устроиться в новую школу, потому что отца хватило только на то, чтобы поговорить с директрисой, а забота о покупке новых принадлежностей, как обычно, легла на плечи Дина. Впрочем, тот особо не возражал: многое в списке необходимого для учебы, выданного отцу на прощанье, оказалось чудным и старомодным, будто вышедшим из кино про средневековье. Например, перья. Дин очень рассчитывал, что поход по магазинам растормошит мелкого, впавшего в хандру еще до переезда. Когда улетучился первый энтузиазм, Сэмми вдруг осознал, что они едут в другую страну, а все его друзья останутся в Америке – вопреки всеобщему мнению, признававшему Дина компанейским парнем, по-настоящему близких приятелей он так и не завел, зато у тихого заучки Сэмми их было навалом.

Конечно, Дин хорошо знал своего младшего брата и изучил его повадки вдоль и поперек, но тот сумел его удивить, возведя слово «несносность» в абсолют. Так что да, Дин очень рассчитывал на поход по магазинам. Тем более что и ему было бы неплохо кое-что прикупить. И в первую очередь – палочку. Не то чтобы Дин их никогда в руках не держал – отец отдал ему одну из своих старых года через два после того, как они уехали в США: на всякий случай, – но ведь личная палочка это совсем другое дело.

Так что после первой же отцовской зарплаты они наведались на местную торговую улицу. И отец пошел с ними, побоявшись отпускать одних в огромном городе. Впрочем, Дин не возражал: если раньше папа уходил на работу рано утром, а возвращался ночью, то теперь он нередко пропадал на сутки и больше. А Сэмми по нему скучал, хоть и не признавался.

Дин тоже скучал, если честно, – но в этом он не признался бы и самому себе. Скучать – удел девчонок и маленьких, а он уже достаточно взрослый и серьезный, чтобы не только постоять за себя, но и вести себя как подобает настоящему мужчине.

Диковины начались уже с самой улицы, на которую они переместились. Как будто очутились посреди аттракциона в Диснейленде, передачу про который Дин как-то видел по телевизору – ничего общего с самыми что ни есть заурядными маг-улочками, на которых Дину приходилось бывать в Америке. Он знал, что англичане странные, но чтобы до такой степени… И все ходили в длиннющих неудобных мантиях, так непохожих на их с Сэмми привычные школьные, заканчивавшиеся на четыре дюйма выше колена, или на рабочую мантию отца, которую тот надевал только во время проверок из Канзасского Управления аврората. А уж чего стоили настоящие золотые и серебряные монеты наподобие тех, что выдали отцу, которыми здесь расплачивались за покупки! В Америке маги не стали заморачиваться собственной валютой и спокойно пользовались маггловскими долларами, а сам Дин смутно помнил, как ходил в магазины с мамой – в голове всплывали разве что образы прилавков с разноцветными конфетами и яркими игрушками.

– Ну что? – спросил отец, наскоро пробежав взглядом оба списка. – Сначала палочку, потом школьные принадлежности или наоборот? Или ты сам сходишь? – он посмотрел на Дина.

Во рту у того внезапно стало горько. Здравый смысл говорил, что разделиться будет разумнее и быстрее, а он, если уж такой взрослый, должен быть разумным и ответственным. Но ведь ему тоже хотелось провести время с папой… И эта, совсем детская часть, будто давившая на череп изнутри, выжимая из глаз слезы, которые Дин изо всех сил старался загнать обратно, в итоге победила.

– Сначала палочку, потом канцелярию и мантии, – ответил он.

Продавец в магазине палочек был странный. Не чудной, как все местные маги, а просто странный. Долго смотрел то на Дина, то на Сэмми, то на отца, беззвучно шевеля губами, потом как-то потусторонне улыбнулся и выложил на прилавок коробочку.

– Тебе подойдет, мальчик. Двенадцать дюймов, кедр и перо гиппогрифа – огромная сила и потрясающая верность. Ну и… – продавец подмигнул Дину, – некоторая самоуверенность.

Дин почувствовал, что краснеет.

Несколько минут спустя, когда они уже шли по улице, Дин то и дело украдкой поглаживал новую палочку, нашедшую пристанище в стареньких ножнах отца, переделанных под рост Дина, и замирал от восхищения, ощущая под пальцами тепло и мягкое покалывание, точно он касался не полированного дерева, а меха какого-то волшебного животного. Да, старые палочки отца ей и в подметки не годились…

* * *

Всамделишный паровоз красного цвета не произвел на Дина особого впечатления. Может, виной тому была царившая на платформе суета – а может, то, что он никогда прежде так надолго не расставался со своими близкими. С Сэмми. Дин покосился на брата: тот глазел на паровоз, открыв рот, и приплясывал на месте от возбуждения, едва не вырываясь из руки отца, крепко сжимавшей его ладошку. Похоже, его предстоящая разлука не сильно огорчала… или просто померкла под напором новых впечатлений. Но так даже лучше – если бы мелкий прямо тут разрыдался, Дин бы на все плюнул и никуда не поехал.

Паровоз дал первый предупредительный гудок.

– Ну все, сынок, тебе пора. А то все места займут.

Отец поставил его сундук – сундук, вы подумайте! – на пол тамбура и развернулся. Дин протянул руку, ожидая солидного рукопожатия, но вместо этого отец схватил его за плечи и прижал к себе в коротком… и столь редком в последнее время объятии. Дин вдохнул знакомый запах отцовской куртки, внезапно осознавая, насколько ему будет этого не хватать, и нехотя отстранился.

– Не давай там никому спуску. Покажи, чего стоят Винчестеры, – напутствовал его отец.

– Есть, сэр! – Дин вытянулся в струнку и шутливо отдал честь. Отец нахмурился на это, как он говорил, «фиглярство», но его глаза смеялись. И смотрели так ласково-тревожно, что Дин не выдержал и поспешил склониться к Сэмми.

Зря он это сделал.

Потому что глаза младшего неотвратимо наполнялись слезами.

– Эй, ты чего? Я же приеду… на рождественские каникулы, и потом… И буду писать каждый день.

– Обещаешь? – Сэмми шмыгнул и утерся рукавом.

– Обещаю. – Дин обхватил его обеими руками, притиснул к себе, гладя по спине (что-то мелкий и впрямь мелкий и такой худой… и наверняка будет забывать поесть, а отец следить не будет) и слушая быстро-быстро колотящееся сердце. Он широко распахнул глаза, отчаянно надеясь, что это высушит его собственные слезы, и никто не увидит… но в конце концов сдался и уткнулся лицом в мягкие волосы брата.

Безумно хотелось продлить этот миг навечно, но осенний воздух разорвал второй гудок, напоминая о неумолимо приближающемся расставании. Дин послал к черту все мысли о принципах и девчачьих нежностях и неловко поцеловал Сэмми в висок.

– Не скучай без меня, слышишь, – прошептал он. – И не забывай есть, а то вырастешь карликом.

– Карлики не растут, глупый, – ответил Сэмми голосом, в котором улыбка мешалась со слезами.

– Дин… – позвал отец.

Дин выпрямился и поднялся в вагон. Не надо оборачиваться, уговаривал он себя, возьми сундук и иди. Но это было так тяжело, что почти невыносимо, и сундук весил, как слон, и больно стукал по ногам острыми углами. Чудом отыскав незанятое купе, он все же не выдержал и выглянул в окно.

Отец стоял, засунув руки в карманы, и толпа провожающих обтекала его, точно быстрая река – мрачный утес. Его – и Сэмми, который махал так яростно, что пару раз стукнул кого-то.

Дин улыбнулся и помахал в ответ.

Раздался третий гудок, и поезд тронулся.

– Эй, тут не занято?

Дин обернулся. В дверях стояли двое мальчишек примерно его возраста, огненно-рыжих и таких одинаковых, что он сперва решил, что это у него в глазах двоится.

– Свободно, – ответил он, не видя причин занимать целое купе в одиночку. Да и знакомства было бы неплохо наладить: судя по тому, что Дин прочитал об этом Хогвартсе, без помощи и советов ему не обойтись. Ну, хотя бы первое время. – Я Дин Винчестер.

– Фред и Джордж Уизли, – представился в ответ один из близнецов. – Ты ведь новенький, да?

– Мы бы запомнили такую сложную фамилию, – подхватил второй.

Дин пожал плечами:

– Не сложнее, чем Дамблдор, если посмотреть. Помочь закинуть багаж?

– Нет, мы сами. Но спасибо, – сказал первый и протиснулся в купе, волоча за собой сундук по полу. – Ты не спросишь, кто из нас кто?

Дин снова пожал плечами:

– Зачем? Вы сейчас все равно вдвоем, и разговариваю я с обоими.

Фред и Джордж переглянулись – и расхохотались.

– А ты свой парень, Дин.

В следующий час Дин узнал о школе, где ему предстояло провести ближайший год – а, возможно, и все семь, – гораздо больше, чем почерпнул из книг. Близнецы учились на втором курсе и, кажется, изучили Хогвартс вдоль и поперек. Дин внимательно слушал, запоминая имена и фамилии учителей и прикидывая, от кого лучше держаться подальше, с кем поддерживать хорошие отношения, а на кого попросту забить. В его голове утрамбовывались, мелькая цветным калейдоскопом, сведения о факультетах, кабинетах, двигающих лестницах – мелкому бы понравилось, – башнях и подземельях. Об учениках и старостах («Наш брат Перси сейчас на четвертом курсе, и будь уверен, в следующем году он станет старостой, так что не стоит доводить его… хотя бы поначалу, – и не строй из себя оскорбленную невинность, мы сразу тебя раскусили»), а главное – о шалостях самих близнецов. Услышав о проклятии на должности учителя Защиты, Дин не особо расстроился. Все равно никакой учитель не смог бы сравниться с папой.

Чуть позже к ним присоединился приятель близнецов Ли Джордан, и рассказы о «великих деяниях» вышли на новый виток.

Когда же все трое иссякли, Дин в свою очередь поделился с ними историями из своей богатой школьной биографии, отчего те пришли в полный восторг и буквально забросали его вопросами о магической Америке. Дин припомнил еще несколько красочных баек, щедро приправив их подслушанными в разговорах авроров случаями – подстроив их под американский колорит, само собой.

И, само собой, он ни словом не обмолвился ни про маму, ни про то, что они с братом родились здесь, в Англии. Отец всегда учил его, что любая информация может стать оружием, если применить ее в правильном месте в правильное время. А Дин не собирался никому давать в руки такое страшное оружие против себя.

На перроне Уизли и Джордан с Дином распрощались: их ждали кареты, запряженные фестралами (когда Дин в свое время узнал, что далеко не все могут их видеть, то не был уверен, что подобным преимуществом стоит гордиться; ну хотя бы Сэмми их не видел, а значит, не помнил, что случилось в ту ночь, когда погибла мама), а его вместе с другими первокурсниками повели на причал. И как бы Дин не был скептично настроен по поводу всех этих бесчисленных традиций, путешествие по темным водам озера под темным небом, лодки и факелы, а главное – величественный замок с яркими пятнами окон, все четче и выше проступающий сквозь вечерние сумерки – было необыкновенным, потрясающим впечатлением.

Дин уже предвкушал, как в красках распишет все мелкому, когда их привели в главный зал и начали по очереди приглашать к Распределительной Шляпе. Ритуал выглядел глуповато, и в обычной ситуации Дин бы ни за какие коврижки не согласился напялить эту штуку на глазах у целой толпы, но раз он был не единственным, кого подвергли этой унизительной процедуре, то и ладно.

– Хмм… – пробормотал голос у него в голове, когда Шляпа очутилась у него на голове. – Может, Слизерин, молодой человек? У тебя богатый потенциал…

Дин посмотрел на стол под серебристо-зелеными знаменами и решил, что его физиономия не будет смотреться среди этих постных и высокомерных рож. И наверняка придется подраться с половиной факультета, потому что, можно поспорить, каждый сочтет своим долгом пройтись по американской части его родословной.

– Ну и ладно, – не стала настаивать Шляпа. – Тогда ступай в Гриффиндор.

* * *

Глупо, но в первую неделю Дин мучился бессонницей. Хотя, казалось бы, делить спальню с кем-то еще должно было, наоборот, помочь привыкнуть. Но увы. Пока остальные сопели в две дырки, он лежал и пялился в потолок, потому что среди общего хора не слышал знакомого тихого дыхания. Правда, потом это быстро прошло: устав от учебы и убегавшись за день по многочисленным коридорам, Дин стал отрубаться, едва коснувшись головой подушки, и дрых, как сурок, едва успевая на завтрак.

Близнецы про него не забыли: раза три попытались подшутить, причем один раз у них почти получилось; Дин ответил им тем же, и Фред с Джорджем окончательно признали его «своим парнем», как метко заметил один из них.

И Хогвартс содрогнулся. Двое Уизли и без того наводили шороху, а когда приколистов стало трое… Только опасение, что Макгонагалл не выдержит и напишет его отцу, удерживало Дина от особо опасных авантюр, которые предлагали близнецы.

Лишь две вещи омрачали существование Дина в этой школе (ладно, таких вещей было чуть больше, но эти были самые поганые): отсутствие Сэмми и полеты. И если первое хоть как-то скрадывалось письмами, которые Дин строчил ежедневно – и ежедневно же получал ответы, то второе было полным отстоем. Дин никогда не показывал, но каждый раз, когда его ноги отрывались от твердой поверхности, а земля стремительно улетала вниз, у него внутри что-то обрывалось. Попросить у медсестры отвод от занятий было слишком позорно, и единственное, что мог придумать Дин – это побыстрее сдать все нормативы и освободиться, чтобы если и не свалить совсем с урока, то хотя бы оставаться внизу, пока остальные разучивали весь этот «пилотаж». Даже со стороны смотреть на это было… неприятно. Поэтому когда мадам Хуч заикнулась о том, что неплохо бы ему в следующем году попробовать себя в квиддиче, Дин отказался с такой горячностью, что оставил бедную женщину в полном шоке: та всерьез думала, что ему нравится летать на метле.

Все было неплохо вплоть до конца ноября, когда в письмах Сэмми стало проскальзывать нечто тревожное. Нет, на первый взгляд они ничем не отличались от предыдущих, но Дин печенкой чуял – что-то здесь не так. И потому, когда в очередном письме Сэмми как бы невзначай поинтересовался заклинанием, позволяющим незаметно подставить кому-нибудь подножку – типа он собрался подшутить над одноклассником, – Дин сразу понял: его брата обижают в школе. А его нет рядом, чтобы вмешаться и надрать этим уродам задницы.

Решение созрело мгновенно.

– Что ты собрался сделать?! – возопил Фред, когда Дин, предусмотрительно затащив близнецов в обыкновенно пустующий коридор на втором этаже, изложил им свой план.

– Сбежать из Хогвартса. Мой младший брат в беде, так что… – Дин пожал плечами.

– Ты чокнутый, – с восхищением сказал Джордж – ну, во всяком случае Дин так думал. Обычно первым всегда говорил Фред, а Джордж подхватывал, и вряд ли нынешний случай был исключением.

– Так вы поможете или нет? – Дин вопросительно посмотрел на близнецов.

Те переглянулись.

– Спрашиваешь! Конечно! – Фред хлопнул его по плечу, вытащил из кармана своей мантии потрепанный пергамент, коснулся его палочкой и пробормотал: – Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!

На пергаменте проступила… карта. Троица склонилась над ней, едва не стукнувшись головами.

– Вот, смотри, что у нас есть. – Джордж провел пальцем по нескольким линиям. – Тут обозначены все выходы из Хогвартса. Этот, за статуей горбатой ведьмы, тебе вполне подойдет. Когда думаешь удрать? После отбоя?

– После отбоя глупо, – возразил Дин, – есть риск нарваться на дежурного преподавателя. Пойду сразу после уроков. Заодно будет больше шансов добраться до Лондона засветло.

– Мы тебя прикроем, – пообещал Фред. – Шалость удалась! – и он поспешно спрятал пергамент обратно в карман.

И шалость, определенно, удалась.

Правда, до Лондона Дин добрался только к утру, но это было и на руку – так он мог попасть в школу Сэмми прямо к началу занятий.

