"Неоспоримая весомость бытия" - миди с ФБ-2015 (OUaT, спецквест)

[+Lupa+]

Название: Неоспоримая весомость бытия
Задание: Благо
Автор:  +Lupa+
Бета:  Bianca Neve
Размер: миди, 5024 слова
Пейринги/Персонажи: Лейси Френч, мистер Голд, Руби, Дэвид Нолан, Генри Миллс, Кора, капитан Крюк, доктор Вейл, вдова Лукас, в эпизодах – все прочие; намеки на Голд/Лейси (Белль) и прочие каноничные пейринги
Категория: джен, намек на гет
Жанр: ангст, романс, ПОВ Лейси
Рейтинг: R
Краткое содержание: В разгар нашествия зомби Лейси завладевает кинжалом Темного.
Примечания: АУ примерно от середины 2-го сезона; личность Лейси появилась сразу, как только Белль упала за границу Сторибрука; не случившийся/вялотекущий/оборвавшийся зомби-апокалипсис; автор нехило вдохновился очередным перечитыванием «Тепла наших тел», отсюда и повествование от 1-го лица в настоящем времени
Предупреждение: встречается описание зомби и ненормативная лексика

Больницы утомляют. Нет ничего скучнее пастельных красок, неудобных коек и белого, скрипящего от чистоты белья. Одно развлечение – обход врача, да когда медсестры временами заглядывают. Ну и визиты, конечно. Спасибо Руби, без нее я бы на стену лезла.
Забавно, мы с ней даже не были толком знакомы, а она мне так помогает, вот, предложила даже пожить у нее, когда меня выпишут. Я лежу на койке, подложив подушку повыше, держу на коленях книгу – которую тоже принесла Руби, – но последние минуты не читаю. Я думаю. О Руби, об отце, который так и не заглянул, о том человеке, который в меня стрелял. И о мистере Голде. Зря я на него так взъярилась, конечно, но с этим своим видом побитого щенка он ужасно раздражал. Давно не помню за собой подобной вспыльчивости.
Впрочем, по его уверениям, я много чего не помню. И никто их не опровергает. Может, он прав? Но даже если и так, что я могу поделать?
Меня зовут Лейси Френч, и это единственное, что у меня есть.
Сегодня обход что-то задерживается. Лениво подумываю, не вылезти ли из койки и не сходить ли к сестринскому посту – вчера разрешили вставать, почему бы не воспользоваться этим? – но двигаться неохота. Еще успею набегаться.
Из коридора доносятся крики и грохот, как будто опрокинули что-то тяжелое: каталку или столик с инструментами. Я вздрагиваю. Наверное, все же придется выглянуть из своей норы. Натягиваю халат и ползу к двери, шаркая тапочками. С той стороны слышится такое же шарканье, и моя рука замирает на ручке.
С этими шагами что-то не то, – с такой мыслью я приоткрываю дверь и просовываю голову в щель.
Коридор разгромлен. На стене напротив – кровавая полоса, будто кто-то небрежно вытер испачканную руку. Слева слышится стон, и я поворачиваю голову.
И тут же – будто разом попала в какой-то фильм, в третьесортный ужастик про восставших мертвецов. Потому что именно так выглядит толпа, что движется в мою сторону слева. Серые лица, раззявленные рты, окровавленные зубы… у многих сквозь прорехи в одежде видны укусы и раны, у некоторых… о боже! У некоторых не хватает огромных кусков плоти или даже конечностей.
И они приближаются ко мне.
Кажется, этот задушенный писк исходит из моего горла.
– Лейси! – кричат справа, и я с облегчением отвожу взгляд от кошмара слева. Может, мне дали неправильное лекарство, может, это всего лишь галлюцинации, и сейчас меня вернут в палату и предложат поспать, пока эффект не выветрится?
Справа стоит доктор Вейл – всклокоченный, в разорванном халате, на рукаве бурое пятно. Меня начинает знобить. Он манит меня к себе, но я не в силах шевельнуться. Он качается в мою сторону, затем резко оборачивается.
В дальнем конце коридора показывается еще одна группа мертвецов.
– Запрись! Я скажу, что ты здесь! – бросает Вейл и ныряет в соседнюю палату. Я слышу скрежет поднимаемой оконной рамы.
Он бросил меня! Он бросил меня… оставил одну с этими… зомби.
Я всхлипываю и захлопываю дверь. Ноги больше не держат, я сползаю вниз, меня трясет так, словно у меня эпилепсия. Что-то царапает ягодицу сквозь халат. Я с воплем отползаю и разворачиваюсь как есть, на четвереньках. В щели под дверью торчат серые пальцы с обломанными ногтями. Я вижу их четко, будто под увеличительным стеклом. Под ногтями красно-коричневое. Я срываю с себя халат и затыкаю проклятую щель. Придвигаю к двери койку и шкаф, оба стула и тумбочку.
А потом забиваюсь в угол и вцепляюсь зубами в руку, чтобы не заорать.
Зомби идут и идут мимо, и их шарканье и стоны рвут мои и без того натянутые нервы.
Я зажимаю уши руками и начинаю раскачиваться.
Думаю, я сошла с ума.

