Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Название: О мифах, созвездиях и кролике
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: мини, 1 427 слов
Персонажи: Дин, Сэм
Категория: джен, эпиклав
Жанр: о скитаньях вечных и о Земле
Рейтинг: G
Краткое содержание: Фик написан на заявку с джен-феста 8.46: «Братья Винчестеры — последние люди на Земле».
Предупреждения: нет
читать дальше
Костер тихо потрескивает, выпуская в ночное небо снопы крохотных ярких искорок. Дин присаживается на корточки и поворачивает прут, на который насажена тушка зайца — их сегодняшний ужин. Когда-то они заморачивались, таская с собой разные туристические прибамбасы вроде треног или шампуров, но уже довольно давно обходятся парой котелков и всем, что попадется под руку.
С океана задувает прохладный ветер, принося с собой запах водорослей и соли. Еще в самом начале всего этого, когда они с Сэмом метались по городам и дорогам, Дин втемяшил себе в голову, что они чем-то похожи на героев «Достучаться до небес». Сэм тогда долго ржал, но потом все же дал себя уговорить. И с тех пор все их путешествия заканчиваются на океанском побережье — том или ином.
Дин поднимает глаза на усыпанный звездами небосклон. Он точно знает, что на небе никто не думает о море. На небе вообще больше никто ни о чем не думает. Дин сомневается, что там кто-нибудь остался.
Когда однажды они с Сэмом поехали пополнить запасы продуктов, а заодно и проветриться от сухого, искусственного воздуха бункера и обнаружили, что Лебанон полностью обезлюдел, то сперва грешили на очередное проклятье. Потом на очередного монстра. Потом догадались доехать до соседнего города. Потом позвали Каса. Вернулись в бункер и попробовали вызвать Кроули.
Никто не пришел.
Они закапывали коробочки на перекрестках, перебирали поименно тех ангелов, о которых знали, рыскали по заброшенным домам в поисках самого завалящего призрака.
Никто не пришел.
Вот тогда-то они и начали метаться, как одержимые, по всем штатам в надежде отыскать хоть кого-нибудь. Ведьму. Вампира. Оборотня. Да хоть самого Люцифера. Вокруг них все останавливалось и разваливалось, отключались вода и электричество, подыхали с голоду запертые в домах животные, нестерпимо воняли гниющим мясом и овощами супермаркеты и мелкие семейные магазинчики, — а Дин думал лишь о том, как набьет морду Чаку за такие шуточки, когда тот объявится.
Но Бог тоже так и не пришел.
И в бункер они так и не вернулись.
Дин не знает, что творится на других континентах — управлять самолетом или кораблем никто из них не умеет, да и двоих маловато, чтобы запустить мощные машины, а мелкие не одолеют океан (и уж точно Дин не собирается лететь в трясущемся крылатом гробу, чтобы выяснять такие пустяки). Сэм считает, что там все то же самое, и Дин ему верит.
Кроме них больше никого в целом мире не осталось. Может, это такое наказание, может — своего рода извращенная награда. А может, их просто забыли. Или не смогли забрать. Может, они слишком часто возвращались и приросли к этой забытой Богом (буквально) планетке.
Как бы то ни было, иногда Дин даже находит это поэтичным.
Когда он стал таким философом, Дин тоже не знает. В первые годы было всякое: они с Сэмом ссорились и разбегались на разные концы материка — а после самым немыслимым образом вновь находили друг друга и прикипали так, что чуть ли не ходили везде за ручку, как влюбленная парочка. Позже они научились иногда разъезжаться, просто для разнообразия, договариваясь встретиться в определенное время там же, где расстались, и оставляя друг другу записки в условленных местах.
Или Дин начинал методично опустошать какую-нибудь винную лавку или бар — одно из тех немногих заведений, где почти ничего не портилось, — а после Сэм вытаскивал его за шкирку из пропахшей сивухой и блевотиной комнатки в ближайшем мотеле (они так и не привыкли пользоваться чужими домами), увозил куда подальше и запирал где-нибудь в избушке, пока Дина не отпускало. Или Сэм закапывался в библиотеке, ища малейшее упоминание о похожих случаях — и не находя ничего, кроме фантастических рассказов, — а после Дин выуживал его оттуда, заставляя нормально есть и спать, пока Сэм вновь не начинал походить на человека.