Достаточно было одного взгляда на школьный двор, чтобы понять, кто тут заправилы. Двое парней – на вид лет девяти-десяти и довольно внушительной комплекции – лениво перекидывали друг дружке школьную сумку, а между ними, как собачонка, метался мальчик – ровесник Сэмми. Дин мысленно поблагодарил небеса, что это был не сам Сэмми, иначе бы он кого-нибудь покалечил. Выждав подходящий момент, Дин прицельно метнул два подряд Ступерфая и вразвалочку подошел к растерянному мальчику, стоявшему между двумя придурками, свалившимися кулями на землю. Один из них упал ничком и, кажется, разбил себе нос. Дин позволил себе пару секунд мстительно порадоваться, а потом носком ботинка перевернул того набок, чтобы не задохнулся.

– Ого! Это ты сделал? – мальчик смотрел на Дина широко распахнутыми глазами.

Дин приосанился.

– Я. – Он наклонился и поднял сумку. – Твоя?

Мальчик неуверенно протянул руку, словно боялся, что Дин тоже начнет издеваться.

– Слушай, ты случайно не знаешь, где может быть Сэм Винчестер? – спросил Дин, отдавая сумку.

Мальчик пожал плечами:

– В библиотеке вроде бы. Он хотел что-то проверить для Зельеварения.

– Узнаю своего братца, – рассмеялся Дин. – Ну спасибо, парень. Беги, а то на уроки опоздаешь.

Он хотел было разукрасить физиономии придурков чернилами или написать что-нибудь обидное, но решил не тратить зря время, поэтому просто наклонился к ним и, выразительно покачивая палочкой, предупредил:

– Услышу еще раз, что обижаете маленьких – побрею налысо. Да так, что на всю жизнь останетесь похожими на шары для гадания.

Затеряться в толпе школьников оказалось несложно – Дин не настолько вырос за последний год, чтобы выделяться. Да и библиотека оказалась именно там, где он предполагал.

Сэмми обнаружился в дальнем углу: покусывая кончик пера, он быстро-быстро листал какую-то книгу, время от времени останавливаясь и делая пометки в тетради.

– Эй, мелкий, – позвал Дин, немного полюбовавшись этой картиной.

Сэмми вскинул голову, и его лицо озарилось радостью пополам с удивлением.

– Дин!

– Чшш, мы же в библиотеке, забыл? – Дин подошел к брату и крепко обнял.

– Ты откуда… ты почему здесь? Тебя выгнали? – с тревогой спросил Сэмми, отстраняясь.

Дин покачал головой:

– Сам ушел. Решил вот тебя проведать. Заодно поговорил кое с кем, – добавил он, прислушиваясь к доносящимся снаружи крикам – очевидно, кто-то из учителей нашел окаменевших хулиганов.

Видимо, Сэмми тоже это услышал.

– Ты побил Дирка и Зака?

– Не побил, а немного поучил уму-разуму, – поправил его Дин, с шутливой наставительностью подняв палец.

Прозвенел звонок.

– Ой! – Сэмми спохватился и принялся запихивать в сумку тетради и учебники. Затем вдруг остановился. – А теперь ты вернешься обратно, да?

– Это вряд ли. – Дин не сумел сдержать вздох. – Там наверняка уже обнаружили пропажу. Перед тем как прийти сюда, я отправил отцу сову, что буду дома. Пусть думает, что я просто решил поразвлечься.

– Дин… – Сэмми в испуге округлил глаза. – Да он… он же тебя убьет.

– Не убьет, – отмахнулся Дин с притворной беспечностью. – Взбучку устроит, это да, ну так не впервой. Подумаешь!

Сэмми не то шмыгнул, не то всхлипнул – да что ж такое, вечно у мелкого чуть что – глаза на мокром месте! – и снова прижался к Дину.

– И ты это… из-за меня… ради меня?..

– Ну ты чего, чего ты, – Дин неловко погладил его по голове. – Это же моя работа – присматривать за противным младшим братишкой. Все будет нормально, я все улажу.

– Нет! – Сэмми решительно подхватил сумку. – Я пойду с тобой и все объясню папе. Пусть наказывает обоих.

– И пропустишь уроки? – наигранно поразился Дин. – Кто ты и что сделал с моим братом? Нет, Сэмми, иди-ка ты на занятия.

– Ни за что!

Во взгляде Сэмми читалось так хорошо знакомое Дину упрямство, и становилось ясно, что ни переубедить, ни заставить его не удастся.

– Ладно, – вздохнул Дин, сдаваясь. – Идем вместе.


И Сэмми оказался прав. Конечно, отец ругался и закатил им обоим знатную головомойку – но совсем не такую грандиозную, как мог бы. Сэмми с такой горячностью защищал брата, что Дин и сам почти уверился, что он – супергерой. Все кончилось тем, что Дин вернулся в Хогвартс через камин, прямиком под суровые очи профессора Макгонагалл, которая сняла с него – и собственного факультета – немыслимую сотню баллов, отправив Гриффиндор в глубокий минус.

Но Дину было глубоко начхать и на баллы, и на честь факультета, и даже на то, что на него стали недобро поглядывать другие ученики… хотя близнецы были с ним солидарны и вообще – ведь он провернул такую шалость, будучи всего лишь первокурсником! Потому что вскоре после Рождества Сэмми написал ему, что они переезжают в Хогсмид – отец перевелся в местное отделение аврората.

Видимо, на случай, если Дину снова придет в голову сбежать: пусть, мол, хоть не до Лондона мотается, а поближе.

Само собой, Дин не рискнул больше повторять фокус с побегом. Но пусть ему по-прежнему приходилось довольствоваться ежедневными письмами, отчего-то осознание того, что Сэмми совсем рядом, буквально под боком, сделало ожидание пасхальных, а потом и летних каникул гораздо легче.

Ну а баллы – дело наживное.

* * *

Второй год ознаменовался эпохальным событием: в Хогвартс должен был поступить Гарри Поттер. Ну, это кому как оно было эпохальным – лично Дин сильно сомневался, что маленький ребенок мог убить Волдеморта, – скорее всего, тот сам себя погубил. С другой стороны, Дин и сам был немногим старше, когда… Стихийная магия, она такая штука, которую нельзя сбрасывать со счетов. Так что всеобщего надрывного восторга Дин не разделял, но и совсем уж пройти мимо не мог. И честно признавал, что ему интересно.

Правда, позже, когда Гарри попал в Гиффиндор и выяснилось, что он успел подружиться с Роном, младшим братом близнецов (и Перси, но это, скорее, можно было отнести в минус, особенно, учитывая, что тот действительно получил значок старосты), Дин все же познакомился с ним поближе. И чем-то этот мальчишка напомнил его самого: то ли тем, что так же не жаловал всеобщее внимание, то ли тем, что Хогвартс оказался ему в новинку – и куда большую, нежели для Дина, выросшего в магической среде, пусть и заметно отличавшейся от местной. А может, пережитой в глубоком детстве трагедией. И потому, в отсутствие Сэмми, Дин присоединился к близнецам, взявшим над Гарри незаметное, но постоянное шефство.

А уж когда в школе начали происходить странные события, Дин и вовсе начал повторять вдолбленные отцом основы боевой магии. И, как оказалось, не зря. Разгуливавшего по Хогвартсу тролля никак нельзя было отнести к нелепой случайности, и Дин подозревал, что собака зарыта именно в том, что теперь среди них учится Мальчик-Который-Выжил.

К сожалению, сила, вложенная в заклинание, никак не зависит от того, насколько ты подкован в пресловутой боевой магии. Особенно если у противника каменная шкура. Так что Дин искренне аплодировал и безумному броску Гарри, и ловкому трюку Рона с дубинкой. Но, как и любое доброе дело, его участие в поимке тролля не осталось безнаказанным. И нет, дело было отнюдь не в Макгонагалл (которая, к слову, даже не сняла с него баллы). Когда они вчетвером сидели перед камином, терпеливо дожидаясь, пока просохнет одежда, на Дина насела Гермиона.

– Ты применил заклинание, которое мы будем проходить только на седьмом курсе, – заявила она, вперив в него поистине инквизиторский взгляд.

Дин пожал плечами:

– У меня папа аврор.

Но Гермиона лишь недоверчиво сощурилась.

– У многих отцы авроры, но никто из них не учит детей такому.

Дин развел было руками, но остановил жест на полпути, подхватывая сползший плед.

– В нашей семье так принято. Это еще с дедушки Кэмпбелла повелось, – попытался он отбрехаться. Не станешь же рассказывать всем, как отец, несмотря на переезд, каждую минуту ожидал нападения и трясся над младшим сыном, боясь, как бы Пожиратели не достали его и в Америке, чтобы закончить ритуал.

– Твой дедушка – Сэмюэль Кэмпбелл? Легендарный аврор? – поразился Рон.

– Угу.

Разговор незаметно перешел на авроров, и Дин, счастливый, что удалось свернуть со скользкой темы, принялся на бис повторять байки, которые травил близнецам. Однако до конца вечера ловил на себе пристальные взгляды Гермионы. Та явно порывалась продолжить «допрос», но молчала.

И Дину отчего-то казалось, что теперь она от него не отстанет, пока не выяснит всю правду.


В третий и четвертый год странности продолжились – и все они так или иначе были связаны с Гарри Поттером. Но если загадочное чудовище, на поверку оказавшееся василиском, было просто опасно, то беглец из Азкабана заставил Дина вспомнить и прочих узников этой тюрьмы. И он почти мечтал о том, чтобы вместо Сириуса Блэка сбежала Беллатрикс Лейстрендж. О нет, сам Дин не собирался за ней охотиться, он прекрасно понимал, что не школьнику тягаться с могущественной и опасной волшебницей. Зато в таком случае у авроров были бы развязаны руки, и отец вполне мог бы прикончить ее при задержании. Не то чтобы Дин всерьез хотел, чтобы тому в самом деле пришлось столкнуться в бою с этой тварью, но…

Самое главное, что после всех этих событий отец начал сомневаться в том, что Сэмми стоит отправлять учиться в Хогвартс. Дин заподозрил неладное, когда увидел на его столе буклеты из Салемской школы. Потом наступил август, и Сэмми пришло письмо со списком – а отец даже не подумал сводить их за покупками к новому учебному году.

– Пап, ты ничего не хочешь мне сказать? – прямо спросил он, улучив момент, когда отец сидел в кабинете, а Сэмми играл в их комнате.

Отец одарил его тяжелым взглядом:

– Ничего такого, что тебе следовало бы знать.

– А как насчет этого? – Дин положил на стол буклет с таким чувством, будто они сейчас играют в покер, а он только что выложил туза.

– Это… – отец задумчиво постучал пальцем по губе. – Это не твое дело.

Дин задохнулся:

– Ты хочешь, чтобы Сэмми учился в Америке, и это не мое дело?

– Поскольку это касается только Сэма – не твое! – отрезал отец. – Я говорил со своей троюродной сестрой Эллен, она как раз живет в Салеме, и она согласна присмотреть за Сэмом. Ты, раз уж осталось всего три года, доучишься здесь. Точка.

– Папочка, не отправляй меня в Америку! – все-таки подслушивавший под дверью Сэмми с ревом ворвался в кабинет и уткнулся отцу в живот. – Я не хочу оди-ин, без Ди-ина! – заныл он, как какой-нибудь шестилетка.

Отец невнятно выругался. Дин знал: если тот чего и не выносил – так это слез мелкого.

И точно.

– Я еще ничего не решил, – тут же пошел на попятный отец. – Но, Сэмми, сам подумай: в Хогвартсе может быть опасно.

– А меня Дин защитит, – уверенно заявил Сэмми. – Правда ведь, Дин?

Дважды Дина просить было не нужно, и он закивал, как китайский болванчик.

– Ну что ж… – Отец пристально на него посмотрел, – я могу, пожалуй, отпустить Сэма в Хогвартс. Но с условиями. Во-первых, никаких жалоб от преподавателей – на вас обоих, учтите. Во-вторых, ты, Дин, не спускаешь с него глаз. Никогда. Нарушите хоть одно из условий – и Сэм уезжает в Салем. Ясно?

У Дина от облегчения едва ноги не подкосились. Он закивал еще яростнее.

Да, избежать жалоб будет непросто, но он постарается изо всех сил. Жаль, конечно, что придется обойтись без обычных проказ с близнецами, но… а, подумаешь! Ну а второе условие отец мог бы и не озвучивать – Дин попросту не мог себе представить ситуацию, в которой он не стал бы приглядывать за Сэмми.

– Да! – слезы у мелкого высохли с такой скоростью, что впору было подумать на стихийную магию, которую тот демонстрировал с завидным постоянством – особенно когда находился в эмоциональном раздрае. – Так мы пойдем в Косой переулок?

Отец потер лоб, словно пытался скрыть смущение от того, что так легко сдался.

– Пойдем.

Дин только усмехнулся про себя: похоже, его братец растет настоящим манипулятором.

И потом, шагая бок о бок с абсолютно счастливым Сэмми, который с гордостью рассматривал свою палочку (одиннадцать дюймов, кипарис и сердечная жила дракона – самоотверженность, терпимость и благородство… и немного властолюбия), Дин не сомневался, что ради брата из кожи вон вылезет, но будет паинькой.

* * *

– Точно не хочешь присоединиться? У нас и на твою долю хватит, – спросил Фред, придирчиво рассматривая на свет зелье старения.

– Неа. – Дин отвлекся от завязывания мешочков с травами – он помогал Джорджу и Ли убирать остатки ингредиентов. – Дурацкая затея с этим Тремудрым Турниром. К тому же я обещал отцу, что не буду ввязываться в неприятности.

Джордж покосился на него с недоверием.

– И с каких пор ты стал послушным мальчиком?

– С этого года, – отрезал Дин, не вдаваясь в подробности.

– То-то я гляжу, ты почти перестал с нами общаться… – в голосе Фреда звучала настолько явная обида, что Дин не выдержал:

– Да я бы с радостью! Но если меня на чем-нибудь заметут – вот хоть поймают после отбоя, – то секунды не пройдет, как мой брат будет на полпути в Салем!

Вот зараза! И нет, Дин не стеснялся столь открыто проявлять привязанность к Сэмми. Хотят насмехаться – и пусть. Не его дело, что у других так не принято, и те же близнецы могли очень зло подшучивать над своими братьями. Дину, конечно, тоже случалось подколоть Сэмми, но в меру. Наверное, очередная национальная черта.

Но, вопреки его ожиданиям, ни Фред, ни Джордж смеяться не стали. Наоборот: теперь они смотрели чуть ли не с сочувствием. Еще бы – добровольно отказаться от развлечений, лишь бы не разлучаться с братом! Дин подумал, что по их меркам это сродни подвигу.

– Фигня, – махнул рукой Дин. – Годик потерплю, а потом отец поймет, что ничего опасного для Сэма тут нет, и расслабится.

Наконец все компоненты были собраны, и они вышли из потайного коридора. Здесь они разделились: близнецы с Джорданом направились в башню Гриффиндора, чтобы убрать вещи, а Дин пошел к Кубку, где он оставил Сэмми и где, должно быть, уже собралась куча народу – поглазеть, как смельчаки будут бросать в Кубок свои имена.

Сэмми обнаружился возле Гермионы. Сидел, как и она, по уши в какой-то книге – наверняка заумной, – и выглядел так, словно был ее родным братом, а вовсе не Дина. Дин невольно улыбнулся. К Гермионе он не ревновал, понимая, что интерес к учебе – далеко не все, и то, что Сэмми с первого дня в Хогвартсе буквально прилип к «Гриффиндорской заучке», скорее, играет им обоим на руку. Братишка получил возможность вести научные споры с той, кто понимает, о чем он, а Дин избавился от попыток Гермионы вызнать прошлое их семьи.

– Ни минуты без строчки? – хмыкнул он, усаживаясь рядом с братом на широкий подоконник. – А если перестать моргать, то можно выкроить еще лишних два часа.

– Не два, а четыре целых и четыре в периоде, – педантично поправила Гермиона. – А где ты потерял Фреда и Джорджа?

– Скоро явятся, – туманно пообещал Дин. – Гермиона, почему ты с такими мозгами не попала в Рейвенкло?

Гермиона слегка покраснела:

– Шляпа мне предлагала, но я отказалась.

– Ух ты! – Сэмми аж подпрыгнул. – Мне тоже!

Дин испытующе поглядел на брата.

– Дай-ка угадаю, – протянул он. – Ты ее переубедил.

Теперь настал Сэму черед заливаться краской.

– Я пригрозил оборвать ей поля, если она не отправит меня к тебе.

Гермиона, прикрывшись книжкой, затряслась от беззвучного смеха, да и у самого Дина губы помимо воли раздвинулись в улыбке.