* * *

Не знаю, сколько я просидела так. Звук поворачивающейся ручки выводит меня из оцепенения. Я вскакиваю, мысли проясняются. Вейл сказал, что пришлет кого-то, но вдруг это один из зомби?
Словно в подтверждение раздается стон – тихий и протяжный. Кажется, я начинаю скулить в унисон.
Глаза бесцельно шарят по палате, но больше ничего не осталось, я все использовала для баррикады. Разве что стойку для капельницы разломать. Какое-никакое, но оружие. Мой взгляд падает на окно, я вспоминаю скрежет… Ну конечно! За годы в психушке как-то позабылось, что окна обычно открываются. Бросаюсь к окну. Оно поддается с трудом, но все же нехотя ползет вверх. Подняв его наполовину, решаю, что этого достаточно, чтобы пролезть. Слава богу, моя нормальная одежда в шкафу – в больничной рубашке и тапочках не набегаешься, а тем более босиком. На блузке дырка, но хоть кровь отстирали, иначе не ровен час примут за зомби. Судорожно переодеваюсь и все же ломаю стойку.
Когда я перекидываю ноги через подоконник и начинаю протаскивать импровизированное копье наружу, моя баррикада внезапно разлетается, дверь срывается с петель, а на пороге воздвигается мистер Голд собственной персоной. Одного взгляда хватает, чтобы понять – он тоже из… этих. Истерически хихикаю: надо же, все-таки нашел время меня навестить. Он волочется ко мне, правая нога складывается гармошкой, а трость Голд, видимо, потерял вместе с жизнью. Все вместе дает мне фору.
Я уже целиком снаружи, стою на узком карнизе и благодарю бога и врачей, что определили меня на второй этаж, в палату рядом с крыльцом – перебраться на его крышу отсюда ничего не стоит, – и тут Голд наконец-то меня настигает.
Он хватает мою держащуюся за подоконник руку. Я не успеваю укорить себя за неосмотрительность… честно говоря, мне попросту некогда об этом подумать. Тело словно прошивает током от этого ледяного прикосновения. Я визжу, пытаясь стряхнуть с себя бледную кисть, потом вспоминаю про стойку.
Я не вижу куда бью, но ощущаю сопротивление и слышу треск. Рвется дорогая ткань пиджака, рвется кожа, рвутся мышцы… Голд отшатывается от силы удара и выпускает меня. А я…
Я теряю равновесие.
Страх, ужас, мелькает перед глазами окно, сутулая фигура за ним, Голд высовывается по пояс из окна, стойка смешно торчит из его левого плеча, я хватаюсь за что-то, ослепительная голубая пустота неба в рыжих разводах наступающего заката.
Я лечу.
Приземление вышибает из меня дух. Болит все тело, но особенно спина. Но лежать нельзя. Молюсь про себя, чтобы ничего не было сломано. Сажусь, шевелю руками и ногами. В пальцах правой по-прежнему что-то зажато. Опускаю взгляд.
Это кинжал с волнистым лезвием.
Краем глаза замечаю движение и заставляю себя подняться.
– Слава богу, ты жива. Идем скорее отсюда, я провожу тебя в убежище.
Кажется, от облегчения в теле расплавились все кости.
Руби.
В одной руке у нее медицинский саквояж, в другой – древко от метлы.
Она роняет древко, хватает меня и тянет за собой.
– Идем, идем, мне еще других живых искать.
Украдкой засовываю кинжал за пазуху. Пригодится.
У поворота оборачиваюсь. Голд так и стоит в окне.
Кажется, он смотрит прямо на меня.