А сейчас… сейчас Дин сидит у костра и жарит кролика, а Сэм сидит на пляже и при свете факела строчит что-то в толстой книге. На той неделе у Сэма был день рождения — он скрупулезно следит за временем, никогда не забывая заводить часы и отмечать даты в самодельном календаре, — и Дин подарил ему записную книгу в кожаном переплете, которую прихватил из пафосного магазина в городе, когда-то называвшемся Нью-Йорком, почти три месяца назад.
На той неделе Сэму исполнилось пятьдесят лет, и он не постарел ни на день с того момента, когда никого не осталось. И Дин тоже.
Не то чтобы он против.
Дин снимает кролика с огня и идет на пляж.
— Ужин готов, хватит глаза портить, — возвещает он издалека.
— Еще чуть-чуть, — отзывается Сэм, начиная писать быстрее. — Один абзац остался.
— Что пишешь? — спрашивает Дин, опускаясь рядом.
— Не что, а о чем, — поправляет Сэм. — О нас.
— В смысле — о нас? — удивляется Дин, указывая пальцем на себя и Сэма.
— О нас — о людях, — отвечает тот.
Дин молча кивает, хотя не факт, что Сэм это заметил, и смотрит на накатывающий прибой. Без света маяка океан кажется живым, дышащим, опасным существом, темной массой, что без конца набрасывается на сушу, но никогда не сумеет ее пожрать.
Дин не уверен, но вроде бы утром видел на горизонте китов. Он давно уже не путает их с кораблями. И не уверен, что обрадовался бы настоящему кораблю. Его все устраивает. А раз Сэма устраивает тоже, то его устраивает еще больше.
— Пытаюсь записать всякие мелочи, — вдруг говорит Сэм, будто продолжая разговор. — Все важное и значительное уже записано, и если кто-нибудь когда-нибудь найдет… — Он не договаривает, но Дин понимает, о чем он. Если однажды здесь появится кто-то кроме них… после них, когда действительно не останется никого. — Это все они и так узнают. Но все остальное… Кто мы были, кем мы были, что любили и на что надеялись… А потом оставлю в библиотеке, где-нибудь в Вашингтоне.
Дин тихонько смеется.
Когда все более-менее устаканилось, когда они поняли, что ничего уже не вернется, что не надо больше охотиться, не надо иметь дело со всякими сверхъестественными тварями — не надо делать ничего… Дин отвез Сэма к Большому Каньону, и они провели там месяц, каждое утро любуясь восходом. Потом Сэм, в свою очередь, потащил Дина в Вашингтон и облазил каждый чертов музей от чердака до подвала. Дин ворчал, что это явно в отместку, пока Сэм не рассказал ему про «Фоллаут», после чего импровизированные экскурсии стали на порядок интереснее.
— Ты все-таки напиши про нас, — говорит он. — Про охотников. Про сверхъестественное.
Сэм косится на него.
— Дин, ты уверен, что стоит все это тащить… туда? Что им нужно это знать?
Дин пожимает плечами.
— Пусть знают и хорошее, и плохое. Предупрежден — значит вооружен, — цитирует он невесть откуда всплывшую крылатую фразу. Потом внезапно испытывает прилив вдохновения. — Пусть это будет как мифы. Помнишь, ты мне рассказывал про Египет? И про Грецию? Что многие герои существовали на самом деле.
— У каждого мифа есть название, — полурезонно-полушутливо замечает Сэм. — Как назовем наш?
Дин задумывается, ковыряя палочкой песок.
— Чем тебя не устраивает простое «Сказание об охотниках, демонах и прочих ужасных созданиях»?
Сэм фыркает.
— Совсем простое.
И надолго умолкает, отложив книгу.
«Кролик, наверное, совсем остыл, — думает Дин. — Или его утащили собаки. Вроде крутилась парочка поблизости».
Сэм выпрямляется, вновь берет книгу и заносит над ней ручку.
— Как насчет «Сказания о двух братьях, машине и дороге»?