– Вот это мой парень, – сказал он, шутливо взъерошивая Сэмми волосы.

Тот пригнулся и вывернулся из-под руки.

– Отстань!

– Говорят, дурмстрангцы уже все побросали пергаменты с именем, – сообщил возникший как из-под земли Рон. – А наших пока никого не было.

– Уверен, что ночью кто-то наверняка бросил, – предположил подошедший следом Гарри. – Я бы так и сделал. Неприятно, когда в такую минуту на тебя смотрят. Вдруг Кубок тут же плюнет тебе в лицо твое имя.

Дин в который уже раз подивился несоответствию популярности Поттера и его нелюбви к любому проявлению публичности, но тут, прервав его мысли, позади кто-то хохотнул.

Близнецы и Ли Джордан бежали по лестнице вниз, и вид у всех троих был вдохновенный.

Дин приготовился наблюдать: неважно, получится у них или нет – в любом случае зрелище обещало быть незабываемым. И он не ошибся – таких густых бород, какие выросли у братьев Уизли, он ни у кого еще не видел. Пожалуй, даже у Дамблдора была поменьше.


Продолжение в комментариях

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, ГП и все-все-все, Важнейшее из искусств, СПН

---

Нынче у мультифандома сразу две знаменательные даты:
17-я годовщина Битвы за Хогвартс

и день рождения Сэма Винчестера.

Короче, все еще живы и эта музыка будет вечной.

По этому поводу я убью всех зайцев сразу и выложу кроссовер СПН и ГП (как удачно, что я его написала, хехе).

@темы: Моя трава, Размышлизьмы, ГП и все-все-все, Важнейшее из искусств, СПН, События

---

А вот и обещанное масло... то бишь Инсепшен)))

А еще у фильма юбилей, и это надо отметить.

<a href="http://fk-2o15.diary.ru/p203979407.htm"><img src="http://ipic.su/img/img7/fs/Bez-imeni-1.1430512666.png"></a>

@темы: ФБ, Inception, Картинки, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, События, Увлечения

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Всю ночь перечитывал пейджер - много думал

Какой-то я неправильный фанат СПН. Неправоверный.
Ангельскую линию не проматываю, куски с Метатроном вполне зашли (классно играет чувак, кстати-то, чем-то напоминает актрису, которая воплотила Амбридж - так хорошо справилась, что даже мой мушш хотел ее уебать, хотя вообще он к ГП равнодушен и женщин бить не приучен).
И непонятно мне, чего все взъелись на эту несчастную собаку, которую сбил Сэм. Я по наивности (или дурости) полагала, что это всего лишь забавный мэм, интересный лишь в том контексте, что его в одном ряду со своим превращением в демона и прочими радостями их с Сэмом повседневной жизни упомянул Дин, когда пересказывал девочке "неизданный шедевр Чака".
А аноны прям ее сожрать готовы.))) Подозреваю, что не в последнюю очередь из-за ее упоминания я (ну, или автор описания сезонов в визитке ЗФБ) стала и каской, и ненавистницей сериала и братьев.
Но ваще я зритель и фанат довольно толерантный и всеядный - что показали, то мне и нормально (в основном). И по поводу "неискала", и по поводу "не будем братьями", которые я более чем допускаю (раз уж нам их показали), у меня есть и мнение и объяснение.
Надо будет как-нибудь написать, что ли... А то что я за фанат - да без фанатских рассуждений?

@темы: Моя трава, Размышлизьмы, СПН

---

И снова все те же все там же...

Вот моя первая команда - неизменно))

<div align="center"><a href="http://fk-2o15.diary.ru/p203965029.htm"><img src="http://storage4.static.itmages.ru/i/15/0405/h_1428260327_5679146_1099efec30.png"></a></div>

Инсепшен будет позже.
А если пойдет СПН - я ведь запишусь же...

@темы: ФБ, Моя трава, Картинки, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, События

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ой, где был я вчера (с)

Или "Не помогут ни врачи, ни санитары..." То бишь немного угара этим очень ранним утром в рамках обязательной фанатской программы.
Не, на самом деле я малек опухла редактировать "Незримого гения", в котором автор !внезапно!111расрас в 2011 году чото дофигища приписала в начале. И поэтому я в ндцатый уже раз принялась сочинять плотбанни по СПН с ОЖП, как я это делаю всегда в каждом новом фандоме и о чем все давно знают (ну, в действительности никто нихера не знает, потому что я это ни разу не записывала ни в одном фандоме, кроме того же Призрака Оперы, и это все вылилось в "Измененную реальность", что само по себе хорошо, но на записанное чото как-то не дрочится... Ффух, высказалась о наболевшем ).
Короче... Нет, Каточка, это не то плотбанни про нефилима, и о том, что на самом деле Дин делал в Аду 40 лет, и почему Кроули так неровно к нему дышит, которое мы с тобой накурили о прошлом разе. Нет, я не Байрон, я другой... Блин, почему у меня даже с ОЖП вся романтика ограничивается девизом "я за тебя умру" и парой поцелуев? Я ненастоящий сварщик, бля буду.
Еще раз - короче. Пытаясь отвлечься от редактирования, пошла помыть посуду, тут меня и шибанула сценкой. Вкратце предыстория: в компанию к Винчестерам затесалась охотница (как она затесалась... ну вот Чарли как-то затесалась и ага). А она на самом деле демон - не в смысле одержимая, а в смысле изначально (то есть одержимая, конечно, но не так что была охотница и вдруг в нее подселился демон, а изначально была и охотницей, и демоном - и тут должна была быть длинная и грустная предыстория с дофига отсылками к библии, но мне лень расписывать, тем более что для сценки это неважно). Как ее так долго не запалили - ну, смею надеяться, что любого нормального демона с интеллектом выше табуретки фиг так запросто запалишь. Тут тебе и символы против экзорцизма, которые ради надежности вырезаны не на коже, а на мышцах под кожей, чтобы ни одна зараза не попортила, и обновляются раз в несколько лет. Ну и, допустим, фишка с кровью не настолько большой секрет - а штука действенная, как нам красочно продемонстрировал демон!Дин.
И вот как-то вся правда открылась в какой-нибудь ургентной ситуации, некрасивое объяснение, все так тревожно и ваще, в бункере обстановка накаленная по этому поводу. Демонша договаривает до точки и, кривясь и хромая, утопывает в кухню - стакан типа помыть. Винчестеры сидят и переглядываются. Через минуту из кухни раздается вопль: "Бляяяя! Ну вот чозанафиг! Стоило буквально на секундочку прилечь в кому, шоб отдохнуть (да, Каточка, я знаю, что это реплика дядипитера), и уже развели тут, ироды..." И тихий смех. Будет ли он смех облегчения от Винчестеров (типа хоть что-то остается неизменным в этом говенном мире) или ехидный закадровый от зрителей (фейспалмящих из-за общей пиздецовости сюжета и убогости автора) - на усмотрение читателя.
Спасибо, я кончил.
Но все-таки... чо за херня лезет в голову, когда моешь посуду...

@настроение: даже жаль, что нет темы "хуйня какая-то"...

@темы: Моя трава, Мемуары Сивой К, Муки творчества, Важнейшее из искусств, СПН

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Детка и Румпельштильцхен" - макси с ЗФБ-2015 (СПН, 2 левел)

Название: Детка и Румпельштильцхен
Автор:  +Lupa+
Бета:  Bianca Neve
Размер: макси, 18 305 слов
Пейринг/Персонажи: Дин/человек!Импала, Сэм, немного Бобби, различные ОЖП и ОМП
Категория: джен, гет
Жанр: кейс-фик, романс, экшн, немного ангста и юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: В Нэшвилле пропадают дети, у Детки стучит подвеска, а Детройт умирает.
Примечание/Предупреждения: таймлайн – 2 сезон, вскоре после s02e11 (но Винчестеры уже знают про ведьмовские мешочки); немного обсценной лексики, обоснуй местами прихрамывает


Капли дождя со стуком врезались в ветровое стекло и тут же уносились прочь, сброшенные неумолимо работающими дворниками. Дину чудилось, что дворники двигаются с некоторым… раздражением, точно Детка была на него в обиде.

И неспроста.

Колесо ухнуло в незаметную на мокром асфальте выбоину, и машину ощутимо тряхнуло. Задняя подвеска снова отозвалась стуком, дворники слегка подпрыгнули, и по стеклу прямо перед Дином медленно скатилась крупная капля. Будто Импала плачет от боли.

Тряхнув головой, чтобы прогнать непрошеную ассоциацию, он не выдержал и в который раз слегка пристукнул ладонями по рулю.

– Надо было все-таки завернуть к Марку, как я и собирался, – Дин словно бы пытался оправдаться перед машиной, словно пытался показать, что раздражен и расстроен не меньше. – Быстренько бы все перебрали и починили. Всего два часа…

– Дин, не начинай, – сварливо отозвался Сэм. – Мы это уже обсудили. В Нэшвилле пропадают дети. Дети, Дин! Сначала разберемся с этим делом, потом ты все переберешь и починишь.

Дети были серьезным аргументом. Сколько бы лет опыта ни накопилось у Дина за плечами, но такие случаи, в которых жертвами становились дети, всегда ложились на сердце горькой тяжестью, заставляли выкладываться больше, торопиться распутать дело и уничтожить тварь – и оборачивались прожигающей сердце кислотой, если, невзирая на усилия, он терпел неудачу.

– Да все я понимаю, – Дин грустно прислушался к перестукам. – Но у Марка родные детали… Мы бы быстро.

Сэм хлопнул по приборной доске газетой, с разворота которой смотрели две детские мордашки.

– Сначала дело, потом ремонт. А твое «быстро» обычно превращается в день-другой. К тому же, мы все равно уже далеко отъехали, глупо разворачиваться.

Дин покосился в зеркало заднего вида. Скудные огни Детройта уже скрылись в сырой мгле. Оно и к лучшему: Дину становилось не по себе, когда он проезжал по заросшим улицам мимо ощерившихся пустыми оконными проемами заброшенных зданий. Как будто в этом городе устроили выставку «Мир после апокалипсиса: деградация и разрушение цивилизации».

– И долго еще до этого Нэшвилля?

– Полчаса где-то.

Дин прикинул в уме: если им сразу на въезде попадется мотель со свободными номерами, то он успеет не только выспаться, но и посмотреть с утра подвеску. Как знать, возможно, поломка несерьезная, и он управится еще до того, как Сэм соизволит продрать глаза. Вообще-то обычно это Дин был мастером поспать, но ради Детки на что только не пойдешь.

Из водной пелены проступила тусклая неоновая вывеска, возвещающая о наличии свободных комнат, и Дин тут же свернул на стоянку, фактически одним движением притормозил, открыл дверь и прорысил до багажника – и все равно промок до нитки и замерз как собака, – крикнув Сэму, чтобы не терял времени и снял им номер.

Комната оказалась стылой и промозглой, но Дин очень рассчитывал на горячий душ. Однако, опустив сумку на пол возле свой кровати и обернувшись к брату, он вздохнул, поняв, что в ближайшее время согреться ему не светит: Сэм выглядел таким жалким, с этой своей налипшей на лоб промокшей челкой и обтянувшими торс не менее промокшими шмотками, из-за которых казался еще более тощим, чем на самом деле, что нужно было вовсе не иметь сердца, чтобы не пустить его первым в душ. Все равно что щенка пнуть. Такого милого двухметрового щенка с пальцами, способными гвоздь согнуть.

Напустив небрежный вид, Дин скинул куртку, изобразил пантомиму «ищу в сумке нечто важное» и бросил через плечо:

– Давай-ка в душ, Сэмми.

Сзади послышалось удивленное пыхтение.

– С чего вдруг такое великодушие?

– С того, что у тебя слабые гланды, а мне совсем не улыбается, чтобы ты завтра завесил мне всю Детку соплями.

Удивленное пыхтение сменилось недоверчивым хмыканьем, но, тем не менее, Сэм послушался и, прихватив смену белья, футболку и тренировочные штаны, скрылся за обшарпанной дверью.

– Только мне оставь! – повысил голос Дин, не сомневаясь, впрочем, что ему придется довольствоваться в лучшем случае чуть теплой струйкой – Сэмми обожал поплескаться.

Под звуки падающей воды, окружившие его, кажется, со всех сторон, Дин подошел к окну, чтобы подкрутить регулятор отопления. Из-под подоконника дуло, и он зябко передернул плечами – мокрая ткань казалась не просто холодной, а ледяной, будто замороженной, и так липла к коже… Но нагреватель работал на удивление сносно, так что Дин вытянул руки, ощущая, как их ласкает волнами теплого воздуха.

Пришла и ушла мысль проверить и почистить оружие, сходить за едой (ну уж нет, в такую адскую погоду он предпочтет поголодать в тепле, нежели замерзнуть насмерть на сытый желудок). Дин чуть отодвинул занавеску – черные и оранжевые кольца на зеленом фоне, кошмарный сон абстракциониста, иногда возникало чувство, что дизайны мотелей продумывают особенно безнадежные пациенты психушек, – и глянул на стоянку. Гладкие черные бока Импалы в свете фонаря казались усыпанными бриллиантовой крошкой.

– Спокойной ночи, Детка, – тихо ухмыльнулся Дин. – Завтра обязательно тебя посмотрю, обещаю. И пусть Сэм хоть на голове ходит.

* * *

Роскошная рыжая девица, которая, похоже, взглядом его уже не только раздела, но и трахнула, потянулась руками за спину и нарочито медленно расстегнула застежку бюстгальтера. Дин облизнул губы и коснулся пальцем обнажившейся нежной кожи. Бюстгальтер приземлился на пол с увесистым стуком, словно набитый кирпичами, Дин на секунду отвлекся, но тут же вновь сосредоточился на маячившей перед самым его носом упругой груди.

Стук повторился.

Да что он, подпрыгивает, что ли? – раздраженно подумал Дин, кося глазом в сторону коварного предмета туалета.

– Откройте, – с придыханием прошептала девица прямо ему в ухо.

– Чего? – обалдел Дин.

– Откройте! – рявкнула девица и растворилась в воздухе.

Следом за ней растворилась обстановка шикарного номера с королевских размеров кроватью, и Дин с сожалением констатировал, что проснулся.

Часы показывали несусветную рань, даже до жестоких шести, на которые он поставил будильник, было еще полчаса.

Что же его разбудило?

В дверь дробно заколотили.

– Откройте, придурки, хватит дрыхнуть! Я тут сейчас окочурюсь! – донесся сквозь тонкое дерево хрипловатый и прокуренный, но несомненно женский голос.

Не до конца стряхнувший с себя сон Дин невольно перевел взгляд на соседнюю кровать, хотя сильно сомневался, что Сэм успел за ночь превратиться в девушку и стать курильщиком. Разумеется, на соседней кровати возвышался привычный холмик, из которого так же привычно торчали волосатые лодыжки – еще ни разу такого не было, чтобы Сэм сумел полностью уместиться под одеяло, особенно с его любовью накрываться с головой.

Тогда какого черта?

Для горничной рановато, да и вселились они только вчера, заказывать на утро ничего не заказывали…

Достав из-под подушки нож – а потом подумав и добавив к ножу пистолет, – Дин на цыпочках прокрался к двери (пятки обожгло от соприкосновения с ледяными досками) и, приставив к ней дуло примерно на уровне груди, осторожно повернул замок и приоткрыл.

– Привет, Дин.

На пороге, дрожа от холода, стояла совершенно незнакомая Дину женщина.

Дин удивленно вскинул брови, оглядывая незнакомку. Светлые, кажущиеся седыми волосы – вроде это называется «пепельный блонд», красивое лицо, на котором выделялись яркие голубые глаза, спортивная, довольно накаченная фигура… и посиневшая от холода, покрытая крупными мурашками кожа, которая на фоне кожаного топика и многочисленных серебряных украшений придавала женщине довольно… трупный вид.

– Так и собираешься держать меня тут? – уже совершенно хриплым голосом спросила женщина и шевельнулась.

Что-то ударило Дина по ноге, он опустил глаза – и охренел. Возле его ступни красовалась их с Сэмом собственная спортивная сумка, причем туго набитая. Только сейчас он обратил внимание на то, что охапка предметов, которую женщина держала в руках, это не просто что-то там, а колья, ножи, мачете…

– Э… что за… ты кто? – выдавил Дин.