* * *

По дороге к упомянутому убежищу Руби посвящает меня в курс дела. Оказывается, пока мистер Голд был в отъезде, его ранил тот же человек, что стрелял в меня, капитан Крюк. Черт, никак не привыкну к этим их сказочным именам – они кажутся в лучшем случае прозвищами. Так вот. Неизвестно, что это была за отрава – Крюк и ведьма, которая его послала, молчат, – но только Голд от нее умер нынче утром. А потом встал. И покусал всех, кто был в одной с ним комнате, кроме той самой ведьмы, Коры, – которой удалось сбежать. Так что теперь у нас ни мэра, ни шерифа, ни учительницы, ни самого Голда. Точнее, ни Злой Королевы, ни Темного, ни Спасительницы, ни Белоснежки.
– А самое поганое, – продолжает на бегу Руби, – что мы лишились двух магов из трех, если не считать Голубую Фею, но та вечно себе на уме. Ну и всей «верхушки» в придачу.
Я удивляюсь, что она выглядит озабоченной, но не опечаленной: вроде бы она дружила с Эммой Свон и Мэри Маргарет, а теперь они… мертвы. Ведь так?
– Это зомби? – спрашиваю я, юркая вслед за Руби в дыру в заборе возле доков. – И почему ты в одиночку разыскиваешь выживших?
– Никто не знает, – вздыхает она. – Надеюсь, это просто какая-нибудь волшебная болезнь, и их всех можно вылечить. Они уже полгорода перезаражали и расползлись кто куда. Так что точно перезаражают еще больше. А что до меня… ну, у меня, оказывается, иммунитет. – Руби приподнимает рукав и демонстрирует подживающий укус. – Ворчун, – сухо комментирует она мой пораженный взгляд. – Я же оборотень, вот и… Бабушка тоже не заразилась.
Оборотень. Ну да. Ладно. Стараюсь уложить это в голове на одной полке со знанием о реальном мире и одновременно не отстать.
Убежище оказывается в доках – поближе к воде, как объясняет Руби, чтобы можно было в случае чего добежать до лодок.
– А ночью думаем погрузиться на корабль Крюка и отплыть. Если все поместимся, конечно, – говорит она, когда мы останавливаемся перед самодельной «крепостной стеной».
Дорога перегорожена двумя грузовиками, под днищем напиханы покрышки и еще какой-то мусор, на капотах стоят бочки и сложены мешки, и все тщательно обмотано рыбацкими сетями. Руби пронзительно свистит, над крышей грузовика появляется русая голова, и нам скидывают веревочную лестницу.
– Румпель уже два раза нам стенку разметал, – бурчит Руби, пропуская меня вперед. – Никак не угомонится.
Внутри огороженного участка собралось человек тридцать горожан. Кто-то с баулами и чемоданами, кто-то с пустыми руками. Чуть в стороне мается мальчик, я вспоминаю его – Генри Миллс, и вот у него глаза красные. Еще бы – он потерял мать, а оптимизма Руби ему явно не хватает.
– Потерял обеих матерей разом, – скорбно бормочет рядом вдова Лукас, вместе со мной наблюдая, как к Генри шагает Дэвид Нолан, очевидно, сдавший вахту возле стены. Я удивленно вскидываю брови, и вдова добавляет: – Эмма Свон – его родная мать. Хорошо хоть дед остался, – она кивает в сторону Дэвида.
Я чувствую, что от этих запутанных связей у меня начинает пухнуть голова. И все-таки мне жаль и Генри, и Дэвида. Хорошо не иметь привязанностей – не о ком скорбеть.
Руби вновь уходит наружу и до вечера приводит еще с десяток «беженцев». Все это время я пытаюсь освоиться и подробно выяснить, что происходит. Где-то в процессе меня ловит доктор Вейл, пряча глаза, долго извиняется за свое бегство и настаивает на том, чтобы осмотреть рану. Я соглашаюсь. Швы ужасно чешутся, но он накладывает какую-то прохладную мазь из саквояжа и делает перевязку. Я коротко благодарю.
Под вечер появляется молодой человек в забавной шляпе. На руках он несет девочку, ее нога в крови, но он уверяет, что та просто поранилась. Нолан долго не хочет пускать его, опасаясь, что девочка укушена, но в конце концов Вейл перелезает через стену, осматривает рану и дает добро.
Руби поясняет, что это Безумный Шляпник, а девочка – его дочь.