— Слишком расплывчато. Где тут чудовища? — поддразнивает Дин.
— Чудовища будут в самом тексте. Зато сохраним интригу. В названии «Сказание о Гильгамеше» тоже ни слова о чудовищах, — невозмутимо отвечает Сэм. — Ладно, подумаю еще. — Он встает и поворачивается к роще, где они разбили лагерь. — Ты что-то говорил про кролика?
— Да, он там, — Дин неопределенно машет рукой. — Ты иди, а я еще посижу.
Мысль о мифах и легендах неотвязно вертится в голове. Они с Сэмом никогда не обсуждали свое… нестарение — как и то, что они когда-нибудь умрут. Или что кто-то из них умрет первым, и тогда оставшийся будет совсем один. Дин предпочитает вообще об этом не думать, но иногда ему кажется, что они не умрут вовсе, и это наполняет его не тоской, но странным спокойствием.
Возможно, это напоминает ему Рай — каким он должен быть.
Возможно, у них с Сэмом действительно один Рай на двоих.
Хотя в Раю Дина обязательно были бы девушки.
И мама… Сначала Дин думал, что не вынесет второй раз этой потери. Что Сэм не вынесет первый раз. Но она просто исчезла, как и все, и Дину нравится думать, что у нее все хорошо — где бы она ни была.
Где бы они все ни были, у них всех все хорошо.
Может, это и не Рай, а просто они сами стали богами, раз уж место вакантно? Может, однажды они так устали от людей и нелюдей, что неосознанно пожелали остаться только вдвоем — чтобы отдохнуть — или осознанно, но забыли об этом?
Может, однажды они наконец отдохнут и отстроят мир заново?
Дин слышит плеск и шумный выдох. Действительно, кит. Он наклоняется и пишет палочкой на песке.
«Сказание о братьях, которые смертельно любили друг друга, умирая на дорогах».*
Дин смотрит в небо и представляет созвездие в виде большой и хищной черной машины.
А потом возвращается к костру.
_________________________________________
* Цитата почти дословно взята отсюда. Надеюсь, автор не будет против.
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: мини, 1 427 слов
Персонажи: Дин, Сэм
Категория: джен, эпиклав
Жанр: о скитаньях вечных и о Земле
Рейтинг: G
Краткое содержание: Фик написан на заявку с джен-феста 8.46: «Братья Винчестеры — последние люди на Земле».
Предупреждения: нет
читать дальше
Костер тихо потрескивает, выпуская в ночное небо снопы крохотных ярких искорок. Дин присаживается на корточки и поворачивает прут, на который насажена тушка зайца — их сегодняшний ужин. Когда-то они заморачивались, таская с собой разные туристические прибамбасы вроде треног или шампуров, но уже довольно давно обходятся парой котелков и всем, что попадется под руку.
С океана задувает прохладный ветер, принося с собой запах водорослей и соли. Еще в самом начале всего этого, когда они с Сэмом метались по городам и дорогам, Дин втемяшил себе в голову, что они чем-то похожи на героев «Достучаться до небес». Сэм тогда долго ржал, но потом все же дал себя уговорить. И с тех пор все их путешествия заканчиваются на океанском побережье — том или ином.
Дин поднимает глаза на усыпанный звездами небосклон. Он точно знает, что на небе никто не думает о море. На небе вообще больше никто ни о чем не думает. Дин сомневается, что там кто-нибудь остался.
Когда однажды они с Сэмом поехали пополнить запасы продуктов, а заодно и проветриться от сухого, искусственного воздуха бункера и обнаружили, что Лебанон полностью обезлюдел, то сперва грешили на очередное проклятье. Потом на очередного монстра. Потом догадались доехать до соседнего города. Потом позвали Каса. Вернулись в бункер и попробовали вызвать Кроули.
Никто не пришел.
Они закапывали коробочки на перекрестках, перебирали поименно тех ангелов, о которых знали, рыскали по заброшенным домам в поисках самого завалящего призрака.
Никто не пришел.