– Да пусти уже меня наконец! – женщина всучила ему оружие и протиснулась мимо в номер, оставив Дина стоять с открытым ртом и единственной мыслью: что это блядь такое за нафиг?

– Почему у тебя наше оружие? – для злости Дин был еще слишком сонным, сил хватало только на раздражение. – Ты его украла? Ты… черт, ты вскрыла мою Импалу?! – Вот тут злость и проснулась.

– Импала – это я, – спокойно ответила женщина. Она плотно притерлась к обогревателю и жмурилась с довольным выражением.

– Ты чокнутая, – фыркнул Дин. – Моя Детка вон… – он повернулся, указывая пальцем на стоянку – и замер.

Импалы не было.

То есть совсем.

Дин задохнулся.

– Сэ-эм!!!

Холмик на постели взорвался мельтешением конечностей, из одеяла выпутались взъерошенная голова и пистолет.

– Что? Кто? Где? – Сэм выпалил вопросы с пулеметной скоростью, потом сфокусировал взгляд – и только тут заметил, что они с Дином в номере не одни. – К-кто это? – прошептал он, явно борясь с желанием натянуть одеяло до подбородка.

– Импала!

– Утверждает, что Импала! – рык Дина слился с возгласом женщины.

Они обменялись раздраженными взглядами.

– Я не знаю, что ты задумала – или те, кто тебя послал, – но верни мою машину. Немедленно! – Дин снова посмотрел на удручающе пустую стоянку и наконец захлопнул дверь. – Или я…

– Что – ты? – насмешливо спросила женщина. Она наконец-то отогрелась, и ее кожа приобрела золотистый оттенок. В другое время Дин, пожалуй, на нее бы запал, но в нынешних обстоятельствах… – Так. Ладно, – женщина выставила руки ладонями вперед. – Я не понимаю, что случилось и как. Я стояла на парковке, а потом… потом – раз – и сижу на мокром асфальте, а вокруг раскиданы ваши вещи. Больше я ничего не знаю.

– А… – Сэм спустил ноги с кровати и откинул со лба волосы. Пистолет он к вящей гордости Дина так и не убрал. – Чем вы можете доказать, что вы… – Сэм запнулся и бросил на Дина извиняющийся взгляд, – Импала? Наша Импала?

Женщина вздохнула и стала словно бы меньше ростом. Дину было почти ее жалко. Наверняка она здесь не по своей воле…

– Вот.

Женщина сунула руку в карман кожаных брюк и вытащила что-то зеленое. И протянула на раскрытой ладони – почему-то Сэму. Дин вытянул шею, чтобы разглядеть. И отпрянул – дыхание перехватило второй раз за утро.

Солдатик. Зеленый игрушечный солдатик, который малыш Сэмми когда-то засунул в пепельницу на задней дверце Детки. И достать его было непросто – это Дин знал по опыту.

– И вот еще, – женщина залезла в декольте и выудила несколько кубиков лего.

Это походило на какой-то необычно яркий и сюрреалистичный сон. Дин отложил нож на стол и украдкой ущипнул себя за руку. Было больно.

– Ты могла взять это где угодно. И заметить их в машине несложно, – с нарочитой небрежностью сказал Дин.

Игрушки исчезли так же быстро, как и появились.

– А где я взяла это?

Плавно развернувшись, женщина сняла топик.

Под правой лопаткой на загорелой коже резко выделялись белые выпуклые шрамы, складывавшиеся в четкие буквы.

Д. В. и С. В.

Эти буквы Дин узнал бы где угодно.

И был уверен, что никто не смог бы повторить их в точности. Но эти… эти были идеальными копиями. Абсолютно идентичными тем, что они с Сэмом когда-то вырезали на полке за задними сидениями, тем, что скрыты под обивкой и никому не видны.

– Ты… – выдохнул Дин. – Но как?..

– Я же говорю, что не знаю, – почти простонала жен… Импала и повернулась к ним… лицом.

На секунду Дин потерял дар речи и свое осознание в пространстве.

– Аааээ… – Два полушария с темными овалами сосков против воли притягивали взгляд. Дин сделал над собой нечеловеческое усилие и отвел глаза.

К счастью, Сэм не растерялся и, подорвавшись с кровати, накинул на Импалу свое одеяло.

– Вы никого не видели? – участливо спросил он, усаживая женщину на кровать.

– Никого, – та судорожно вздохнула, словно пытаясь сдержать слезы. – И со мной можно на «ты», Сэмми. – Она тепло улыбнулась и потрепала Сэма по щеке. – Я помню тебя с пеленок, официальность между нами неуместна.

Дин неловко кашлянул:

– Ты… извини, что я так… Я думал, мою малышку угнали.

– Я все понимаю. – Импала посмотрела на него чересчур блестящими глазами. – Ты беспокоился обо мне. Это приятно.

– Н-ну хорошо, – Дин выразительно глянул на Сэма. – Тогда я схожу принесу нам что-нибудь на завтрак, а вы пока позвоните Бобби, что ли. И сами поищите – наверняка это какое-нибудь проклятье. Что ты будешь? – поинтересовался он у Импалы.

Та пожала плечами:

– Не думаю, что этому телу понравится бензин. Люди ведь едят… – Импала задумалась. – Бургеры, правильно?

– Моя девочка! – с гордостью заявил Дин, игнорируя саркастичную гримасу Сэма, и, подхватив джинсы и рубашку, скрылся в ванной.

* * *

Вернувшись почти час спустя с пакетом (два бургера и салат с курицей, и это поразительно, потому что он не рассчитывал в такую рань на что-то большее, чем блинчики, – даже в круглосуточном кафе) и подставкой с кофе (черный, карамельный латте и капуччино, который он рискнул взять для Импалы), Дин обнаружил практически идиллию. Импала посапывала, свернувшись на его кровати, зарывшись сразу в два одеяла, и казалась какой-то… домашней и очень нежной, хотя Дин помнил, что она была ниже его максимум на полголовы, да и мышцами его Детку бог явно не обидел. Сэм – уже умытый и одетый в джинсу – сидел за ноутом и даже не поднял головы на открывшуюся дверь.

– Я придумал, как ее называть, – тихо сообщил он. – Наиболее близко – Шерри.

– И чем тебе не нравится Импала? – поинтересовался Дин, пристраивая покупки на краю стола.

– Тем, что импала – это антилопа. – Сэм откинулся на спинку стула и одарил Дина своим Очень Специальным Взглядом. – Ты ведь не хочешь называть ее по имени парнокопытного?

– Парно… Хорошо, а просто Шеви чем тебя не устраивает? – Дин поставил рядом с ноутом стакан с латте и отхлебнул кофе из своего.

– Это мужское имя, Дин. – Сэм снял крышку со стакана и помахал, разгоняя парок. – Кстати, Бобби говорит, что никогда ни о чем подобном не слышал. Если тебе интересно.

– Не слышал о Шеви? – попытался сострить Дин, но тут же стер с лица ухмылку. – То есть мы имеем дело с редким проклятьем.

– Если это проклятье, – Сэм задумчиво посмотрел на спящую женщину. – Ты не думал, что в этом может быть какой-нибудь иной смысл?

Дин пожал плечами:

– Шутка Трикстера? В любом случае это чьи-то происки. Кто-то ставит нам палки в колеса. В прямом смысле.

– Это почему же? – не понял Сэм.

– Потому. – Дин со стуком приземлил свой стакан рядом с сэмовым. – У нас есть дело, помнишь? И скажи на милость, на чем мы будем ездить, чтобы осмотреть место происшествия и опросить свидетелей? – Он сделал паузу и вслед за Сэмом взглянул на Импалу. – А самое главное – что мы будем делать с машиной, ставшей человеком?

Сэм уставился в свой будем-считать-что-я-тоже-кофе и пробормотал:

– Для начала накормим, а потом купим теплую одежду?

Дин открыл было рот, но тут же со стуком захлопнул. Крыть было нечем. Он приблизился к кровати и осторожно потряс женщину за плечо.

– Эй… просыпайся, а то кофе остынет. Зря я, что ли, за ним таскался?

Импала что-то невнятно пробурчала и глубже зарылась в одеяла.

Дин снова потряс ее, теперь уже не сдерживаясь:

– Эй! Я бургеры принес. Ты же хотела их попробовать.

На свет появились последовательно спутанные белые пряди, чуть нахмуренный лоб и мутноватые со сна глаза.

– Ты принес еду? Это интересно.

Импала рывком откинула одеяло… и выяснилось, что топик она так и не надела. Однако стыд был ей явно неведом. Не обратив никакого внимания ни на поспешно – хотя и не слишком, все-таки грудь у его Детки была что надо, – уставившегося в потолок Дина, ни на Сэма, судя по звукам, подавившегося салатом, Импала нагнулась, пошарила возле кровати и, найдя топик, натянула его, ежась от прохладного воздуха.

– Мда, – выдавил Дин, – «теплая» одежда определенно в списке приоритетов.

Ела Импала смешно: откусывала небольшие кусочки и так пристально рассматривала открывавшуюся при каждом укусе начинку, словно это было произведение искусства. Кофе тоже пришелся ей по душе – а может, просто пить хотелось. Как бы то ни было, если первые пару глотков она морщилась, то потом разошлась и выхлебала свою порцию секунд за десять, не пролив ни капли.

После завтрака решено было разделиться: Дин сопровождает Импалу в походе по магазинам, а Сэм проверяет, не появилось ли в прессе чего нового насчет их дела, и ждет звонка от Бобби – вдруг тому удастся быстро найти способ все исправить? Хотя сомнительно, и Дин понимал это не хуже Сэма – иначе переодевание Импалы просто не имело смысла.

Роясь в своей сумке в поисках подходящей для Детки рубашки – чтобы та не замерзла по дороге и при этом не выглядела бы бродяжкой, Дин думал, что в этом есть некая справедливость: он ведь обещал ей, что позаботится с утра пораньше. Так оно и вышло. Хотя Сэм, наверное, думал, что причина в шикарной фигуре их бывшей машины.

Ну… не без этого.

Выпрямившись с рубашкой в руках, Дин едва не заехал Импале лбом по подбородку – та умудрилась подкрасться совсем близко и с любопытством следила за его действиями.

– Это вместо одеяла, – зачем-то пояснил Дин, протягивая ей одежду.

Импала закатила глаза:

– Я знаю, зачем нужна одежда, мальчик.

– Мальчик?! – возмущенно вскинулся Дин.

– Я старше тебя на двенадцать лет, – невозмутимо пояснила Импала и, накинув рубашку, направилась к выходу, на ходу подворачивая рукава.

Только сейчас Дин заметил, что она слегка прихрамывает.

– Что с твоей левой ногой… Шерри?

– Шарнир в одном из рычагов треснул, – не оборачиваясь, ответила та, затем плавно развернулась и удивленно вскинула брови. – Как ты меня назвал?

Дин неожиданно стушевался под ее пытливым взглядом.

– Ну… мы решили, что надо тебя как-то называть…

– И чем вам не нравится Импала?

Сэм фыркнул, пробормотав что-то, похожее на «с кем поведешься», но терпеливо повторил про антилопу.

– Тогда Шеви.

Дин попробовал заикнуться насчет «это мужское имя», правда, не особо убедительно, так что Импала только пожала плечами:

– Какая разница? Это мое имя. И оно мне нравится.

Дин победно взглянул на брата и, подхватив куртку, вымелся за дверь вслед за Шеви. Теперь уж точно Шеви. Только здесь он вспомнил, с чего все началось, и обеспокоенно покосился на спутницу.

– А… тебе не больно? Ну, нога?

Шеви приподняла ногу и покачала обутой в тяжелый ботинок ступней:

– Да вроде нет. Не знаю. А должно? Я знаю, что такое боль, я видела вас… ранеными, – ее голос прервался, она отвернулась. – Но для меня все по-другому. Я лишь ощущаю, что повреждена.

Дин вздохнул с облегчением.

– Ну, если нет, так нет.

Часть про ранения он предпочел опустить.

Предложить женщине – пусть даже она еще вчера была автомобилем – секонд-хэнд показалось Дину неуместным, так что, прикинув возможности текущей кредитки, он повел Шеви в нормальный магазин одежды.

Особой заинтересованности та, однако, не проявила, поэтому Дин, руководствуясь собственным вкусом, выбрал ей простые и удобные джинсы, пару футболок, рубашку и куртку. Перед стойкой с юбками он завис минут на пять, рассматривая роскошную джинсовую мини, которая, он был уверен, как нельзя лучше подошла бы к длинным ногам и потрясающей заднице его Детки, но Шеви грубо его обломала: повертев в руках маленький кусок ткани, она уронила: «Непрактично» – и потянула Дина в отдел белья.

– Э нет, – Дин еле затормозил аккурат перед царством кружева и задорных принтов. – Здесь ты как-нибудь сама.

– Я в этом не разбираюсь, а ты за свою жизнь расстегнул столько лифчиков, что должен был стать экспертом, – безапелляционно заявила Шеви и прицельным толчком в спину придала ему ускорение.

В следующие полчаса Дину пришлось вытерпеть пытку с примерками, которую усугубила продавец-консультант, буквально завалившая Шеви разными моделями в поисках подходящей. Не то чтобы Дину не нравилось зрелище девушек в белье, вовсе нет… но, несмотря на имидж крутого мачо, он предпочитал, чтобы подобная демонстрация проводилась в более… интимной обстановке. Если, конечно, это не стриптиз. Но это была не случайная стриптизерша, это была его Детка, поэтому всякий раз, когда она бесхитростно отдергивала перед ним занавеску, чтобы показать очередную модель, он старался загородить ее своей широкий спиной от любых случайных взглядов – в отделе помимо него топталось еще двое бедолаг, притащенных на буксире не то женами, не то подругами.

Однако на этом испытания не закончились.

Выпорхнув из отдела с бельем, явно распробовавшая прелести шопинга Шеви целеустремленно зашагала в сторону вешалок с костюмами.

– Это еще зачем? – удивился Дин, пытавшийся справиться с пакетами (и зачем, спрашивается, запаковывать каждую шмотку в отдельный? А потом эти люди еще сетуют на исчезновение лесов).

– Чтобы не выделяться на фоне ваших ФБРовских костюмов. – Шеви приложила к себе жемчужно-серую двойку с юбкой до колена.

Дин уронил пакеты на пол.

– Так. – Он мягко отобрал у Шеви костюм и повесил обратно. – Ты с нами ходить не будешь – и точка. Посидишь в номере, пока Бобби не найдет заклинание…

– Почему? – перебила его Шеви. – Я отлично разбираюсь в машинах – лучше тебя, между прочим, – и могу быть полезной. Могу сказать…

– Это опасно. – Он ничего не мог с собой поделать: даже зная, что Шеви повидала больше охот, чем он сам, Дин относился к ней, как к гражданской. А гражданских следовало защищать от… всего этого.

– Эй, я могу за себя постоять! – возмутилась Шеви и зачем-то схватила железный «язык», валявшийся на танкетке возле полок с обувью.

– Ты чт… – Дин проглотил «задумала».

Потому что Шеви с небрежной легкостью согнула «язык» вдвое. А потом еще раз.

– Чувак, во мне двести семьдесят пять лошадиных сил, – улыбнулась она, явно наслаждаясь потрясенным видом Дина. – А если вы все-таки запрете меня в номере, я сбегу с первым попавшимся джипом, гарантирую.

– Я понял, – просипел он, сунул ей в руки костюм, присовокупил к нему коробку с «лодочками» на низком каблуке (ну не ботинки же ей с юбкой носить, в самом деле?), кое-как подобрал пакеты и скомандовал: – На кассу. И никаких больше примерок – на нас уже оглядываются.

Покореженный «язык» Шеви без затей сунула в ближайший контейнер с колготками, уцепив заодно одну из упаковок.

В номер Дин вернулся выжатым как лимон, и, не раздеваясь, под изумленным взглядом Сэма упал лицом в подушку.

– Больше никогда, – невнятно пообещал он.

Сэм что-то сказал, но слова доносились как будто через слой ваты. Дин потряс головой и со вздохом уселся. Как бы ему ни хотелось расслабиться, день только начался, и впереди их ждало дело.

Как оказалось, пока они добирались до Нэшвилля, похитили еще одного ребенка. И опять он исчез буквально под носом у целой школы. Полиция уже стояла на ушах, а пресса наперебой призывала приглядывать за детишками и строго-настрого внушить им, чтобы не подходили к незнакомым людям – пускай те посулят хоть шоколадную фабрику Вилли Вонки.