– А имя у него есть? – спрашиваю я. Не хочу и не буду привыкать к этому их сказочному безумию.
Руби пожимает плечами:
– Джефферсон, кажется. Уточни у Вейла.
Когда спускается ночь, все набиваются на корабль, и мы отходим от пристани. На палубе навалены матрасы, одеяла и все, что удалось отыскать в ближайших домах и доках. Вдова Лукас и Руби лавируют между людьми и раздают воду и еду – хлеб, консервы, что-то еще. Мне достаются бутылка с минералкой и бобы в томате, и только сейчас я осознаю, насколько голодна. Я не ела с самого утра, поэтому с жадностью ополовиниваю банку.
– Экономь воду, – советует Руби. – Не уверена, что ее много, а новой не подвезут. Позже надо будет собрать отряд и набрать из-под крана, пока водопровод работает.
На палубе появляется немолодая женщина с темными волосами. Я уже знаю, что это Кора. Весь день она провела в каюте капитана. Она взмахивает рукой, и небо над кораблем начинает рябить.
– Заклятие невидимости, – со знанием дела говорит невесть откуда взявшийся Крюк. Я незаметно отодвигаюсь подальше. – Все, кто хочет, собираемся у меня. Проведем совет.
Руби снова тянет меня за собой. В каюте я устраиваюсь в уголке, рядом с Генри Миллсом, который изо всех сил старается не уснуть, и слушаю остальных. Кроме нас и Руби здесь вдова Лукас, Вейл, Нолан, Джефферсон, женщина в одежде монахини, грузный старик, Кора и сам Крюк. Каюта забита так, что не продохнуть.
Старик мгновенно сцепляется с Дэвидом – я не вполне понимаю, то ли он его приемный отец, то ли приемный отец его брата. Снова начинает болеть голова, но я молчу в тряпочку. Мне нечего сказать, и, наверное, я предпочла бы остаться на палубе, чем быть среди тех, кому принимать решения.
По-видимому, основная проблема в том, что никто из живых не в состоянии покинуть город, не лишившись памяти, как я. У зомби же такой проблемы нет, а значит, не сегодня-завтра они разнесут заразу по другим городам. А из нас безнаказанно пересечь границу могут лишь Кора, Крюк и… я. Был еще какой-то гном, но, кажется, его тоже покусали.
Все смотрят на меня, и я теряюсь.
– Может, отправим ее в большой мир, чтобы предупредить людей? – заявляет Нолан так, словно меня здесь нет.
Я возмущенно вскидываюсь, но тут на помощь приходит Вейл.
– И что она им скажет? «Берегитесь, у нас зомби-апокалипсис, причем зомби не простые, а волшебные»? Да ее первый же патруль загребет и упрячет в психбольницу. И будет прав. Без обид, ладно? – Он поворачивается ко мне. Я киваю, с облегчением понимая, что моя «высылка» откладывается.
Вторая проблема в том, что зомби практически невозможно убить, даже если лишить их головы. Нет, возможно, с какими-то это и прокатит, но многие – видимо, те, кого Голд знал лично, – через некоторое время восстанавливаются. Даже если их сжечь магией. Кора уже пробовала. Что до самого Голда, то к нему и подобраться нельзя – он мгновенно исчезает.
– Ах, если бы у нас был кинжал! – патетически восклицает Кора, закатывая глаза. – Уверена, он еще действует. Мы могли бы заставить его остановить других мертвецов и, кто знает, возможно, даже вылечить их и вылечиться самому.
Глажу под жакетом навершие кинжала и, наверное, целую секунду раздумываю, не отдать ли его. В том, что это тот самый кинжал, сомнений нет. Но потом осознаю, что на самом деле они все ни в чем не уверены. Они никогда не сталкивались с зомби и ничего не знают. Вынимаю руку и ловлю внимательный взгляд Генри. Он только притворяется клюющим носом. Что ж, удобно. Он подмигивает мне и опять роняет голову на грудь.
На палубе отыскиваю себе место подальше от остальных и долго лежу без сна, глядя в рябящее, точно скверно ловящий канал, небо. Рука сама тянется к кинжалу, и я размышляю о той, другой, которой я когда-то была и которой для меня не существует. Какой она была? Как ходила, как разговаривала, как одевалась…
Засыпая, думаю, что ей бы пошло голубое.