Вот тогда-то они и начали метаться, как одержимые, по всем штатам в надежде отыскать хоть кого-нибудь. Ведьму. Вампира. Оборотня. Да хоть самого Люцифера. Вокруг них все останавливалось и разваливалось, отключались вода и электричество, подыхали с голоду запертые в домах животные, нестерпимо воняли гниющим мясом и овощами супермаркеты и мелкие семейные магазинчики, — а Дин думал лишь о том, как набьет морду Чаку за такие шуточки, когда тот объявится.
Но Бог тоже так и не пришел.
И в бункер они так и не вернулись.
Дин не знает, что творится на других континентах — управлять самолетом или кораблем никто из них не умеет, да и двоих маловато, чтобы запустить мощные машины, а мелкие не одолеют океан (и уж точно Дин не собирается лететь в трясущемся крылатом гробу, чтобы выяснять такие пустяки). Сэм считает, что там все то же самое, и Дин ему верит.
Кроме них больше никого в целом мире не осталось. Может, это такое наказание, может — своего рода извращенная награда. А может, их просто забыли. Или не смогли забрать. Может, они слишком часто возвращались и приросли к этой забытой Богом (буквально) планетке.
Как бы то ни было, иногда Дин даже находит это поэтичным.
Когда он стал таким философом, Дин тоже не знает. В первые годы было всякое: они с Сэмом ссорились и разбегались на разные концы материка — а после самым немыслимым образом вновь находили друг друга и прикипали так, что чуть ли не ходили везде за ручку, как влюбленная парочка. Позже они научились иногда разъезжаться, просто для разнообразия, договариваясь встретиться в определенное время там же, где расстались, и оставляя друг другу записки в условленных местах.
Или Дин начинал методично опустошать какую-нибудь винную лавку или бар — одно из тех немногих заведений, где почти ничего не портилось, — а после Сэм вытаскивал его за шкирку из пропахшей сивухой и блевотиной комнатки в ближайшем мотеле (они так и не привыкли пользоваться чужими домами), увозил куда подальше и запирал где-нибудь в избушке, пока Дина не отпускало. Или Сэм закапывался в библиотеке, ища малейшее упоминание о похожих случаях — и не находя ничего, кроме фантастических рассказов, — а после Дин выуживал его оттуда, заставляя нормально есть и спать, пока Сэм вновь не начинал походить на человека.
А сейчас… сейчас Дин сидит у костра и жарит кролика, а Сэм сидит на пляже и при свете факела строчит что-то в толстой книге. На той неделе у Сэма был день рождения — он скрупулезно следит за временем, никогда не забывая заводить часы и отмечать даты в самодельном календаре, — и Дин подарил ему записную книгу в кожаном переплете, которую прихватил из пафосного магазина в городе, когда-то называвшемся Нью-Йорком, почти три месяца назад.
На той неделе Сэму исполнилось пятьдесят лет, и он не постарел ни на день с того момента, когда никого не осталось. И Дин тоже.
Не то чтобы он против.
Дин снимает кролика с огня и идет на пляж.
— Ужин готов, хватит глаза портить, — возвещает он издалека.
— Еще чуть-чуть, — отзывается Сэм, начиная писать быстрее. — Один абзац остался.
— Что пишешь? — спрашивает Дин, опускаясь рядом.
— Не что, а о чем, — поправляет Сэм. — О нас.
— В смысле — о нас? — удивляется Дин, указывая пальцем на себя и Сэма.
— О нас — о людях, — отвечает тот.
Дин молча кивает, хотя не факт, что Сэм это заметил, и смотрит на накатывающий прибой. Без света маяка океан кажется живым, дышащим, опасным существом, темной массой, что без конца набрасывается на сушу, но никогда не сумеет ее пожрать.
Дин не уверен, но вроде бы утром видел на горизонте китов. Он давно уже не путает их с кораблями. И не уверен, что обрадовался бы настоящему кораблю. Его все устраивает. А раз Сэма устраивает тоже, то его устраивает еще больше.
— Пытаюсь записать всякие мелочи, — вдруг говорит Сэм, будто продолжая разговор. — Все важное и значительное уже записано, и если кто-нибудь когда-нибудь найдет… — Он не договаривает, но Дин понимает, о чем он. Если однажды здесь появится кто-то кроме них… после них, когда действительно не останется никого. — Это все они и так узнают. Но все остальное… Кто мы были, кем мы были, что любили и на что надеялись… А потом оставлю в библиотеке, где-нибудь в Вашингтоне.