– Вот же зараза! – Дин упер локти в колени и утопил подбородок в ладонях. – И кому могло понадобиться столько детей?

Сэм пожал плечами:

– Да кому угодно. Главный вопрос – зачем? – и продолжил в ответ на недоумение Дина: – От этого зависит, найдем мы их живыми или же…

Развивать эту тему не хотелось обоим, так что Дин с преувеличенным энтузиазмом хлопнул себя по коленям и встал.

– Значит, переодеваемся, берем напрокат тачку и едем… думаю, сначала в школу.

– Дайте мне минут двадцать, – тут же вскинулась Шеви. – Я, конечно, видела, как надевают вот это… – она помахала в воздухе колготками, – но они кажутся такими непрочными…

– Не понял, – раздался в наступившей тишине голос Сэма. – Дин?..

– Шеви поедет с нами, – по опыту Дин знал, что утверждение, особенно высказанное командирским голосом, вызывает куда меньше желания спорить, чем вопрос.

– Ты рехнулся? – Сэм был не менее крепким орешком, да и давно уже изучил все его приемчики. – Она же…

Зарождавшуюся перепалку прервало сдавленное оханье: Шеви обхватила руками живот и согнулась.

– Что с тобой? – Дин не сумел подавить порыв броситься на помощь, пусть даже не представлял, что от него может потребоваться. Он успел сделать шаг, когда Шеви выпрямилась и растерянно посмотрела на них с братом.

– Распирает… вот тут, – она указала на низ живота.

Видимо, в голове Сэма шарики крутились быстрее, потому что он выдал буквально секунду спустя:

– Это из-за кофе!

У Дина в мозгу тоже будто что-то щелкнуло.

Ой.

– А-а, это значит, что мне нужно отлить! – обрадовано воскликнула Шеви, и Дин задумался, как скоро соседи пожалуются менеджеру, что у них тут гнездо разврата и чокнутая баба в номере. Он посмотрел на Сэма, ища поддержки – тот обычно бывал более деликатен в разных… скользких вопросах.

– Типа того, – ответил Сэм и умолк, очевидно, подбирая слова. – Только про женщин так не говорят. Ты…

– Мне нужно пойти на обочину? – перебила его Шеви и снова ухватилась за живот.

– Что? Н-нет. Тебе нужно пойти в ванную, – Сэм встал и распахнул дверь указанной комнаты. – Там унитаз, туалетная бумага… – Он беспомощно оглянулся на Дина, но тот вошел в пике, сам не веря, что они вот прямо сейчас пытаются разъяснить его любимому автомобилю особенности человеческой физиологии. – Ну так вот… надо спустить штаны… и все, что под ними, сесть на унитаз и… природа возьмет свое.

– Поняла. – Шеви взяла низкий старт до ванной и принялась расстегивать брюки, даже не потрудившись закрыться.

– Не забудь потом вытереться и спустить воду… там такая пумпочка, – замогильным голосом закончил Сэм, захлопывая дверь. Его уши пылали. – Ну и как ты рассчитываешь с ней работать? – поинтересовался он у Дина, и, вопреки ожиданиям, в его голосе не было иронии.

Дин беспомощно пожал плечами:

– Как-нибудь выкрутимся.

Ну а что еще оставалось?

* * *

Школа ничем не отличалась от сотен других ей подобных, в которые когда-либо заходили Винчестеры: как ученики или из-за охоты – неважно. Все то же унылое кирпичное здание в три этажа с высокими окнами и вытоптанным ногами многих поколений учеников двориком, насквозь пропитанное запахами скверной столовской еды, мела и похеренных надежд.

Поднимаясь на крыльцо, Дин передернулся, но тут же сделал вид, что всему виной промозглая весенняя погода. Он покосился на Шеви: та выглядела собранной и целеустремленной – ни дать ни взять типичная сушеная карьеристка. По чести сказать, сменив шмотки, она выглядела куда более достоверным агентом, нежели он.

И куда лучше смотрелась рядом с Сэмом.

Это вызвало в груди неясный протест, и Дин прибавил шагу, вклиниваясь между своим братом и свой машиной – и эй! – это звучало еще безумнее, чем выглядело.

– Я не понимаю, как так получилось! – всхлипывала молодо выглядящая учительница, одна из дежуривших накануне, когда пропал третий ребенок. – Меня позвали в женский туалет, кто-то сообщил, что там ребята из старших классов балуются травкой… На улице оставались еще мистер Харрис и мисс Уильямс, и я была уверена, что мои дети под присмотром… – женщина полезла в карман и извлекла старомодный платок с вензелем. – Микки просто сел в машину, и его увезли.

– Послушайте, миссис Ричардсон… – Сэм нацепил свою лучшую «я вас так понимаю и очень сопереживаю вашему горю» мину.

– Мисс, – не слишком внятно – из-за платка – поправила его учительница. – Я пока слишком занята чужими детьми, чтобы думать о своих… и вообще о семье… – Она окинула Сэма явно оценивающим взглядом, которому не могли помешать ни заплаканные глаза, ни недавняя пропажа.

– Мисс Ричардсон, – послушно поправился Сэм, – я вам очень сочувствую, но не могли бы вы прояснить несколько моментов…

– Конечно. Ох, это такой удар! Кажется, я работаю здесь сколько себя помню, и никогда… Понимаете, в этой школе работала еще моя мама, и я решила пойти по ее стопам, вот ее портрет, кстати, она была прекраснейшей учительницей, дети ее обожали… Я не могу представить, чтобы кто-то захотел причинить вред ребенку.

Сэм заинтересованно кивал, впитывая каждое слово. Самого Дина хватало ровно на то, чтобы держать глаза открытыми и не давать этому сбивчивому потоку сознания себя усыпить. Хотя на портрет он ради порядка взглянул: мисс Ричардсон явно унаследовала миловидность от матери. Дин попытался представить ее – мисс Ричардсон, а не мать! – в раздетом виде и почти преуспел, впихивая симпатичную провинциалку в образ развратной училки…

– Может, займемся чем-нибудь еще? – шепнула Шеви Дину в ухо, и тот вздрогнул, выныривая из эротических грез и добрую пару секунд догоняя, что в предложении отсутствует двусмысленный подтекст. – Иначе я вцеплюсь ей в глотку.

Дин не мог не согласиться с Шеви: Сэм отлично управлялся и в одиночку, а бормотание дамочки действовало на нервы. Которые и без того были взвинчены поездкой на том драндулете, который им удалось получить. К счастью, управление этой грудой металлолома он смог переложить на Сэма, сославшись на то, что необходимо подготовить удостоверение для Шеви – чем он всю дорогу и занимался, тщательно засовывая свежее фото под пластиковое покрытие и краем уха прислушиваясь к болтовне Шеви, утверждавшей, что «старый хрен» нарочно портит всю малину, выстреливая глушителем в самые неожиданные моменты. Будто в отместку престарелый додж поставил ей затяжку на колготки, но и Шеви в долгу не осталась – хлопнула дверцей так, что краска посыпалась.

Впрочем, додж это уже испортить не могло: создавалось впечатление, что машина держится только на шпатлевке, которой замазаны ее многочисленные вмятины.

Оставив Сэма разбираться с мисс Ричардсон, они затребовали у секретаря личные дела пропавших учеников и углубились в их изучение.

– Ничего существенного, – заявил пятнадцать минуть спустя взъерошенный Сэм – похоже, ушлая педагогиня совсем законопатила ему мозги, – толком никто ничего не видел, за исключением того, что ребенка, как и в предыдущих случаях, должна была забрать мать, но отчего-то задержалась, а сам ребенок сел в машину похитителя совершенно добровольно. И еще мне посоветовали расспросить водителя школьного автобуса: он стоял неподалеку и мог видеть больше.

– А я заметил кое-что общее. – Дин захлопнул папку с очередным делом. – У всех пропавших родители находятся в разводе, матери пропадают на работе, значит, дети по большей части предоставлены сами себе.

– Сначала водитель, потом мамаши, – подытожила Шеви. Кажется, ее злило, что ей не удалось ничего нарыть по делу.

Впрочем, их результаты пока тоже были так себе.

Троица вымелась из здания, по пути просочившись мимо мисс Ричардсон, озабоченно объясняющей какому-то своему питомцу, что «нет, Питер, на сегодня репетиция отменена, и ты сам понимаешь почему».

Водитель автобуса оказался тщедушным плюгавым старикашкой, давно распрощавшимся с половиной зубов и почти всеми волосами; Дин подумал, что в жизни не доверил бы своего отпрыска – если бы таковые у него вдруг завелись, хотя ему-то уж точно не светит, – такому подозрительному и противному типу. Впрочем, жизнь и охота (ладно, кого он обманывает, в его случае это одно и то же) научили Дина не доверять первому впечатлению: зачастую самые милые с виду люди оказывались теми еще ублюдками и наоборот, так что он решил, что водитель заслуживает своего шанса.

– Итак, мистер Разумовски, – после приветствия и размахивания удостоверением начал Дин, поскольку Сэм, остановившись чуть позади и придержав Шеви за плечо, дал понять, что этого свидетеля оставляет ему, – вы присутствовали в момент похищения. Расскажите, что вы видели.

– Никто не кличет меня Разумовски, – ответил дедок, и да, голос его был скрипучим, словно несмазанная шестеренка, подстать внешности. – Я Том. И я мало что видел. Пацан сам забрался в машину, и та укатила. Больше ничего.

– А поконкретнее? – Водитель определенно нравился Дину все меньше и меньше – он зажимался, старался не смотреть в глаза и казался чем-то напуганным. И в этом «чем-то» Дин подозревал свои фальшивые корочки. – Вы не запомнили номер машины… или хотя бы цвет и марку? И, возможно, вы сумели разглядеть, кто в ней сидел? Вы случайно не узнали, кто это? Или, может, просто заметили что-нибудь необычное?

Все это они могли бы прочитать и в полицейском отчете, но куда больше можно было выведать лично – в конце концов, сомнительно, что копам пришло в голову спрашивать про запах серы, внезапный холод или что-то в этом роде.

– Парни из участка уже все это спрашивали, – предсказуемо заметил Том.

Ну, может, не так уж он и напуган.

– А я спрашиваю еще раз, – Дин вздохнул, призывая все свое терпение.

Том пожал плечами и затеребил обшлаг форменной куртки:

– Серебристый лексус это был. Номера я не запомнил, да и не разглядел особо – зрение уже не очень, – словно в подтверждение он вынул из нагрудного кармана очки и водрузил на нос. – А я тогда читал газету и был в других очках. Ну а водителя я не знаю – я вообще тут мало кого знаю, я тут осел месяца полтора как. А необычное… хм… – лоб Тома прорезала глубокая складка, затем его лицо разгладилось – ну, то есть стало чуть меньше походить на печеное яблоко: – Парень сказал «папа»! Точно! Я и забыл… Вы ведь скажете ко… офицерам, что я просто забыл? – Том заискивающе уставился на Дина.

Дин неловко кивнул и поспешил распрощаться, едва не забыв поблагодарить старика за помощь следствию.

– Он явно что-то скрывает, – заметил Сэм, когда они отошли достаточно далеко. – Может, это и не связано, а может…

– Ну, пока у нас есть еще свидетели, а вдобавок к матерям нужно будет проверить и отцов – мало ли, вдруг это дело окажется не по нашей части, а они попросту не поделили детишек.

– Угу, во всех трех семьях, – фыркнул Сэм.

– А еще этот Том очень хорошо ухаживает за ней. Ей нравится, – вклинилась между ними Шеви.

– За ней? – Дин вопросительно поднял бровь.

– За автобусом.

– Очень ценная информация... – Молодец, Дин, просто образец тактичности! – Погоди, а как ты узнала?

– От нее, – простодушно ответила Шеви; она изо всех сил старалась приноровиться к широким шагам братьев, что с ее хромотой было нелегко. Дин незаметно дернул Сэма за рукав и сам притормозил, позволяя Шеви догнать себя.

– Эй, ты же просто провела рукой по капоту! И этого хватило, чтобы автобус признал… ась тебе в симпатии к водителю? – изумился Сэм.

– Я… мы не разговаривали… Я не могу объяснить. – Шеви стушевалась.

– Ладно, – подвел черту Дин. – Сейчас заедем в участок, посмотрим, что нарыли копы, потом разделимся. Сэм, ты к матерям, поговори с ними по душам, может, в последнее время происходило что-нибудь этакое, может, у них объявился новый сосед, или какой-нибудь незнакомец напросился воспользоваться их телефоном – что-нибудь в этом роде. Я подброшу тебя до первого адреса и съезжу в Детройт проверить отцов – повезло, что они все там работают. Подозреваю, что не только вчерашний мальчик видел в похитителе кого-то знакомого. И в темпе, в темпе!

Он знал, почему так хочется всех подгонять: учитывая, как быстро и в каких количествах пропадали дети, завтра может испариться целый класс. А они до сих пор не знают, сколько детей нужно похитителю. Или похитителям.

– Может, неподалеку вампирское гнездо? – озвучил его собственные подозрения Сэм, когда они садились в машину.

– Надеюсь, что нет. – Дин положил руки на руль, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Интересно, он когда-нибудь в этой жизни выспится?

Несколько секунд спустя он сообразил, что Шеви так и не села в драндулет, и приподнял голову. Шеви стояла перед капотом, сложив руки на груди, и выглядела недовольной.

Дин высунулся из окна:

– Ну что еще?

– А мне куда деваться?

О черт. Об этом он как-то не подумал. Они с Сэмом повернулись и одновременно уставились друг на друга. Сэм вопросительно нахмурился и постучал кулаком по ладони.

Да, точно.

– Два из трех, – поспешно выпалил Дин.

– И она останется с проигравшим, – тут же добавил Сэм.

Еще несколько секунд спустя Дин не знал, радоваться ему или огорчаться, что продул Сэмми подчистую (надо уже научиться показывать что-то кроме «ножниц»). Он опять высунул голову из окна и улыбнулся:

– Едешь со мной! Давай, загружайся уже, не трать время.

Шеви проскользнула на заднее сидение и, судя по стуку, сбросила туфли. Затем на торпеду улеглись обтянутые колготками ступни, задев Дина за локоть, и сзади послышался удовлетворенный вздох.

– Какой кошмар эти каблуки, – посетовала Шеви, – а смысла не больше, чем в пижонистых дисках… Не то чтобы мне не нравились пижонистые диски, – поспешно добавила она.

– Слушай, – внезапно развернулся к ней Сэм, удивив не только ее, но и Дина. – Тебе правда настолько наплевать на украденных детей, как показываешь?

– Мне не наплевать, – спокойно ответила Шеви. – Но если я стану бегать кругами и причитать, ни мне, ни детям легче не станет. И мне… кажется, мне больно. Дин, теперь я понимаю, почему ты спрашивал меня об этом с такой тревогой.

Дин смутился. Он осознавал, что и Сэм, и… Шеви, если уж на то пошло, знают его как облупленного, но по-прежнему испытывал неловкость, когда кто-то, пусть даже близкие, замечал, насколько ему не все равно. К счастью, пристыженный Сэм уставился на дорогу и, похоже, не слышал последние слова Шеви.

* * *

Перед въездом в Детройт Дин невольно притормозил – как и всегда, когда его сюда заносило. Коробка передач отозвалась сдержанным скрежетом, но не более того. Как будто додж тоже притих перед лицом умирающего города. Сразу после дорожного знака – будто по щелчку переключателя – респектабельный пригород сменился удушающими развалинами: целые кварталы, полные опустевших зданий, слепо уставившихся на мир черными провалами выбитых окон, навалы мусора возле дверей и по периметру, неуместно яркие граффити, напоминающие клоунов на похоронах.

Из переулков доносилась громкая бухающая музыка – рэп или что-то похожее, – там и сям встречались группки кучкующихся парней, в основном черных, и всякий раз при виде них нога Дина сама собой сильнее давила на педаль, прибавляя газу.

– Печальное зрелище, – сказала Шеви, перебравшаяся на переднее сидение после того, как Дин высадил Сэма у дома первой пострадавшей (Мэган Айронс, улыбающаяся голубоглазая девочка со смешными косичками). – Мне тут не по себе.

– Не тебе одной, – пробормотал Дин.

Джереми Айронс жил в центре, где было относительно спокойно и можно еще было представить себе, что Детройт ничем не отличается от сотен других крупных городов. Здесь даже туристы попадались.