* * *

На следующий день набиваюсь в группу, собирающуюся пополнить запасы воды и пищи. Нолан упирается, но в конце концов сдается.
А мне почему-то чертовски важно попасть за стену – и не только для того, чтобы проверить кинжал. Я хочу что-то делать. Я хочу быть кем-то, залить пустоту на месте личности, которую все во мне ищут. Может, если я заполню ее характером и поступками, своими характером и поступками, все забудут о ней и начнут видеть меня?
Лейси Френч, дочь цветочника из Сторибрука.
Для них ее нет, и меня нет, и это чертовски утомляет.
За стеной от нас отделяется Руби, она снова будет искать выживших. А мы разбредаемся по окрестным домам. Держимся по двое: один рыщет, другой караулит. Разумно.
Пользуясь моментом, вызываюсь проверить запертый склад. Нолан стучит по дверям, не дождавшись ответного стона, сбивает ломом замок и впускает меня.
– Чуть что – сразу кричи, – напутствует он, как будто я и так не заору, если увижу зомби.
Он чересчур серьезен, но я его не виню. Он тоже многих потерял и, кажется, слегка повернулся на том, чтобы сохранить оставшихся.
Быстро обшариваю склад. Ничего полезного, кроме пары веревок и упаковки крекеров, забытой кем-то в погрузчике. Я прячусь в закутке, образованном рядами паллет, и достаю кинжал. Держа его перед собой, тщательно выговариваю зубодробительное имя.
По полу стелется серый, словно выцветший, туман. Следом за ним из ниоткуда появляется мистер Голд. Он смотрит перед собой невидящими глазами и слабо покачивается, припав на хромую ногу. Я неуверенно приближаюсь.
– Чур не кусаться, – предупреждаю я, обойдя его по кругу, и осторожно протягиваю руку, готовая в любую секунду отпрыгнуть и дать деру. Но он по-прежнему стоит не шевелясь, как истукан какой.
Надо же. Я до последнего не верила, что подействует, но, похоже, чокнутая ведьма была права. И что мне теперь с этим делать?
– Излечи себя, – командую я.
Ничего не происходит.
– Излечи других. – Ну, это я проверить не могу при всем желании. Пробую разные варианты (перестань быть зомби, стань живым и даже воскресни) – результатов ноль. Наконец выдыхаюсь и усаживаюсь перед ним по-турецки. – Ты вообще можешь излечиться? – устало спрашиваю я, не рассчитывая на ответ.
И вдруг… Мне кажется, или он качает головой? Может, просто не удержал равновесия?
– Ну-ка сядь.
Голд опускается медленно, как разболтанный робот, но в итоге справляется. Теперь он сидит напротив, отзеркаливая мою позу.
– Ты меня понимаешь?
Ничего. Потом – почти незаметный намек на кивок. Неплохо для начала.
Однако я слишком задержалась. Слышен скрежет двери и встревоженный голос Дэвида:
– Б… Лейси, ты в порядке?
– Все нормально, уже выхожу, – отзываюсь я и вновь перевожу внимание на Голда. Если уж он мне подчиняется, надо этим воспользоваться. – А несказочных зомби ты можешь исцелить? Простых людей, там, снаружи, которых покусали сбежавшие городские зомби?
Кивок.
– Тогда сделай это. И верни всех, кто разбрелся, обратно в Сторибрук. Пусть остаются в пределах границы. И… пусть они не нападают на живых и больше никого не кусают. И не заражают никаким другим способом. Сделаешь?
Кивок.
Я тоже удовлетворенно киваю и поднимаюсь. Уже уходя, вспоминаю, что ничего не приказала ему лично.
– Сиди тут, никуда не уходи. И тоже никого не заражай. О! И пусть все зомби держатся подальше от доков.
Когда я выхожу из склада, Нолан смотрит на меня укоризненно, но ничего не говорит. А я готова прыгать от радости. Я могу все исправить! Я теперь кто-то! Я…
Я никому не могу об этом рассказать.