Дин тихонько смеется.
Когда все более-менее устаканилось, когда они поняли, что ничего уже не вернется, что не надо больше охотиться, не надо иметь дело со всякими сверхъестественными тварями — не надо делать ничего… Дин отвез Сэма к Большому Каньону, и они провели там месяц, каждое утро любуясь восходом. Потом Сэм, в свою очередь, потащил Дина в Вашингтон и облазил каждый чертов музей от чердака до подвала. Дин ворчал, что это явно в отместку, пока Сэм не рассказал ему про «Фоллаут», после чего импровизированные экскурсии стали на порядок интереснее.
— Ты все-таки напиши про нас, — говорит он. — Про охотников. Про сверхъестественное.
Сэм косится на него.
— Дин, ты уверен, что стоит все это тащить… туда? Что им нужно это знать?
Дин пожимает плечами.
— Пусть знают и хорошее, и плохое. Предупрежден — значит вооружен, — цитирует он невесть откуда всплывшую крылатую фразу. Потом внезапно испытывает прилив вдохновения. — Пусть это будет как мифы. Помнишь, ты мне рассказывал про Египет? И про Грецию? Что многие герои существовали на самом деле.
— У каждого мифа есть название, — полурезонно-полушутливо замечает Сэм. — Как назовем наш?
Дин задумывается, ковыряя палочкой песок.
— Чем тебя не устраивает простое «Сказание об охотниках, демонах и прочих ужасных созданиях»?
Сэм фыркает.
— Совсем простое.
И надолго умолкает, отложив книгу.
«Кролик, наверное, совсем остыл, — думает Дин. — Или его утащили собаки. Вроде крутилась парочка поблизости».
Сэм выпрямляется, вновь берет книгу и заносит над ней ручку.
— Как насчет «Сказания о двух братьях, машине и дороге»?
— Слишком расплывчато. Где тут чудовища? — поддразнивает Дин.
— Чудовища будут в самом тексте. Зато сохраним интригу. В названии «Сказание о Гильгамеше» тоже ни слова о чудовищах, — невозмутимо отвечает Сэм. — Ладно, подумаю еще. — Он встает и поворачивается к роще, где они разбили лагерь. — Ты что-то говорил про кролика?
— Да, он там, — Дин неопределенно машет рукой. — Ты иди, а я еще посижу.
Мысль о мифах и легендах неотвязно вертится в голове. Они с Сэмом никогда не обсуждали свое… нестарение — как и то, что они когда-нибудь умрут. Или что кто-то из них умрет первым, и тогда оставшийся будет совсем один. Дин предпочитает вообще об этом не думать, но иногда ему кажется, что они не умрут вовсе, и это наполняет его не тоской, но странным спокойствием.
Возможно, это напоминает ему Рай — каким он должен быть.
Возможно, у них с Сэмом действительно один Рай на двоих.
Хотя в Раю Дина обязательно были бы девушки.
И мама… Сначала Дин думал, что не вынесет второй раз этой потери. Что Сэм не вынесет первый раз. Но она просто исчезла, как и все, и Дину нравится думать, что у нее все хорошо — где бы она ни была.
Где бы они все ни были, у них всех все хорошо.
Может, это и не Рай, а просто они сами стали богами, раз уж место вакантно? Может, однажды они так устали от людей и нелюдей, что неосознанно пожелали остаться только вдвоем — чтобы отдохнуть — или осознанно, но забыли об этом?
Может, однажды они наконец отдохнут и отстроят мир заново?
Дин слышит плеск и шумный выдох. Действительно, кит. Он наклоняется и пишет палочкой на песке.
«Сказание о братьях, которые смертельно любили друг друга, умирая на дорогах».*
Дин смотрит в небо и представляет созвездие в виде большой и хищной черной машины.
А потом возвращается к костру.
_________________________________________
* Цитата почти дословно взята отсюда. Надеюсь, автор не будет против.
@темы: Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств, СПН
-
-
02.03.2017 в 00:00-
-
02.03.2017 в 00:13