– Ух ты! – на перекрестке, где они остановились перед светофором, Шеви прилипла к стеклу и самим затылком начала излучать восторженность.

Дин глянул в ту же сторону и восхищенно присвистнул: возле тротуара был припаркован роскошный корветт-кабриолет модели 83-го года, белый, с широкой красной полосой, опоясывавшей весь автомобиль.

– Шикарная тачка!

– Какой красавчик!

Оба возгласа сопровождались едва ли не влюбленным придыханием.

Дин ощутил укол ревности и, стоило только загореться зеленому, сразу же тронулся с места. Шеви провожала корвет влюбленным взглядом.

– Детка, ты все равно красивее, – попытался Дин.

– Ты видел, какой у него кузов? – невпопад отозвалась Шеви. – Боже, так бы всего и облизала!

– Кхм… – Дин изо всех сил отгонял образ полуобнаженной Шеви, изогнувшейся на капоте корвета самым соблазнительным образом и дразняще высунувшей язык.

Что может быть извращенней, чем непристойные мысли по отношению к собственной машине?

Разве что ревность.

Хотя… Дин ревновал свою Детку еще до того, как та обзавелась такой умопомрачительной фигурой.

Наверное, пора было начинать пугаться себя и своих мыслей.

Квартира-студия мистера Айронса представляла собой типичную холостяцкую берлогу: остатки попкорна на столике перед телевизором с пугающего размера экраном; валяющаяся прямо на полу приставка и россыпь дисков вокруг; расхристанная постель и наваленная на стульях одежда. Сам Айронс был худощавым молодящимся субъектом, который глядел на Шеви такими маслеными глазами, что Дин мгновенно внутренне ощетинился и вычел пару очков из графы «первое впечатление об объекте».

– Простите, я только что приехал с работы, – бормотал «объект», суетливо накидывая на кровать покрывало и комом запихивая вещи в ближайший шкаф. – Так вы говорите, мою малышку похитили? Какой ужас.

– Что-то вы не выглядите особенно ужаснувшимся, – заметила Шеви, отошедшая к полочке с моделями автомобилей.

– Ох, вы не подумайте… – Айронс плюхнулся на диван и жестом пригласил Дина. – Просто… Мы с ее матерью давно в разводе, давно не виделись, и я последнее время сосредоточился на карьере… Трудно вот так сразу переключиться.

Оправдание было тухлым, ну да бог ему судья.

– Скажите, – Дин постарался собраться с мыслями, чему немало мешал диван – чересчур мягкий и глубокий, на котором было чертовски неудобно сидеть: колени задирались чуть ли не к ушам, – где вы находились во вторник с половины первого до трех часов дня?

Он решил захватить промежуток побольше, на случай если парень начнет юлить.

– На совещании, – не моргнув глазом ответил Айронс. – Я работаю в «Дженерал моторс», в отделе маркетинга, и по вторникам у нас всегда совещания.

– То есть вас видело много людей? И вы никуда не отлучались? – уточнил Дин.

– Да, на совещании было человек двадцать помимо меня. А отлучался… – Айронс пожал плечами. – Один раз выходил в туалет, а в час у нас был перерыв на ланч, мы пошли всей компанией, потом так же все вместе вернулись. А я в списке подозреваемых? – внезапно вскинулся он.

– Мы отрабатываем все версии, – успокоил его Дин. – Обычная практика.

– Где стоит ваш автомобиль? – неожиданно спросила Шеви. Она оставила модельки в покое и переключилась на приставку: внимательно читала надписи на упаковках с дисками.

– На подземной стоянке, где же еще. Место 13б. Голубая ауди.

– Мы можем ее осмотреть? – воспользовавшись тем, что Айронс переключил внимание на Шеви – и еще как переключил, только что слюной не капал, – Дин начал медленно обходить квартиру. Обыскивать студии всегда проблема – куда ни сунься, везде будешь на виду у хозяина. Однако сейчас Дин подозревал, что может притащить слона в пачке, и Айронс все равно ничего не заметит.

– Д-да, конечно, – глухо отозвался Айронс, окончательно утонувший в декольте Шеви.

С этим пора было кончать. Тем более что квартира, судя по всему, была чиста, да и сам Айронс был именно Айронсом – ни серебряное кольцо, которое Дин основательно прижал к его коже при рукопожатии, ни несколько капель святой воды, украдкой добавленных в стакан сока, к которому тот прикладывался, эффекта не возымели.

Перед уходом Дин все же не удержался и ляпнул давно вертевшийся на языке вопрос:

– Вам, наверное, часто говорят, что вы полный тезка…

– …известного актера? – подхватил Айронс. – Да, часто. – И расцвел глупой самодовольной улыбкой, точно сам был знаменитостью.

Дин пропустил Шеви вперед и вышел за дверь. На пороге оглянулся:

– Все же это не так здорово, как если бы вас звали Чак Норрис. Крутой Уокер звучит круче, чем Гумберт Гумберт. И на малолеток не западает.

Он не был уверен, но, кажется, Айронс подавился своим соком. Дин улыбнулся.

– Мальчишка! – фыркнула Шеви и потянулась отвесить ему шутливый подзатыльник.

Дин удачно проскочил под ее рукой и нажал на кнопку лифта.

– Мда, – протянул он, оглядывая машину. – Много мы тут не нароем.

Ауди сверкала полированными свежеотмытыми боками. Дин подозревал, что даже виртуозы из «CSI» мало что смогли бы выудить из этой отдраенной малышки. Шеви медленно подошла к машине и провела рукой по капоту.

– Три дня назад на ней куда-то ездили… – прошептала она тусклым ровным голосом.

– Ну так этот кадр же на работу на ней ездит, – заметил Дин.

– Не на работу, – покачала головой Шеви. – Днем. Далеко. Там был лес…

Она покачнулась, и Дин едва успел ее поймать.

– Ты не говорила, что общение с товарками так тебя выматывает, – сказал он с мягким укором.

– Я не знала, – Шеви смотрела на него искренними и удивленными глазами – как будто сама не могла понять, что с ней происходит.

– Давай-ка присядем, – Дин помог ей подняться наверх и усадил на скамейке возле доджа. – Вторник… как раз три дня назад. Значит, там был лес… Любопытно. Надо проверить остальных.

Двое других папаш ничем не отличались от Айронса: такие же карьеристы, слабо отреагировавшие на известие о пропаже собственных детей. И с таким же железобетонным алиби. Автомобилем последнего предсказуемо оказался серебристый лексус, предсказуемо только что после мойки. И тоже побывавший в лесу.

Выруливая из центра, Дин позвонил Сэму, чтобы поделиться новостями.

– Напоминает проделки перевертыша – он вполне мог взять напрокат такую же машину и подменить ею оригинал, а потом помыть и вернуть. Вот только непонятно, зачем ему было так заморачиваться. Вряд ли бы ребенок, обрадованный встречей с папашей, которого сто лет не видел, стал бы приглядываться к тачке. Да и нужно-то всего было, чтобы он в нее сел, – резюмировал свои соображения Дин. – И мы по-прежнему не знаем, зачем могло понадобиться столько детей.

– Тогда все еще хуже, чем мы думали, – в трубке раздалось знакомое клацанье клавиш – Сэм, видимо, уже вовсю шерстил интернет, – потому что я нашел ведьмовские мешочки.

– Где?! – вскинулся Дин.

– В автомобилях. Все матери утверждают, что в день похищения, когда они должны были забрать детей из школы, случались какие-то поломки, из-за чего они и задерживались. Одна даже угодила в небольшую аварию. Я сразу заподозрил, что дело нечисто – и не ошибся, как видишь. Так что мы имеем дело с ведьмой.

– Или с перевертышем, работающим на ведьму, – пробормотал Дин. – Час от часу не легче. Но вот еще что – почему именно отцы? Не проще ли было использовать облик матери?

– Ты сам сказал – чтобы ребенок не приглядывался. – Сэм вздохнул. – Все эти папаши – те еще козлы. Отказались от совместной опеки, даже на дни рождения практически ни разу не являлись. Если бы не чеки с подписью, можно было бы решить, что дети от святого духа зародились.

Да уж, определенно козлы. Особенно «Гумберт».

– И что дальше? Как нам ловить этого перевертыша? Я уже молчу про ведьму.

– Я попробую поискать обряды, в которых задействуют детей. Может, хоть так сможем понять…

– Сколько детей еще могут пропасть? В этом есть смысл. Дерзай, Сэмми. – Дин улыбнулся привычному «Я Сэм» и уже собрался было отрубиться, когда Шеви вдруг произнесла:

– Я могу показать место, куда ездили те машины. Я запомнила дорогу.

– Что она говорит? – послышался удивленный голос Сэма.

– У нашей Шеви был собственный «опрос свидетелей», – пояснил Дин, с тревогой косясь на бледное лицо женщины. Если после ауди Шеви выглядела просто утомленной, то сейчас казалось, будто она вот-вот грохнется в обморок. А возможно, все дело было в умирающем городе, каждый лишний час в котором словно бы вытягивал из Шеви все соки. Под конец она растеряла свою жизнерадостность и даже хромать стала больше обычного, едва слышно ворча, что в следующий раз поедет в ботинках, а «резину сменит» на месте.

– О. Ну, неплохо. Хоть что-то. Ладно, жду вас. И, кстати, я удачно снял для Шеви соседний с нашим номер.

– Здорово.

Сэм повесил трубку, а Дин вдруг сообразил, что все это время представлял, как уступит Шеви свою кровать. Что было, конечно же, чертовски глупо, учитывая свободные номера в мотеле. А Сэм так легко все разрулил.

Вот только почему-то совсем не хотелось, чтобы Шеви была одна. Пусть даже и в соседнем номере.

– Для тебя это, должно быть, как поездка через кладбище, – сказал Дин, когда они снова очутились на окраине.

– И для тебя тоже, – ответила Шеви. Ее профиль то и дело расчерчивали желтые полосы света от редких здесь фонарей, и серебряные сережки в форме эмблемы Импалы – заключенной в круг фигурки антилопы в прыжке, и как он мог забыть… наверное, потому что на его Детке этой эмблемы не было, – вспыхивали крохотными искорками.

– Ну… я все-таки никогда не был Шевроле, – слабо улыбнулся Дин.

– Ой ли? – Шеви фыркнула. – А как же «Бейсбол, хот-доги, яблочный пирог и Шевроле»? Да ты моя ходячая реклама.

– Никогда не рассматривал это с такой стороны. Но чувствую себя польщенным.

Шеви долго смотрела на него из-под ресниц.

– А знаешь, – наконец сказала она, – из тебя бы получился очень красивый автомобиль.

И пусть Дин никогда в жизни не хотел бы проверить это предположение на практике (хотя с его везением были все шансы однажды словить подобное проклятье), но от такого признания на душе потеплело. И гнетущее ощущение, что наваливалось с момента въезда в Детройт, наконец-то рассеялось.

* * *

Когда они добрались до мотеля, была уже глухая ночь.

Дин припарковал додж и выбрался из него, радуясь, что сегодня обошлось без дождя и вообще заметно теплее. Он распахнул дверцу с пассажирской стороны, и Шеви со стоном развернулась на сидении, спуская ноги наружу. Туфли она держала в руках, столь явно не желая обуваться, что Дину стало ее жалко.

– Эти штуки хуже блокираторов, честное слово, – посетовала Шеви и нагнулась, чтобы нацепить «орудия пыток».

Дин принял решение.

– Оставь, – велел он. – Тут недалеко, так и быть, дотащу тебя на своем горбу. – Он внутренне поморщился: таким образом он обычно обращался к Сэму, но никак не к женщинам. С другой стороны – в чем-то он воспринимал Шеви как «своего парня», и тут уж ничего нельзя было поделать.

– Ты просто образец галантности, – не преминула огрызнуться Шеви, но без сопротивления позволила поднять себя и для надежности крепко ухватила Дина за шею. – Ну да, я вовсе не пушинка, – ухмыльнулась она, когда тот крякнул и слегка присел, пока ноги привыкали к неожиданно увеличившемуся весу.

– А так и не скажешь, – прохрипел Дин и сделал пару шагов на пробу. – На горло не дави, придушишь.

– Извини.

В этом было мало романтики, но ощущение прижатого к нему теплого податливого тела было… приятным. Наверное, у него просто давно не было женщины. Дин поудобнее перехватил руки, напомнил себе, что Шеви знает его с младенчества и не только видела, как он потерял девственность с Бетти Галлахер, но и, вполне вероятно, присутствовала при его зачатии – прямо на ее заднем сидении, – и направился к мотелю.

В номере их встретил такой же усталый Сэм, который, кажется, насиловал ноут исключительно по привычке. Дин сгрузил Шеви на свою кровать и свалил за льдом, надеясь, что передышка позволит ему привести мозги и чувства в порядок. Это ведь всего лишь какое-то заклятье, скоро все кончится, и он не имеет права… И вообще, сейчас на кону жизни детей, а он тут по уши влип в какие-то подростковые фантазии. Подкрепленные в лучшем случае сведениями, почерпнутыми из комиксов. Только там оживали различные предметы, а прекрасные женщины оказывались супергероинями. Вот только он уже давно не подросток, а прекрасные женщины чаще оказываются готовыми съесть тебя чудовищами, чем героическими воительницами, согласными разделить нелегкую судьбу охотника на нечисть.

Вернувшись, Дин завернул добытую порцию колотого льда в полотенце и сам приложил к опухшим лодыжкам Шеви, показывая, как можно облегчить боль.

– Можно тебя на минутку? – Сэм со скрежетом отодвинул стул и первым направился к выходу.

– Что случилось? – Дин предполагал худшее, включая то, что детишек давно сожрали, и все, что им остается, – это уничтожить тварь, сотворившую такое.

– Звонил Бобби, – без предисловий сказал Сэм. – Он нашел заклятье, которое может снова превратить Шеви в автомобиль.

– Отлично! – и одному богу известно, чего стоил Дину этот энтузиазм.

Но так будет лучше – для всех. Шеви еще не настолько привыкла быть человеком, чтобы для нее это стало проблемой, а он… он как-нибудь переживет. Дин был уверен: если это затянется чуть дольше, он уже не сможет вот так запросто отпустить ее. Черт, он и сейчас не был готов отпустить Шеви. Она, как ни крути, всегда была не просто машиной, не просто послушным инструментом, вмещавшим в себя целый арсенал и несчетное количество раз вытаскивавшим – увозившим – их семейство от неприятностей. Она была верной и преданной, и даже тогда Дин не мог относиться к ней как к обычному… механизму. Что уж говорить теперь, когда одна из самых его диких фантазий вдруг воплотилась в реальность.

– Давай побыстрее покончим с этим. Что там нужно для ритуала?

Что ему на самом деле нужно, так это запас грубости, чтобы с избытком подсыпать в голос и не показать – даже Сэму, или особенно Сэму, – что вернуть Шеви в прежний облик – это как оторвать от себя по живому что-то важное. Что-то очень тонкое и хрупкое, единственное, что осталось после смерти отца и его самых-ужасных-в-мире последних слов. То, что Дин рассказывал мертвому металлу… оказалось, что его слышали. И ответили. И мертвый металл обернулся живой плотью. Но это все важно только для Дина. Нужно только Дину. Для Сэма Импала всегда была не другом, но домом.

У них с Сэмом всегда были разные дома. Дом Дина сгорел в Лоуренсе, штат Канзас. И он ни за что не допустит, чтобы его младший братишка также лишился дома.

– Погоди, Дин. Может, не нужно спешить?

Несколько секунд Дин бездумно пялился на Сэма, пытаясь осознать, действительно ли он сейчас слышал то, что слышал.

– В смысле?

Сэм нахохлился: длинная несуразная цапля посреди урбанистического пейзажа. Брату самому не слишком нравится то, что он собирается озвучить, понял Дин.

– Шеви здорово нам помогла с этими автомобилями. И она собиралась показать нам, куда они ездили, помнишь? В лес?

Еще бы Дин не помнил!

– То есть мы используем ее для дела, а потом поблагодарим за сотрудничество и превратим обратно… в машину? Так, Сэм?

Сэм прикусил губу и посмотрел на него… будто видел насквозь, как на ладони, все тревоги и чаяния.

– Мы не можем отказаться сейчас от ее помощи, Дин. А потом… заклинание, которое нашел Бобби, никуда не денется. Она обратится, когда захочет. Если захочет. Дин, я все понимаю… Но… Не забывай, пожалуйста, что она не человек.