* * *

Через пару дней необычное поведение зомби замечают все. Голд собрал их на главной площади, перед башней с часами, и они просто стоят. Не двигаются, ничего вообще не делают и главное – не нападают на живых. Кажется, зомби нас не замечают.
Наша группа кучкуется вдалеке. Нолан наблюдает за толпой в бинокль, а я гадаю, на что это похоже. На сборище манекенов? На сад Горгоны-Медузы? Вдруг Нолан вздрагивает и опускает бинокль, и я понимаю: заметил кого-то из родных. Слова вертятся на языке, но так и не срываются. Голд все равно не в силах их вернуть.
Теперь живые ведут себя куда свободней и уже спокойно совершают вылазки. Кто-то даже предлагает вернуться по домам, а зомби загнать на какую-нибудь автостоянку и натянуть над ними брезентовый полог, чтобы дождем не замочило. Мне смешно от этой идеи, но, похоже, никто больше не разделяет веселья.
Я все чаще убегаю на склад – «стену» уже особо не сторожат – и провожу часы с Голдом, пытаясь выяснить границы его возможностей. И его способности подчиняться приказу. Он ходит и останавливается по команде, он приносит еду, я подозреваю, что он может доставить любое блюдо из самого дорогого ресторана, но это все не то. Я в тупике.
Неделю спустя нас застукивает заметивший мои отлучки Генри.
– Ух ты! – восклицает он. – Дедушка теперь в твоей власти!
– Кто? – изумляюсь я.
– Он мой дедушка, – терпеливо повторяет Генри. – Его пропавший сын – мой отец. Только… дедушка его тоже обратил… как мам. Он может их вернуть?
Я грустно качаю головой:
– Нет. Или… – тут же добавляю я, видя, как Генри стремительно падает духом, – или я просто не задала правильный вопрос. И правильную команду.
– Надо отвести его в убежище, – убежденно заявляет Генри. – Там кто-нибудь да разберется.
Мне смертельно не хочется делиться своей тайной, я до сих пор надеюсь разгадать верный ответ сама, но это эгоистично. Поэтому я соглашаюсь.
– Только кинжал я никому не отдам, – предупреждаю я.
Появившись перед стеной столь колоритной компанией, мы, само собой, наделали переполоху. Все какое-то время бегали, орали и суетились, но в конце концов нам с Генри разрешили подняться наверх. Голд остался топтаться внизу.
– Что это такое?! – рявкает Дэвид, стоит нам очутиться в пределах досягаемости. – Что все это значит?!
Дабы не пускаться в долгие объяснения, я попросту показываю кинжал. К чести Дэвида, соображает он быстро.
– Так значит, зомби на площади – твоих рук дело.
– Его, – киваю я на Голда. – Они больше ни на кого не нападут. Но пока это все.
Спешно собирают новый совет, все спорят, перекрикивая друг друга, но на сей раз я – центр всеобщего внимания. Это не очень-то приятно, но я терплю. Что кинжал я никому не отдам, я предупредила с самого начала, а эти их громкие дискуссии меня мало трогают. Руби ободрительно треплет меня по плечу, и я чуть расслабляюсь. Ну да, я здесь не одна. Есть Руби… и, возможно, Генри – раз уж он не растрепал сразу, что кинжал у меня.
В итоге мы ни до чего толком не договариваемся: все, что мне предлагают, я уже испробовала, а новых идей так и не прозвучало. Зато совет решает, что стоит развести зомби по их домам. Что ж, разумно: они все равно не едят, не спят и не пьют, а зря стоять под ветром, дождем и снегом им ни к чему – еще отморозят что-нибудь или еще как-то… испортятся. Вряд ли они поблагодарят живых, когда вернутся.
Голда единогласно решают оставить за стеной – на всякий случай.

* * *

И случай вскоре предоставляется.
Вслед за зомби горожане расходятся по домам. Руби и бабушка тоже – и я с ними. Голда мы запираем в подвале, хотя ясно, что его магию никакие двери не удержат, и он безвреден лишь потому, что подчиняется кинжалу. Но так всем спокойнее.
Жизнь постепенно налаживается, возвращается в свою колею. А мне становится жутко – а что, если это навсегда? Что, если все привыкнут и оставят все как есть? Будут торопливо проходить мимо темных домов, где стоят оцепеневшие зомби, притворяясь, что их нет, так же здороваться друг с другом, работать, пить кофе в «У бабушки», смотреть по вечерам дурацкие передачи… Просто забудут о тех, кому не так повезло. Выберут нового мэра и шерифа, пристроят Кору в библиотеку, а Крюка – возить товары из Бостона и развлекать туристов.
Как будто ничего не было.
Но заплаканные глаза Генри и круги под глазами Дэвида все же убеждают меня, что это не так. Эти – точно не забудут и не оставят все как есть.
Но пока выхода я не вижу.
Я всегда сплю беспокойно, и очередная ночь не исключение.
Поэтому шорох открываемого окна мигом сгоняет дрему.
В комнате кто-то есть, в лунном свете движется силуэт: он крадучись приближается к кровати. Луч падает на железо, пуская зайчиков, и я узнаю грабителя.
Крюк склоняется над моей кроватью, тянет к себе соседнюю со мной подушку, а я настолько оцепенела от ужаса, что выдыхаю лишь слабый сип, в котором и летучая мышь не опознала бы «Румпельштильцхен».
В следующую секунду Крюка отшвыривает от меня. Голд держит его на вытянутой руке, пришпиленным к стене. Его зубы оскалены, глаза горят голодом, и – о чудо, – он стоит прямо, будто нога разом выздоровела.
У меня прорезается голос.
– Не убивай его, Рум… пельштильцхен! – верещу я на ультразвуке. – И кусать тоже не надо!
Голд не двигается с места. Стоит себе и держит Крюка, а тот барахтается, как жук на булавке, и сыплет проклятьями.
В коридоре раздается топот, и в комнату врываются разом Руби с пистолетом и ее бабушка, вооруженная мясницким топором. Кажется, я своим визгом перебудила пол-улицы. Приехавший по вызову Нолан, который теперь заместо шерифа, живо разбирается в ситуации и уволакивает пиратского капитана в участок. Самое тому место.
– Вы как хотите, – говорю я, усаживаясь на кровать, когда суматоха стихает, – а только Голд теперь будет жить у меня.
И возражений не следует.
Приходится покупать освежитель для воздуха и держать окно нараспашку – от Голда еле ощутимо пахнет гнилым мясом, а запах имеет свойство накапливаться, – но преимущества перевешивают.
Отныне мне не страшно засыпать по ночам.
Если бы еще Голд мог повлиять на мысли, стучащие то и дело в мою голову!
Мы ведь с ним похожи: одна личность умерла и заменилась чем-то иным, но все упорно жаждут заполучить ту, прежнюю.
О да.
Я зомби.
Хихикаю чуть слышно и поворачиваюсь набок, кладу руку под голову, чтобы наблюдать за своим безмолвным и бесстрастным стражем.
Голд торчит в углу, как вешалка, и глаза у него мутные, будто подернутые поволокой. Перевожу взгляд на виднеющееся в окне небо – такое же пустое, как моя жизнь.
Как я сама.
– Мы с тобой одной крови, – шепчу я, жалея, что этой сказке в Сторибруке не нашлось места, и решаю занять пустеющую нишу. – Буду звать тебя Каа, слышишь? Так короче. Отзывайся на Каа, ладно?
Голд кивает, а я удовлетворенно засыпаю.