О, об этом Дин не забыл бы, даже если б очень постарался…

– Ладно… – Дин ссутулился, невольно отзеркаливая позу Сэма. – Завтра съездим в лес, а дальше уже решим.

– Вы прямо заболтались! – Шеви встретила их улыбкой.

Насквозь мокрое полотенце свисало со стула, а она успела переодеться в джинсы и футболку; на ногах красовались тяжелые бутсы, в которых она совсем недавно (а впечатление такое, что сто лет назад) нарисовалась на пороге этого номера. «Лодочки» она, похоже, затолкала как можно дальше.

– Надо отдохнуть, – Сэм взял на себя руководство их маленькой компанией. – Шеви… тебя ждет целая отдельная кровать… там, дальше по коридору.

– О…

Шеви выглядела благодарной, но не особо счастливой.

А Дин просто старался ни о чем не думать.

Но не очень-то преуспел.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств, СПН

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"От меня к тебе" - миди с ЗФБ-2015 (СПН, 2 левел)

Название: От меня к тебе
Переводчик:  +Lupa+
Бета:  Bianca Neve
Оригинал: “From me to you”, EternalSheWolf, разрешение на перевод получено
Размер: миди, 4 925 слов в оригинале, 4 412 – в переводе
Персонажи: Сэм, Дин
Категория: джен
Жанр: ангст, hurt/comfort
Рейтинг: G
Краткое содержание: Большинство детей, когда им больно, становятся сущими младенцами и слепо, инстинктивно зовут мать. Иногда отца.
Но не Дин.
Он зовет Сэма.
Примечание: упоминается преканон, Ад и много чего еще; действие фика охватывает 1-8 сезоны, но большая часть фика о Винчестерах в детстве; в качестве названия использовано название песни «The Beatles»

Читать дальше

Большинство детей, когда им больно, становятся сущими младенцами и слепо, инстинктивно зовут мать. Иногда отца.
Но не Дин.
Он зовет Сэма.
В горячечном бреду он мечется на кровати, не видя белого лица Бобби, не слыша мольбы отца, не ощущая рук, удерживающих его на месте. На грани обморока он бьется и брыкается – и зовет, снова и снова, Сэм Сэм Сэм.
Сэм выскальзывает из объятий отца и забирается на кровать. Между рукой и грудью Дина остается место – размером как раз для младшего брата, – и Сэм идеально в него вписывается, прижимается теснее, стараясь не потревожить воспаленную рану на плече Дина. Голова Сэма покоится на груди брата, и пульс Дина постепенно выравнивается, усмиренный этой теплой тяжестью, пока не остается ничего, кроме спокойного, ровного ритма его сердцебиения и тихого дыхания Сэма – абсолютная гармония.

Сэм знает, что отец любит их – знает как непреложную истину, потому что, несмотря на плохие дни, есть еще игры в машине, шутки с Дином, подарки на день рождения, о которых чаще помнят, чем нет, несколько книг время от времени, рука, треплющая по волосам или обнимающая его.
Но, как бы то ни было, их отец часто бывает в разъездах, и Дин заменяет Сэму и мать, и отца.
Это Дин учит его завязывать шнурки.
Это Дин отводит его в школу в первый день и ждет у ворот после уроков. Дин проверяет его домашнее задание, потому что Сэм ненавидит сдавать работы даже с одной-единственной помаркой.
Дин готовит им еду, когда папы нет, напоминает почистить зубы, укладывает Сэма по вечерам.
Дин дает Сэму плохой совет, когда тот влюбляется.
Это Дин облегчает его боль, заклеивает пластырем ссадины на коленках и пропускает школу, когда Сэм простужается, – чтобы сидеть возле постели и гладить его по волосам.
Отец рассказывает им о призраках, вендиго, гулях, зомби и Жнецах, но именно Дин превращает это в приключение, сплетая сказки об отваге и великой доблести и героях по имени Дин и Сэм. Это в кровать Дина Сэм забирается, когда после отцовских уроков у него случаются кошмары.
Дин учит его стрелять; большие руки Дина ровно лежат поверх рук Сэма, направляя пистолет в мишень.
Дин знакомит его со вкусом алкоголя в шестнадцать, в то самое время, когда разговоры Сэма с отцом все чаще и чаще оборачиваются яростными спорами; Дин ухмыляется Сэму, когда тот едва не выплевывает обратно первый глоток. Они коротают вечер на заднем крыльце, потягивая виски из горлышка, и позже Дин сгружает его в кровать и кое-как подтыкает вокруг одеяло.
Дин учит его водить машину, чинить двигатель, чистить оружие, читать карту, ориентироваться в лесу.
Дин учит его готовить, шить, мошенничать с кредитками, врать с каменным лицом, справляться со стейком средней прожарки, поджигать костер, имея в распоряжении две спички и промокший коробок, лазить по деревьям, флиртовать с девушками, вскрывать замки, делать коктейль Молотова, угонять машины, материться на испанском и португальском.

Когда ему исполняется шесть, Сэм видит в магазине плюшевого мишку, о котором давно мечтает.
Отец говорит, что он слишком взрослый для плюшевых мишек.
Дин крадет игрушку и протягивает ее Сэму сквозь ночную темень, когда они оба лежат под одеялом на двуспальной кровати.
Сэм хранит мишку, и тот переезжает вместе с ним в Стэнфорд; его молчаливое присутствие на подоконнике – как постоянное напоминание о брате. Мишка сгорает в пожаре, но это ничего, ведь руки Дина обхватывают Сэма и вытаскивают из кровати и из горящего дома. И Дин в любое время может принести брату еще одного плюшевого медведя.

В первом классе Сэм проходит понятие «просто так».
Отец выглядит сбитым с толку, когда Сэм дарит ему охапку полевых цветов и улыбку на миллион ватт, и спрашивает, зачем это. Дин берет букет и втыкает цветы себе и Сэму в волосы, пока у того не перестает дрожать губа, и он не начинает хохотать.

Сэм думает, что у Дина отвратительные манеры за столом: тот ест так, будто каждое блюдо – последнее, и будто это – лакомство, которое следует смаковать.
Но Сэм не возражает (особо). Он помнит Дина, который, думая, что Сэм не замечает, накладывал себе порции поменьше – потому что отца не было уже несколько дней. Сэм не озвучивал Дину свои наблюдения, но использовал любую возможность, чтобы принести из школы завтрак и отдать брату.

У Дина мало что есть, но он дарит это Сэму.
Дин дарит ему старую одежду, книги, школьные проекты, которые – он знает – понравятся Сэму. Дин дарит ему самодельные браслеты из травы и шнурков, блестящую гальку, которую находит в реке, гладкие орлиные перья, которые собирает по дороге в лесу.
Сэм уходит, когда ему исполняется восемнадцать. Дин подвозит его до Стэнфорда – шестичасовая поездка, во время которой они не произносят ни слова. Дин обнимает его и уходит, не оглядываясь.
Дин дарит Сэму его свободу.

Сэм дарит Дину свои рисунки, и Дин крепит их на холодильник или аккуратно складывает в свой потрепанный бумажник. Сэм приносит из школы бусы из макарон и бумажные кораблики, и Дин развешивает их по номеру и расставляет на полках. Сэм дарит Дину ярчайшие улыбки и цепкие обезьяньи объятия, и Дин собирает их и прячет в своем сердце.
Сэм дарит Дину свою безусловную любовь, и Дин возвращает ее сторицей.

Дин не дышит, когда Сэм вытаскивает его из реки.
Сэм бьет кулаками по грудной клетке брата и приказывает ему дышать.
Сорок секунд спустя Дин содрогается, кашляет и исторгает, кажется, целый галлон воды.
Сэм откидывается на пятки и смеется до слез.

Перед Дином стоит невозможный выбор.
Он больше не говорит. Совсем. С самого пожара, когда он сказал Сэму, что с ними все будет в порядке, он не произнес ни слова. Дин знает, это тревожит папу, но ничего не может поделать. Как будто все его слова ссохлись и образовали в глотке огромный ком. Сэм достаточно разговорчив для двухлетки, и Дина это абсолютно устраивает, но он знает, что папе этого мало. Дина просили, умоляли, угрожали – делали все, чтобы он снова заговорил. Но Дин не может заставить себя открыть рот.
Но.
Но.
Сэмми нужны сказки на ночь. Дину всегда читали на ночь сказки. Мама ложилась рядом с ним, переворачивая страницы книги, которую держал Дин, и все, что было у Дина, должно быть у Сэмми – и даже больше.
Но папа не читает сказок – ни Дину, ни Сэмми.
Так что Дин делает выбор, и это так же легко, как глотнуть воздуха.
Дин расправляет плечи и с прямой, как палка, спиной и со всей решимостью, на которую способен пятилетка, марширует к учителю и произносит первые за целый год слова:
– Привет, я Дин. Вы можете научить меня читать?
Он чувствует, как краснеет папа, ощущает спиной пораженный таким предательством взгляд и притворяется, что ничего не замечает. Это ради Сэмми.

Брат Дин – семь букв.
Как вот блин, как вот черт, как ну твою ж.
Как я помогу. Как я не уйду. Как я удержу.
Как я любовь.

Мой Сэм – шесть букв.
Как братец. Как привет. Как сейчас.
Как я сбегу. Как я улечу. Как смерть.
Как прощай.

Пожилая леди шлепает Сэма по тянущейся к книге руке, и тот инстинктивно отдергивает ее.
– Прекратите, молодой человек! Вас что, волки воспитывали?
Сэм ловит взгляд Дина и усмехается:
– Что-то типа того.

Миссис Хенрикс смотрит на Сэма сверху вниз, а тот безмятежно смотрит в ответ.
– Сэм, – ласково говорит она, – я не давала такого домашнего задания.
Тот отвечает, не моргнув глазом:
– Давали.
– Я просила описать свой дом, Сэм. Не семью.
– Я так и сделал.
Она как раз собирается объяснить – мягко, – и в этот момент дверь распахивается.
Дин Винчестер из класса мисс Люси ухмыляется своему младшему брату.
Сэм начинает сиять, как дюжина рождественских елок.
Миссис Хенрикс опускает взгляд на зажатое в руке сочинение, и «Дин – мой старший брат» буквально выпрыгивает на нее со страницы. «Дин отводит меня в школу Дин учит меня кататься на велосипеде Дин сидит рядом со мной в машине Дин помогает мне с домашней работой Дин всегда здесь Дин несет меня, когда я устаю Дин заботится обо мне Дин Дин Дин Дин…»
О, думает она. О.

Только научившись читать, Дин обнаруживает эту связь.
«Сэмми» читается как «Мой Сэм».
Дин тут же решает, что до конца жизни будет называть своего брата Сэмми.

Дин ничего не может с этим поделать. Правда. Он знает, что это чертовски раздражает брата, но, хоть убей, не может это контролировать.
Когда он взволнован, или испуган, или зол, Сэм превращается в Сэмми. Это естественная реакция, въевшаяся настолько глубоко, что он не в силах от нее избавиться. Стоит Сэму оказаться в беде, как Дин снова видит перед собой круглощекого двенадцатилетнего мальчишку и клянется защищать его от всего мира.
– Только ему позволено так называть меня, – говорит Сэмми, и Дин пытается притвориться, что его сердце не готово разорваться от любви.

Сэм никогда в жизни не признается, как сильно он любит, когда его называют Сэмми.

К своему бесконечному стыду (вообще-то, на самом деле нет), как только Сэм оказывается в беде, он зовет Дина.
Разумом Сэм понимает, что он взрослый мужчина, великолепный охотник, но когда он выбит из колеи, первое, о чем Сэм думает, – Дин это исправит.
Где-то глубоко внутри него по-прежнему живет шестилетний мальчишка, уверенный, что его брат – супергерой, которому все по плечу.

– Винчестер? Как винтовка?
Да, как винтовка, думает Дин. Длинная, невинная с виду и неумолимая. Столь же смертоносная и устрашающая, как и сам Дин. Опасный для всех, включая себя самого.
– Да, – отвечает он. – Как винтовка.

– Остальные не ценят тебя, – говорит она, и Дин правда, правда хочет порвать ее на британский флаг. Фигурально или буквально – ему в данный момент без разницы, но он вроде как связан. И с заткнутым ртом. Буквально.
– Они видят только Сэма Винчестера – Мальчика-Короля. – Ее смех похож на перезвон колокольчиков. Она проводит рукой по груди Дина, вновь касается его щеки. – И, отдаю им должное, он действительно уникален. Но ты – очарователен.
Она наклоняется ближе, их дыхание перемешивается.
– В его руках огромная власть. Ты знаешь, что он способен разрушить этот мир? Но по какой-то причине до сих пор предпочитает собирать его по кускам и дарить тебе.
Она запрокидывает Дину голову, вынуждая того взглянуть ей в глаза.
– Полная, безоговорочная, слепая преданность. Что в тебе есть такого, что, вероятно, может оправдать столь абсолютную веру?
Дин давится смехом.
– Что ты… – начинает огрызаться она, а потом ее голова взрывается.
Сэм врывается с пистолетом наизготовку и направляется прямиком к Дину.
– Так что там насчет преданности? – избавившись от кляпа, хрипит Дин в перерывах между раскатами хохота.

Сэмми думает, что он очень спокойный.
Он терпит Дина, отвлекающегося от разговора, и его рассеянное внимание. Он с большим пониманием относится к тому, что Дин разговаривает с другим маленьким мальчиком в песочнице, что Дин делит свое внимание между Сэмми и другим мальчиком. Он даже делает вид, что не замечает, как большие руки Дина лежат поверх рук глупого мальчишки, превращая груду песка в шаткую крепость. Он даже заходит так далеко, что игнорирует болтовню маленького мальчика и мягкий смех Дина.
Но когда глупый маленький мальчик дарит Дину кривую щербатую улыбку – которую Сэмми узнает всем сердцем, потому что это его улыбка Дину, – и Дин улыбается в ответ и ерошит тому волосы, Сэмми решает, что с него хватит.
С пронзительным воинственным криком он набрасывается на мальчика и вцепляется везде и всюду, куда может дотянуться: волосы, пальцы, рубашка – все это легкая добыча. Он слышит удивленный возглас Дина и возню и крик за спиной, но ему плевать, потому что он колотит и царапает мальчишку, потому что тот не может, не может, ему не позволено…
Руки Дина обхватывают его сзади, оттаскивая от мальчика, и Сэмми отбивается, но Дин гораздо больше и сильнее его, так что Сэмми вздыхает и обмякает в его руках и прижимается к груди своего старшего брата.
– Что здесь происходит?
Эта леди большая, куда больше Сэмми или Дина, и у нее сердитый голос, но Сэмми равнодушно смотрит на нее, потому что она обнимает того мальчишку, который рыдает у нее в руках, как маленький. Дин загораживает Сэмми собой, и Сэмми позволяет ему, хотя и не боится глупой старой леди, – потому что ему нравится, когда Дин его защищает.
– Простите, мэм, я не знаю, что с ним случилось. Сэмми, извинись перед мальчиком…
– Нет! – выкрикивает Сэмми, потому что ему не жаль, совсем нет, и ему наплевать, что леди выглядит сердитой, потому что это мальчик виноват…
– Мой! – вопит он, вцепляясь в ногу Дина, и гневно смотрит на всхлипывающего маленького мальчика. – Мой, мой, мой!
Сэмми не понимает, почему Дин невесело смеется, или почему леди внезапно начинает выглядеть гораздо менее раздраженной и более изумленной, но Дин гладит его по волосам, и это приятно, и Дин не заставляет его извиняться, и Дин – лучший брат на свете. Позже, когда они уходят из парка, и рука Сэмми надежно покоится в ладони Дина, Дин говорит:
– Ты ведь знаешь, что я твой, Сэмми. Не нужно бить других детей, чтобы доказать это, ладно?
И Сэмми кивает и наслаждается ощущением, что Дин его, его, и ему не нужно делиться.

Когда Сэмми начинает ходить в школу, он не понимает, почему его семья так отличается от остальных.
Он всегда думал, что Дин есть у каждого. Для Сэмми все просто – вот «мой Дин», а вот «мой папа». Но вместо этого оказывается, что у других детей есть мамы, а вместо Динов у них старшие братья.
Сэмми всегда думал, что Дин – это абсолют, так же, как папа. Когда Сэмми осознает, что в других семьях у братьев разные имена, он спрашивает учителя, почему же папу все зовут одинаково.
Он удивляется, узнав, что папа – это не имя, как Дин, а название. Это значит, что имена более важны, чем названия, потому что он никогда не зовет Дина иначе, чем Дин. Он никогда не смешивает Дина с теми обычными братьями.
Сэмми не понимает, почему папа выглядит таким подавленным, когда он, вернувшись из школы, называет его Джоном.

Сэм ревнует.
Безумно, иррационально, мучительно ревнует.
Не к Дину, который каким-то образом умудрился очаровать прекрасную, недоступную, мечту-каждого-подростка, королеву старшеклассников Мэрилин. Мэрилин – сплошь длинные ноги и загорелая кожа, великолепные светлые волосы и ямочки, миндалевидные глаза и смех, похожий на серебряный колокольчик. Не к Дину, который лыбится, как идиот, разглаживая рубашку перед зеркалом и не обращая никакого внимания на Сэма, потому что ему четырнадцать и он идет на свидание с отпадной старшеклассницей.
Сэм не ревнует к Дину, он ревнует к Мэрилин.
К Мэрилин, которая всегда так мила с Сэмом и не относится к нему, как к ребенку или досадному придатку Дина. К Мэрилин, которая разговаривает с Сэмом, как с взрослым, и которая оказывается одной из немногих, кто приветлив с Дином в этой новой школе.
И Сэм так ревнует, что может умереть.
Это заставляет его чувствовать себя капризным сосунком – ребенком, который не хочет ни с кем делить мамочку. Но когда Сэм видит, как Дин исчезает за дверью, оставляя его наедине с парой дисков и миской попкорна, его глаза так жжет, что приходится прятать лицо в ладонях. И Сэм отчаянно притворяется, что не чувствует себя брошенным.
Вернувшись, Дин садится рядом на диване и расталкивает его. Сэм просыпается ровно настолько, чтобы пристроить голову на бедро брата – и внезапно его мир снова встает на место.

Дин так и не просит вернуть ему амулет.
Но и не начинает носить вместо него что-то другое.
Сэм решает, что во всем будет находить положительные стороны.

Сэм не плачет, когда отец выгоняет его. Или во время шестичасовой поездки до Пало-Альто.
Он не роняет и слезинки, когда Дин обнимает его на прощание и уезжает, оставляя одиноко стоять на пороге нового дома.
Он рыдает навзрыд, когда обнаруживает восемьсот долларов и затертую копию «Изгоев», втиснутые между ножом и парой носков.

– Серьезно? – спрашивает Дин, и его глаза сверкают дикой, необузданной радостью. Папа улыбается и кивает, и Дин с ликующим возгласом выхватывает ключи из протянутой руки отца. Сэм наблюдает, как его брат смеется и распевает «спасибо спасибо это очешуенно чувак это так круто спасибо», танцуя вокруг стола, едва задержавшись, чтобы обнять отца, прежде чем скрыться за дверью, его рубашка хлопает парусом – и комната кажется без него странно опустевшей.
Две секунды спустя Дин просовывает в дверь голову:
– Сэм! – вопит он. – Тащи свою задницу сюда, я научу тебя водить!
Сэм выгребается со своего места – его сердце колотится от возбуждения – и наперегонки с братом бежит к машине.
Это шестнадцатый день рождения Дина, и, как и предыдущие двенадцать, он делит его с Сэмом.

Особенность Дина в том, что ему нужно быть нужным.
Особенность Сэма в том, что в его жизни нет и дня, когда бы ему не был нужен Дин.
И это отлично работает.

Он выучил наизусть все шрамы Дина.
Он точно знает, откуда взялся каждый из них и когда был получен. Он может найти и проследить каждый из них, и каждый из них неповторим и выделяет Дина не хуже, чем веснушки или улыбка.
Теперь на теле его брата появились новые шрамы. Он старается не воспринимать каждый из них как обвинение.

– Сучка.
– Придурок.

Дина страшит лишь одна вещь – забвение.
Сейчас он провел в Аду больше времени, чем на Земле. Его страшит, что он забудет лицо Сэма, его улыбку и голос. Мама уже ушла – она исчезла первой, растворилась в забытье; следом за ней ушли малознакомые люди – приходится сделать усилие, чтобы вспомнить лицо Джессики, бойкие манеры Эллен, мягкие руки пастора Джима. Отца поглотило почти полностью, и все, что от него осталось, – грубоватый голос и запах пороха и кожи.
Дин едва может вспомнить похожее на сердечко лицо Джо, ощущение руки Бобби на своем плече. Но единственный человек, за которого он цепляется изо всех сил, это Сэм. Дин повторяет вслух случаи из памяти, бесконечной молитвой, но они все равно ускользают.
Когда Дин выбирается из Ада, то живет в постоянном ужасе, что больше не сможет вспомнить, каково быть человеком – сорок лет прошло с тех пор, как кто-либо касался его не для того, чтобы ранить, сорок лет с тех пор, как он слышал что-либо, кроме насмешек или оскорблений. Сорок лет с тех пор, как он с кем-либо по-настоящему разговаривал.
И все же как-то – сродни умению кататься на велосипеде – его руки точно знают, что делать. Сэм подходит к нему, и руки Дина поднимаются сами собой, устраиваясь на лопатках брата, притягивая его ближе.

Дин хочет сказать тысячу вещей.
«Ты должен вернуться к Амелии», – хочет сказать он.
«Оставь меня здесь».
«Пожалуйста, не оставляй меня».
«Не думаю, что справлюсь, если ты уйдешь».
«Я хочу, чтобы ты был счастлив».
«Я хочу, чтобы ты был счастлив, даже если я больше не могу».
«Ты заслуживаешь ее».
«Пожалуйста, не уходи».
«Прости».
«Сэмми, пожалуйста».
«Просто уходи».
«Уходи, пока у меня хватает сил отпустить тебя».
«Мне нужно, чтобы с тобой все было в порядке».
Ничего из этого он не говорит.

Они не говорят ни слова.
Дин выжидающе глядит на него.
Сэм кивает.
Они усаживаются рядом.
Им не нужно ничего говорить.

«Боже милостивый, для охотника ты слишком симпатичный», – говорит она.
Она не ожидала, что он будет таким – этот парень, который выглядит как фотомодель и одновременно как будто жизнь его здорово потрепала. Но не как охотник. Никоим образом.
Она говорит это отчасти, чтобы проверить его, отчасти от неожиданности. Он не реагирует, но напоминает сжатую пружину, готовую распрямиться в любой момент. Ха. Возможно, он действительно стоит своей репутации.
…А впрочем, возможно, и нет. Он играет в гольф.
Она снова оскорбляет его, называет племенным браком. Он воспринимает это с юмором. Гвен давит, пытаясь нащупать его пределы, но он не кажется особо впечатленным. С другой стороны, он оказывается патологически неспособным следовать приказам.
Она классифицирует его: достаточно компетентен, норовист, недоверчив, почти определенно не Кэмпбелл. Безобиден, решает она и двигается дальше.
А потом она стоит на складе в Огайо, и его пистолет твердо нацелен на Сэмюэля, когда он говорит: «Я предупреждал, что убью его», и она знает, что чудовищно ошиблась.

«Сэм и Дин все время разговаривают, но никогда не говорят важных слов», пишет Чак. «Они говорят сучка, и придурок, и девчонка, и засранец, и послушай, и проверь это, и пошли, и у нас получится.
Но если вы внимательно прислушаетесь, то сможете услышать их.
Это как бесконечное признание в любви».

В общем и целом, Сэмюэль невысокого мнения о своих внуках.
Сэм – чертов психопат. Сэмюэль сознает это, но его это не слишком беспокоит, пока служит его целям. Кроме того, он не привязан ни к одному из мальчишек.
Дин – это просто посмешище. Сэмюэлю он не понравился с первого взгляда – слишком смазливый, слишком наглый, слишком любит своего отца – хотя в тот момент Сэмюэль об этом не знает. Дин не желает подчиняться, не желает следовать, не желает, чтобы его контролировали, так что ему нет места в планах Сэмюэля. Сэмюэль записывает его в расходный материал, наравне с братом.
«Я буду тем, кто убьет тебя», – говорит Дин, и Сэмюэль едва удерживается, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Дин в клетке, что он может сделать?
Позднее он вспоминает этот эпизод, и по его спине бежит холодок.
Он глядит на дуло пистолета Дина и знает, что упустил момент, когда Дин и Сэм снова воссоединились, – упустил контроль, упустил игру, упустил свой последний шанс вернуть семью, вернуть Мэри.
Он точно знает момент, когда подписал себе смертный приговор – и неизвестно, кого из них тогда заперли в клетку.

Дин умирает в тот миг, когда умирает Сэм.
Бобби знает это – наблюдает, как Дин совершает привычные действия, ходит так, будто не видит, как близок к краю. Будто не видит ничего, кроме мертвого тела брата.
Он ходячий труп, вот что он такое.
Он не оживает, пока Сэм не открывает глаза.

Дин – брат Сэма, его мать, его отец, его лучший друг, его главный мучитель, его защитник, его опекун, его напарник, его лидер, его наставник, его учитель, его величайший стыд, его величайшая гордость, его герой и его надоедливый питомец.
Сэм – брат Дина, его дитя, его лучший друг, его худший враг, его величайший источник силы, его напарник, его прикрытие, его эмоциональная поддержка, его моральный компас, его величайший провал, его самая большая гордость, его путеводная звезда, его сучка и его дом.

Когда Кристиан Кэмпбелл знакомится с Дином Винчестером, он совершенно не впечатлен.
Он охотился с Сэмом около года, и все, что он слышал о Дине, – это какой тот великий охотник, какие у него великолепные инстинкты, какие у него обширные познания, какой он опытный.
А оказывается, что он – мамочка-наседка.
«Какая насмешка», думает Кристиан.
Они оставляют Дина за бортом, и Кристиан выкидывает его из головы.
Пару месяцев спустя ему звонит Сэмюэль и просит помочь зачистить вампирское гнездо.
Он заходит внутрь и застывает.
Помещение залито кровью. Повсюду лежат трупы. Ему реально приходится перешагнуть через парочку, чтобы подняться по лестнице, потому что некуда поставить ногу. Внутри он обнаруживает Сэмюэля, присевшего возле очередного безголового тела.
– Нифига себе. Сколько тут было вампиров?
– Шестьдесят три. Если только кто-нибудь не сбежал… Что, думаю, вряд ли.
Кристиан присвистывает:
– Сколько человек ты на это подписал? Это место выглядит так, словно по нему прошлась целая армия.
Сэмюэль поднимает взгляд, и если бы Кристиан не знал его лучше, решил бы, что тот выглядит смущенным.
– Это был Дин.
Кристиан изумленно таращит глаза.
– Погоди. Ты имеешь в виду Сэма и Дина Винчестеров? Ты явился сюда с этими двумя, и вы втроем, – он указывает рукой вокруг себя, на забрызганные кровью стены, искромсанные тела, оторванные головы, – изобразили тут «Крепкого орешка» без чьей-либо помощи?
– Нет. – Сэмюэль поднимается на ноги и поворачивается лицом к Кристиану. – Это все Дин. Только Дин.
Нифига себе. Нифига себе.

Это первая вылазка Сэма в парк, и Дин явно разрывается между катанием на качелях и бесконечным восхищением своим младшим братиком, который, как ему сказали, был его. Мэри подталкивает его к детской площадке, и он идет – с неохотой, оборачиваясь через каждую пару шагов.
Мэри садится, коляска с Сэмми рядом, и через несколько минут Мэри начинает болтать с Элизабет, которая наклоняется и щекочет Сэмми, и тот гулит в ответ. Та улыбается, и Мэри протягивает руки, чтобы вынуть ребенка.
И Элизабет вскрикивает, когда Дин весьма ощутимо бьет ее по голени.
Мэри вздрагивает от неожиданности, а Элизабет держится за голень и приглушенно ругается, а Дин цепляется за ногу Мэри, как рыба-прилипала, не прямо перед Элизабет, но все равно – и свирепо глядит на нее из своего укрытия.
– Заведи себе своего Сэмми! – резко говорит он. – Он мой братишка! Мой!
Мэри терпит, пока не отправляет Дина в детскую, и хохочет до рези в животе.

Папы нет, и Дин остается наедине с Сэмми.
Папа едва ли хоть раз глянул на Дина после неудачи со штригой, отдавая приказы, как будто говорит сам с собой, и Дин следует им. Его желудок так скрутило, что он едва может есть. Он больше никогда не ослушается папу. Никогда.
Хотя, по-видимому, ничто больше не способно заставить папу снова полюбить его.
– Дин!
Он поднимает голову от сложенных на коленях рук. Сэмми бежит к нему, его мордашка перемазана шоколадом, а в пухлых ручках зажат лист бумаги, и Дин ощущает прилив любви к своему братишке. За которой неотрывно следует вина. Он никогда больше не оставит брата умирать ради игровых автоматов.
Блаженно не замечающий разверзшуюся в груди брата яму, Сэмми устраивается рядом с ним и тычет рисунком Дину в лицо.
– Смотри! Я нарисовал тебя!
Корявый человечек одет в черную толстовку со знакомым капюшоном. Слова «мой старший брат» нацарапаны на бумаге с явным усердием, и человечек держит за руку фигурку поменьше.
– Дин?
Дин стискивает младшего брата в объятиях. Сэмми слабо взвизгивает, затем расслабляется и прижимается теснее. Дин прячет лицо в волосах Сэмми и вдыхает сладкий запах своего братишки.
У Дина самый лучший младший брат в мире, и он не знает, что сделал, чтобы заслужить его.

Парень разворачивается и слезает с барного стула, и Саймон поднимает взгляд… а затем поднимает взгляд еще немного.
Высокий ублюдок улыбается ему. Это чертовски недружелюбная улыбка.
– Мы с братом уходим. Прямо сейчас.
– Ладно. – Он едва не дает «петуха». Второй парень ухмыляется и сваливает с довольным видом. Мини-лось следует за ним, недобро поглядывая на Саймона.
У Саймона такое ощущение, будто он только что избежал огромных неприятностей.

– Я держу тебя. Я держу тебя, братишка, с тобой все будет в порядке.

Сэм немного слетает с катушек в те четыре месяца, что Дин проводит в Аду.
Возвращение брата дает ему опору – он не может потерять Дина снова. Он опять собирает себя по частям, отстраивает заново вокруг собственной слабости, широкой трещины, уходящей в самую сердцевину его души.
Когда Дин исчезает в Чистилище, Сэм разбивается вдребезги.

– Это твой брат? – спрашивает кто-то, и Дин отвечает:
– Самый умный парень во всей команде. Ага, верно, это он.
Он стоит спиной, поэтому не видит выражения лица Сэма, но невозможно неправильно истолковать нотку гордости в его голосе.

– Мне не нужна мама, – презрительно говорит Сэм. – У меня есть Дин.

– Ты такая девчонка.
– А ты идиот.
– Просто чтоб ты знал – я целиком и полностью виню в этом тебя.
– Как, блин, я могу быть ответственным за все это?!
– Это все щенячьи глазки, мужик. Тебе пора уже это прекратить – заставлять женщин хотеть приютить тебя и держать как домашнего питомца.

Сэмми зажал язык между зубами, значит, что бы он ни делал, это наверняка очень важно. Дин пытался подсмотреть, но Сэмми лег животом на стол и набычился на него, так что Дин вернулся на диван. Сэмми до сих пор с подозрением поглядывает на него, чтобы убедиться, что он не смотрит. Дин притворяется, что увлечен чтением. Сэмми возвращается к своей работе; его рука усердно ведет вниз цветной карандаш, рисуя что-то вроде линии.
Десятью минутами спустя Дина атакуют сорок фунтов возбужденного младшего братца.
– Смотри, что я сегодня выучил! Я умею писать, Дин!
Через весь листок огромными неуклюжими буквами написано слово «ДИН».

Импала ревет, и на заднем плане играют «Канзас».
На носу Апокалипсис, но Сэм и Дин снова вместе, и, конец света или нет, это чертовски здорово.
Некоторым вещам просто суждено быть.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств, СПН

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Смутно подозреваю, что песня если и не голимая попса, то где-то близко (сказал человек, которого штырит от песни группы "Город 312" и саунда к НРК). Но почему-то просто обожаю этот клип.
#ябыдло

@темы: Моя трава, Видео, Важнейшее из искусств, Песни, СПН