* * *

Шаткое равновесие держится недолго.
В один прекрасный день – и ладно, это для красного словца он прекрасный, а вообще-то самый обыкновенный – ко мне заявляется целая делегация во главе с Дэвидом Ноланом. Кора курлычет что-то на заднем плане: она, дескать, не нашла противоядия к собственной отраве, а посему единственный разумный выход – прикончить Голда. Тогда все вернется на круги своя.
Как интересно. Уравнение минус один – и все получают свое «долго и счастливо». Вот только меня такой расклад не устраивает. О чем я прямо и заявляю.
– Пойми же ты – это для нашего общего блага, – уговаривает Дэвид.
– Лейси, может, стоит попробовать? – спрашивает Руби.
– Я хочу, чтобы все вернулось, – повторяет и повторяет Генри.
А у меня уже нет сил сопротивляться.
Мы опять собираемся в мэрии.
Голда я беру с собой, но оставляю снаружи – можете считать меня параноиком, но случай с Крюком подсказывает, что подобное еще не раз повторится.
Очередное переливание из пустого в порожнее. Кора в процессе куда-то испарилась, и я от души желаю ей облиться чем-нибудь ядовитым. Старая сука, только воду зря мутит.
– А если ничего не выйдет? – возмущаюсь я. – Обратно-то уже не отыграешь!
Я противоестественно, иррационально и патологически не хочу смерти Голда. Окончательной смерти.
Он оставил о себе смешанное впечатление: суетливый маленький человечек со вселенской скорбью в глазах, кажется, закрепившейся уже на бессознательном уровне. Он раздражал, он запоминался, он не давал о себе забыть.
Он поднимал мою затонувшую самооценку, позволяя чувствовать себя не дурной алкашкой с проблемами с отцом, а героической принцессой, совершившей подвиги во имя любви.
Если все, что я слышала об этой истории, правда, то я неебически крута.
Я приручила самое страшное Чудовище Зачарованного леса.
А здесь мне даже жить негде.
Вот она – несправедливость героизма.
Стряхиваю неуместные размышления и сосредотачиваюсь на настоящем.
А в настоящем надо мной нависает Дэвид, и я практически готова сдаться.
Потому что Генри плачет, потому что Дэвид смотрит на меня, и я вижу в его глазах все тени, в которые превратились его любимые. А что я? У меня нет истории, нет прошлого, нет близких, заслуживающих скорби.
И меня тоже нет.
Шаркающий снаружи Голд не в счет.
– Ладно, – тяну я, – а какие гарантии, если я соглашусь?
И все происходит быстро.
Руби – сука, предательница! – зажимает мне рот, а Нолан вырывает кинжал и отступает назад. Дело сделано, меня отпускают. Я тяжело дышу, со злобой поглядывая на обманщиков.
– Кхм… Итак… Ладно… – мямлит Нолан и выставляет вперед руку с отнятым кинжалом. – Темный, появись!
Голд предсказуемо не появляется – еще бы: я задала ему позывными «Каа», а у него, как и у всякого нормального зомби, инертность превышает все разумные пределы. Тем более что на «Темный» реагировать в принципе глупо – слишком уж общее словечко.
Тем не менее Нолан еще какое-то время упорствует, и Руби продолжает меня удерживать, хоть я и не двигаюсь с места и вообще веду себя мирно. Наконец они оба сдаются: Руби меня отпускает, а Нолан велит двоим горожанам привести Голда с улицы.
И тут на сцену выходит Кора.
Точно по графику, однако, – я бы удивилась, если бы эта старая пиявка не приняла участие в вакханалии. И удивилась бы еще больше, если бы все это не оказалось ее планом.
Пара секунд – и расстановка сил меняется. Нолан мычит с заклеенным магией ртом, не в силах выдавить ничего внятного, Руби рычит в стальном ошейнике, но старается лишний раз не дергаться, а Голд стоит перед Корой с видом покорного робота.
И в руках у Коры – мой кинжал.
Мой!
– Как удачно все повернулось, – поет Кора, плавно огибая Голда, будто в фигуре танца. – Я ведь с самого начала на это и рассчитывала. Твоя импровизация, конечно, выше всяких похвал. Если бы не девчонка, вся эта страна уже давно лежала бы в руинах…
Ох ты черт, а я даже не чувствую гордости от этого признания…
– …но, пожалуй, хватит. Через несколько минут я дам тебе противоядие, но перед этим ты кое-что сделаешь, – тянет Кора.
Я хочу размазать ее дряблое лицо по бетонной плите.
– Ты уже обратил своего сына – теперь ты убьешь свою возлюбленную. А потом тебе придется с этим жить!
Кора трясет пузырьком с белесой жидкостью. Я отползаю к стене и поглядываю в сторону выхода. Ну а вдруг получится?
Страха нет. Только злость на эту старую грымзу, на поверившего в мыльный пузырь Дэвида и на свою гребаную доверчивость.
– Убей Белль! – вопит старуха, и я замираю. Вот, вот сейчас я умру.
Но ничего не происходит.
Голд стоит, слегка наклонившись к Коре, а та трясет кинжалом, словно детской погремушкой.
– Убей Белль, убей Белль! – твердит Кора как заведенная.
Наконец и до нее доходит, что что-то тут не так.
За это время я успеваю доползти до двери и там и замираю, понимая, что это – максимум. Дальше я уже не убегу.
Все.
Сейчас Кора догадается.
И верно.
– Убей Лейси, – шипит она, а я закрываю глаза.
Ведь может же женщина позволить себе маленькую слабость – не видеть собственную смерть?
И снова ничего не происходит.
Во всяком случае, в опасной близости от меня.
Приоткрываю один глаз и вижу примечательную картину: Голд, вцепившийся зубами в горло Коре. Честно говоря, я ему почти завидую. Я и сама не отказалась бы.
Здание трясет, и мы все – кто жив и свободен – спешно эвакуируемся.
Я обнаруживаю себя на противоположной стороне улицы, кусающей ворот собственной куртки и во все глаза глядящей на разворачивающуюся в режиме онлайн эпическую битву.
Голд дерется с Корой, их окутывают молнии, и лучше бы нам всем быть подальше отсюда. По-видимому, Руби разделяет мое мнение, потому что она пытается оттащить меня подальше от эпицентра. Но к моим ногам откатывается пузырек с антидотом, и это решает дело. Я отпихиваю Руби и остаюсь в первых рядах партера.
Мэрия оседает грудой кирпичей; Дэвид на карачках уползает в ближайший проулок, Руби скалится волчьими клыками, а я сижу. Под моей спиной – видавший виды фольксваген «Жук», и я вижу в этом некий высший смысл: если кому и суждено выжить, так это таракану, пускай и механическому, и ебнутой дуре, вздумавшей поиграть в героя.
Я поднимаю глаза к небу и невольно молюсь этой голубой пустоте.
Я не герой, не Красавица и не Спаситель.
Пусть все идет как должно.
Это не тру лав, о которой мне рассказывала Руби.
Это не инстинкт самосохранения и не глупая привязанность к единственному защитнику.
Но что-то же сподвигло Голда вцепиться в горло Коре, вместо того чтобы прикончить Лейси, то есть меня, как она велела.
Впервые я задаюсь вопросом: а насколько же на самом деле Румпельштильцхен подчинялся кинжалу?
Но пускай он выживет.
Пожалуйста.

* * *

Голд победил.
Ну, я надеюсь.
Кора лежит на асфальте и не подает признаков жизни.
Проблема в том, что Голд лежит рядом с ней и выглядит еще мертвее, чем обычно.
Между ними – кинжал, но что-то я не вижу толпу желающих его забрать.
Вихрь скудеет, я ползу вперед. У меня есть цель – простая и понятная.
Я подбираю кинжал, разжимаю им зубы Голда и вливаю ему в рот белесое содержимое пузырька.
А потом сажусь рядом и жду.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств