Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Сначала дыбровое. Кот у нас хоть и зовется официально Джерри, но, чую, скоро будет откликаться на просто "кот" или "котэ-дебил". Потому что так оно и есть. Дебил. Няшный и пушистый. 5 месяцев - и 4 кг, и то ли еще будет. В пятницу отпидорасила норку в надежде, что мир и благодать продержатся всю следующую, праздничную неделю. Ага, щазз, когда такое было? Маугля не давала забыть, что она Маугля, а папе стукнуло приготовить сборную солянку. И поскольку он отличается широтой размаха, на свет божий был извлечен 10-литровый бак. Ну а мама... А что мама? Кагфсихда понедельник начался с того, что Лупа по мере сил устраняла последствия встречи папы с кулинарией, а Маугли - с котом. Который по-прежнему дебил. Короче, 85-е января - полет нормальный.)))
Теперь сериальное. Walking Dead 03.15
Битва за жизнь или жизнь ради битв - все в наших руках.(с)
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
В четверг-пятницу так умудохалась, что не помнила, как меня зовут. НО Пусть и с опозданием теперь уже на 2 дня хочу вспомнить прекрасного актера, мою первую и единственную любовь, человека невероятного таланта и обаяния - Андрея Миронова. 7 марта 1941 - 16 августа 1987 Таких больше не делают. А жаль.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Внезапно подумалось, что сериал "Не родись красивой", который я иногда пересматриваю под вышивание, теперь тоже относится к запретным. Там же один из персонажей - открытый гей, причем положительный персонаж. Явная пропаганда же.))) Чувствую себя диссидентом.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Сходила в выкладку команды Старгейта на ВТФ в надежде, что там будет что-то годное по янгорашу. Сходила. Открыла. Заплакала и ушла обратно в свой эмоугол. ояебу, невнятный миди и арт с претензией на юмор, команда, зачемвываще и в целом почему так ма...
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Выхода этого фильма я ждала с некоторым душевным трепетом. Потому что... мнэ... тут требуется лирическое отступление. Начну, как водится, издалека.)) Как-то я наткнулась на кино-говно на кадры из будущего фильма, заинтересовалась и полезла в комментарии. Где-то там и узнала, что это не просто фильм празомбей, а вовсе даже экранизация. Ну чо, гугл мне в помощь, и вот уже в ночи я читала роман. После чего в душе моей наступил зомби-апокалипсис, луна-луна, цветы-цветы и взрыв радуги в ядерном реакторе. Бо книга была чудесна. Я даже не думала, что среди современной литературы такое осталось. От текста веяло вином из одуманчиков, Реем Брэдбери и чем-то неуловимо философским. Так что я скрестила пальцы, молясь всем богам, чтобы с фильмом не налажали, превратив его в какие-нибудь "Сумерки" с гламурным зомби. Трейлер прошел бодрячком, и я подуспокоилась. Потом я долго не могла попасть в кино, потому что у нас фильм не крутили, а у меня тут Маугли и можно только на выходных, а тут еще ночь мюзиклов... Но в понедельник наш папА неожиданно нарисовался с работы днем, и судьба моя была решена.)) Что я могу сказать о фильме?Что я могу сказать о фильме? Его не слили, и ура-ура этому. Но сместили акцент на комедийную составляющую, оставив от философского подтекста книги тоненькую ниточку. Убрали почти все внутренние размышления гг, его разговоры с Перри, "брак" и "усыновление", обучение детей - всех - охоте, оставили в живых папу Джули, вернув его на светлую сторону силы. То есть вычеркнули все то, что выражало основную мысль книги, - между выжившими и зомби нет различий, потому что они утратили способность любить. Жить. И так бы они и варились, пока все не превратились в Кости, если бы эти двое не пробудились. Честно, больше всего мне жаль, что за концовку взяли прыжок со стены, а не поцелуй под дулом папиного пистолета в окружении Костей и десантников. Как-то незначительно вышло. Впрочем, наверное, это беда многих экранизаций - взять хотя бы тот же "Страшно красив": мне нравится фильм и я согласна с тем, что в том виде, в котором ту книгу перенесли на экран, оригинальная концовка смотрелась бы чужеродно, но тем не менее. Но если брать фильм в отрыве от книги, то он хорош. Не шикарен-великолепен-заверните мое сердце в багряный кумач. Просто очень милый, светлый, легкий. Смешной - но не тем пошловатым юмором молодежных комедий, глядя на который ощущаешь стыд, будто подглядываешь в туалете для мальчиков, хотя тебе уже 40 лет и ты директор школы. Ррр очень вхарактерный, очень. Сначала я хотела поставить ему в вину, что он дышит, сглатывает и все такое, но потом решила, что он вдыхает воздух, чтобы что-то сказать, а сглатывает по привычке.))) И вообще натуралистичность тут дело даже не десятое. Все это можно было бы сыграть и на сцене с реквизитом из пары стульев и веревки, разделяющей мир на живых и мертвых. Резюмируя: если вы не читали книгу, скорее всего, фильм вам понравится, но не запомнится; если читали - вы в чем-то разочаруетесь, в чем-то очаруетесь. А еще "Тепло наших тел" действительно близко к творчеству Брэдбери - потому что его невозможно перенести на экран, не лишив половины всей прелести.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Собственно, изначально я не собиралась идти на это мероприятие: узнала о нем буквально на этой неделе, не было возможности съездить за билетами в будни, а самое главное - мушш намеревался на выхи в родные пенаты. Однако в пятницу стало ясно, что родичей косит грипп, и никуда мушш не поедет. Но я все еще колебалась, как в ОЧГМ: "Две какие-то девушки, в Отрадном... Зачем?" Ну, почему я хотела пойти, понятно - вторым номером в программе шел Тот Самый Фильм, благодаря которому я до сих пор несмотря ни на что.)) Почему не хотела - потому что он шел вторым номером, а первым значились "Отверженные", и не то чтобы я сильно против, но спать очень хочется.)) Наконец в ночь пятницы я решила скататься утром в субботу на предмет билетов, а там будь что будет. Сказано - сделано, и билеты еще были, даже в партер, правда, на плетеное кресло сбоку от рядов, но такие мелочи меня никогда не останавливали. Днем я еще умудрилась урвать пару часов сна, решительно утопав в спальню и тем самым сохранив мозг от выедания понаехавшей тещи. Мероприятие открывалось в 23:00, но я приехала за полчаса до полуночи, рассудив, что перфоманс аниматоров в тематике Гюго мне не близок, а полчаса более чем достаточно, чтобы раздеться, покурить, оправиться и осмотреться. Моим единственным другом на этом празднике жизни была фляга с коньяком и, надо сказать, нам было очень хорошо вдвоем.))) Я побаивалась, что меня спалят на входе, но всем было похуй (и я правильно его взяла, потому что, в отличие от Шерлока, вино и шампанское тут не наливали). Если вкратце, то нынешний перфоманс мне не глянулся, опять же в отличие от Шерлока. Как-то без огонька было. Перед "Отверженными" с потолка свисали на веревочках какие-то ч/б фотки вроде как с видами Парижа или что-то типа, на музыку я не обратила внимание, но кажется, один раз была "Марсельеза".))) На входе и в гардеробе стояли загримированные под революционных парижан вьюноши и девушки, посреди фойе торчал художественный намек на баррикаду, и еще кто-то ходил среди зрителей. Видимо, задвигал пламенные речи. Кстати, с удивлением обнаружила фанатов "Отверженных" - их можно было узнать по приколотым на груди триколорным розеткам. Перед "Призраком Оперы" (а вы думали какой еще фильм может быть Тем Самым, бгг?) фотки сменились балетными костюмами детских размеров, вместо баррикады стоял стол, а за ним - распорядитель аукциона (он реально вел торг и что-то раздавал, но мне чото было лень), вокруг ездил на кресле-каталке "пьяный и опустившийся" Рауль, который пытался убедить всех, что "Призрак существует, я сам его видел", а среди нас бродил Призрак - тощий высокий вьюнош в белой рубашке и с подвеской в виде маски на груди - под руку с девушкой в пачке и пуантах, на которых она реально ходила. Вопрос с аудио-сопровождением решили просто - запустили саунд из мюзикла. Я не возражала, особенно когда заметила, что на потолок транслируют сам фильм, а я подняла голову аккурат на моменте с поцелуем.)) Поклонники Призрака тоже имели место быть - у них с собой были карнавальные маски и розы. Я тоже не оставала, подумала, что раз уж я упоротый фанат, то надо соответствовать, и прицепила на сумку взятую с собой буквально в последний момент маску Призрака. Так что если вы там были и видели ебнутую девицу пышных форм с полумаской ПО на сумке, то знайте - это была Лупа.))) Перед "Чикаго" с потолка ничего не свисало, посреди фойе пара танцевала что-то латиноамериканское под зажигательную музыку, но я в это дело не вникала особо, потому что было уже полшестого, и я свалила (собсна, таков план и был - я решила не оставаться на "Чикаго", где у меня нет ни одного любимого актера, да и сам сюжет не близок; практика показала, что я такая была не одна).
Теперь собсна про фильмы.Теперь собсна про фильмы. ГОСПОДИ, СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ТО, ЧТО ХЬЮ ДЖЕКМАНА НЕ ВЗЯЛИ ПРИЗРАКОМ!!!! Вот честно, спасибо всем, кто в этом участвовал, в т.ч. спецам по кастингу. Я бы не вынесла, и вряд ли бы стала поклонницей, если бы Призраком был Хуякман. Я очень неровно дышу к Джекману, он нравится мне внешне и как актер. Я знаю, что он играл в мюзиклах, и у меня лежит саунд к "Boy From Oz", и даже видео где-то есть, и Джекман там прекрасен как северное сияние и отлично поет. И я понятия не имею, куда все эти его качества девались в роли Жана Вальжана. Нет, драматургия осталась на высоте, и я сопереживала его герою, и я не буду ничего говорить о попадании в ноты и вытягивании их, потому что нифига не разбираюсь в теме. Но голос был ужасен. Просто ппц. Скажу больше, мне куда сильнее понравился Жавер-Кроу, хотя в его музыкальном активе только музгруппа (и я подозреваю, что тут полулюбительские способности у человека). Да, может, диапазон у него был меньше, но уху моему было приятнее. Кстати, по тембру он близок к Батлеру, не знаю, возможно, это сказалось. А больше всего мне глянулись в фильме женские партии, особенно Фантина, и хор. Хор был ве-ли-ко-ле-пен! Прям меня проняло. У Фантины меня пробило на слезу в "I Dream The Dreams" (кажется, так), хотя незадолго до этого так же плачущий и мечущийся в церкви Вальжан не нашел в моем сердце абсолютно никакого отклика. А тут я прям прослезилась, потому что и антураж совпал - короткие неровно остриженные волосы, грязь, обнаженная грудь, задранные после сношения с солдатом юбки - и такая боль - физическая и душевная, такая тоска по этой сперва радужной, но так быстро и глупо просранной жизни... Не знаю, может, дело в том, что я женщина, и мне куда понятнее мотивы и переживания Фантины, чем нервное желе Вальжана из серии "могу ли я, говно ли я". Вот кстати, если абстрагироваться от мюзикла и обратиться к первоисточнику, то я бы не пошла сдаваться из-за того, что вместо меня арестовали другого. Потому что если он умрет, то буду проклята только я, а если я пойду, то целый город живых людей будет страдать, потому что только я удерживаю их в процветании и чести. Мне кажется, в поступке Вальжана было больше эгоизма, чем он сам хотел бы думать. Вообще, я с очень скептическим настроем шла на этот фильм, начитавшись отзывов. И надо сказать, была приятно разочарована. Если поставить целью не париться по поводу вокала, то с точки зрения актерской игры фильм совершенно шикарен и не зря номинирован на золотые статуэтки. И мне совершенно не мешало обилие крупных планов а-ля "поющая голова", разве что общих планов хотелось бы побольше, потому что я люблю такие виды города и прочее. И я не разделяю всеобщего недоумения и брезгливости по поводу супругов Тернадье. Смешно сказать, но они мне показались единственной гармоничной и крепкой парой во всем фильме, возможно, они самые счастливые - у них есть любовь друг к другу и к деньгам.)) Единственное, что покоробило - это отсутствие реакции на смерть любимой дочери Эпонины (а что она была ими любима, у меня сомнений нет). Хотя хз, нам их после этого показали только на свадьбе Козетты, куда они пришли по делу, а так они вполне могли рыдать над телом убитой. Кстати, Эпонину мне было жалко, а еще у нее была потрясающая талия, а еще она очень похожа на Джейкоба из "Сумерек". Еще очень пробил момент, когда Кроу сидел над телом Гавроша. Ваще ничего не говорил, то так смотрел. И медаль... Тут меня пробило на слезы второй раз.)) И, конечно, у испанского режима Базза Лайтера опять сломался переключатель. Внутренний слэшер не затыкался ни на секунду - вполне возможно, что тому виной фанаты "Отверженных" в зале, потому что их слэшеры были явно не внутренними.))) Жавер и Вальжан вытанцовывали друг вокруг друга все, от лезгинки до танго, революционеры тоже жгли нипадеццки, и было очевидно, что женские персонажи там так, ради антуражу. Если подвести итоги, то кино хорошее, мне понравилось. Только затянуто: все-такие 160 минут песен для нефаната - это дохуя. Возможно, буду пересматривать, но сильно потом, через годик-другой.
Ффух, целую простыню накатала.))) Про ПО будет куда меньше - потому что я уже про него столько сказала и сделала за это время. Откровенно говоря, от просмотра на большом экране я не ждала чудес - чтобы, как на первом просмотре, душа свернулась и развернулась, и я рыдала в голос (кстати, вру, бо первый просмотр случился еще в 2005, у Катки дома, на пиратском диске, и не оставил о себе особых впечатлений). А чо - большой экран у меня и дома есть, а кино я смотрела овердохуя раз. Но оказалось, что большой экран и долбис эрраунд все-таки роляют. Как меня вжало в кресло на первых аккордах увертюры, так и не отпускало до финальных титров.))) Самый цимес был в том, что фильм показывали полностью на английском, с субтитрами - белыми для диалогов, желтыми для песен (в отличие от тех же "Отверженных", где, вопреки заявлению ведущего, на английском были только песни, а диалоги дублированы). Единственным недостатком было подтормаживание при переходе от сцены к сцене (полностью совпадавшее с разделением треков в имеющемся у меня саунде), но это, скорее всего, недочет плеера, где фильм воспроизводился, и особого влияния на впечатления от просмотра не оказал. И не передать словами, как Лупу распидорасило, как у нее попер креатив - даже в тех местах, где она намеревалась ловить кайф и катарсис от кино. Сонливость чуть одолела лишь на эпизоде с кладбищем, но он всегда навевает на меня скуку и уныние. Особенно были прекрасны внутренние вопросы "ну и как тут вставить слэш?", " а если он его придушит совсем?" и прочие. Но верный друг коньяк всякий раз возвращал меня в лоно переживаний, затыкая внутреннего графомана.)) Вот по поводу коньяка передаю свое "фи" мушшу, который флягу ополовинил - мне едва хватило. Если подытожить - я очень довольна, хотя и эффект оказался не совсем тот, который я ожидала, но главное ведь - результат.))) А по результатам я жажду творить и сеять разумное-доброе-вечное. Такая вот фигня, малята.)))
Ночь за окном, светящийся экран монитора и пошедшая в расход бутылка вина. Четвертый бокал – и над подоконником расцветают три смутные тени. Вот одна из них делает шаг вперед и выходит на свет. На тусклый голубоватый отсвет монитора. Но это неважно, я все равно не могу ее разглядеть. Да и не нужно. Я знаю, кто пришел ко мне сегодня. - Доброй ночи, Автор. - Доброй ночи, Голос. - Ответь, я сделала правильный выбор? - Я не знаю. Не знаю. Я даже не знаю, какой выбор – правильный. И был ли выбор вообще. Мой выбор был бы иным. Может быть. Может быть, и нет. Но это не был бы правильный выбор. Это был бы всего лишь мой выбор. Я правильно ответила на твой вопрос? Тень понимающе-печально улыбается и отступает назад. Я не вижу ее лица, но чувствую эту улыбку. Ее сменяет следующая тень. - Здравствуй, Автор. - Здравствуй, Рыцарь. - Скажи, я поступил честно? Мой план был верным? - Глупо говорить о честности, когда полиция ловит преступника. Разве охотник, выслеживающий дичь, задумывается о честности своего поступка? Ты охотился на старого опытного лиса. Ты не хотел стрелять в него - боялся попортить шкуру. Ты не ставил обычный капкан – потому что он мог отгрызть себе лапу и убежать. Ему не нужна такая свобода, а тебе не нужен лис на трех лапах. Поэтому ты поставил клетку, а к стержню, что захлопывает крышку, привязал цыпленка, чтобы лис попался наверняка. Разве спрашивают у приманки, честно ли это по отношению к ней? Это всего лишь приманка и всего лишь охота, а тебя провел старый опытный лис. В следующий раз трави его собаками. Мой рассказ честен? Тень кивает и растворяется в полумраке. Третья тень колеблется на границе между светом и тьмой. Я не выдерживаю и первой начинаю разговор: - Что молчишь, Маг? - Что я сделал не так, Автор? - Все. Ты все сделал не так. Нельзя строить замки на песке. У твоего колосса оказались глиняные ноги, ничего удивительного, что он рухнул тебе на плечи. Начав историю с обмана, ты достойно завершил ее разрушением. Созданного тобой никто не увидел, зато о разрушенном долго будут помнить. Слава Герострата, если уж продолжать заданные изначально ассоциации. «Он музыкантом был, но не оставил нот…» Этого ты хотел? - Ты опустила окончание фразы: «Он был поэтом – но поэм не создал. Но жизнь свою зато он прожил, как поэт». Люди забывают куда больше, чем помнят. Они забудут разрушения, останется только любовь. Иначе зачем ты сидишь тут среди ночи? Я усмехаюсь, соглашаясь. - Твоя правда – из-за любви. Но правд много. Это ложь бывает только одна. И ее одной хватает, чтобы перекрыть любую правду. И эта тень пропадает, присоединяется к двум прочим. - О чем ты напишешь, Автор? – шелестит клубящийся в углах мрак. - Обо всем на свете. Обо всем во тьме. О вас. Я буду много писать о вас и немного – о себе. И еще о нас. Людях, живущих в интересное время.
Глава 1, в которой наши герои живут на широкую ногу, всячески отдыхают и забавляются, в то же время с тревогой следя за политической ситуации во Франции; а в конце главы принимают судьбоносное решение
Сидя на террасе роскошного Отель де Пари, мы смотрели на расстилающееся перед нами бирюзово-голубое море. Нам категорически не повезло попасть в Монте-Карло именно в тот период, когда прежнее казино сгорело, а до нового ждать было еще лет семь – спасибо гуглу за мою всестороннюю осведомленность. Что характерно, его должен был построить не кто-нибудь, а сам Шарль Гарнье, что как бы намекало. А пока… пока в городе процветало несколько мелких казино - легальных, полулегальных и совсем нелегальных. Время течет и меняется, а люди остаются прежними, и чем выше ставки, тем более серьезные люди играют. Эрик принял довольно разумное решение – перекантоваться некоторое время у границы и посмотреть, как развиваются события, а заодно обменять стремительно обрушивающуюся французскую валюту на что-нибудь более значимое. Поэтому то и дело где-то пропадал, чуть виновато оправдываясь, что он был бы просто счастлив взять Крис с собой (в качестве личного телохранителя, как шутила я), но, увы, там его могут неправильно понять. Однако ночевать приходил как часы. Впрочем, теперь, три месяца спустя, практически все было позади, и Эрик все чаще оставался с нами, стараясь наверстать все то, о чем мечтал долгими одинокими ночами: прогулки по набережным, рестораны и кафе, казино и театры – и все это не таясь по темным углам, а гордо вышагивая под руку с молодой женой. Правда, чтобы попасть в театр, пришлось пару раз скататься в Италию – своего здесь еще не построили, а тяга Эрика и Крис к прекрасному бурлила и требовала выхода. Собственно, я и не возражала: когда еще доведется побывать в Милане за просто так! Надо сказать, что тогда, весной, наши планы здорово смешал неумолимый ход истории. Оказывается, пока мы с Эриком разбирались в своих интимных взаимоотношениях, Наполеон с треском проиграл битву при Седане, и эта новость, докатившись до Парижа, произвела фурор. А виденный нами пожар был легкой вариацией на тему замещения монархии республикой. Это здорово убедило семейство Жири-Раппно свалить из города по-быстрому. Во всяком случае, у нас под окнами тяжелогруженая телега и экипаж с пассажирами нарисовались уже на следующее утро – Раппно подсуетился с транспортом. А Эрик к тому времени уже набросал нам предварительный план действий. По его словам выходило, что разыскивать сейчас сведения о его родных не просто бессмысленно, но даже опасно, поэтому куда проще будет сделать поддельные документы, возможно, и на меня тоже. Записать нас мужем и женой, а по-настоящему повенчаться позже, когда война утихнет, и жизнь наладится. Кристина возражать не стала, мне тем более было все равно. А уехать решили в Монако – это я предложила. На границе двух стран, тихо, солнечно, курорт, да и новости стекаются быстро. Мадам Жири с нами ехать отказалась, мотивировав это тем, что Раппно предложил им с Мэг пожить пока в его доме в Пуатье, а если что – они к нам присоединятся. Вот так и получилось, что в отель в Монте-Карло мы въехали как супруги Орм-Шампетр (эту фамилию Эрик придумал, когда я в очередной раз соловьем разливалась про жизнь в будущем, а конкретнее – рассказывала про этимологию своей собственной фамилии). Звучало… неплохо. Внушительно даже. И теперь мы лениво завтракали на огромной террасе самого большого номера в отеле. Даже для Пирата был выделен огромный угол со специальным диванчиком и фарфоровыми тарелочками для еды и воды. Как говорится, шоб я так жил. Правда, котенок все больше норовил спать с нами, и даже сейчас сидел на столе и таскал с блюда семгу, как будто так и надо. А началось все с того, что наш прекрасный неофициальный муж в категоричной форме заявил, что отныне намерен довольствоваться только самым лучшим и неважно, во сколько это обойдется. Наши робкие возражения, что в Отель де Пари любой номер хорош, отмелись, как неубедительные. Ну и ладно. Чем бы дитя ни тешилось, мудро порешили мы с Крис – и с помпой заселились в номер размером с футбольное поле. - Эрик, тебе не кажется, что пора бы уже нашим названным родственникам убираться из Франции подобру-поздорову? – спросила я, потягивая холодный апельсиновый сок. – Новости с каждым разом все хуже, а мое скудное знание истории… ну хорошо, мой доступ к информации по этому периоду истории уже мало помогает. Эрик кивнул. - Я с утра отбил телеграмму Раппно, чтобы они перестали ждать у моря погоды и присоединялись к нам. Съездим в Италию, покажем им домик, который присмотрели на севере… - Хочешь, чтобы мы жили в Италии? - Почему нет? – Эрик пожал плечами. – Пока поживем там, а когда все успокоится, можно и вернуться. Или попробуем обосноваться там, возможно, даже… как это у вас говорится… будем работать по специальности. - Это в смысле я буду певицей, а ты – штатным оперным привидением? – подначили мы его. Эрик расхохотался и упустил под стол вилку, которой ел салат. По дороге вилка увлекла за собой часть салатных листьев и рассыпала вокруг капли соуса. Пират укоризненно посмотрел на неуклюжего хозяина, отодвинулся подальше и принялся вылизываться. - Не до такой степени. Я ведь серьезно, Кристина: в Италии у нас сейчас больше шансов на успех… - И на спокойную жизнь, - закончила я. – Я все понимаю, но давай сперва соберем всех «блудных сыновей». Ты знаешь, я ведь не успокоюсь, пока все Жири и Раппно не будут здесь. - Война идет далеко от Пуатье, - резонно заметил Эрик. - Война – да. А Коммуна? Наши с Крис опасения были небеспочвенны. Мало того, что война здесь началась на полгода позже, чем в моем мире, но и осада пришлась не на зиму, а на лето. С одной стороны, это убирало проблему с холодом, а с другой – добавляло эпидемий, отравленной воды и разлагающихся на солнце трупов. А посему вполне вероятно, что Коммуна могла восстать, не дожидаясь заключения договора о капитуляции. История не знает сослагательного наклонения, это верно, но в данном случае этот постулат не ролял совершенно. Спираль истории скручивалась в бараний рог, изгибалась, как ей заблагорассудится, и весь мой доступ к историческим справочникам оказывался бесполезен. В этом мире отныне нужно было быть очень осторожными. Я уже была готова предложить Эрику и Крис бежать в Америку, но они бы не согласились – без Мэг, без Антуанетты, без Раппно и его сына. Да я и сама не горела желанием бросить их на произвол судьбы. - Они взрослые люди, - вздохнул Эрик. – Не могу же я притащить их сюда силой? - Было бы неплохо, но да, ты прав, - Крис откинулась на спинку плетеного кресла и, щурясь, поглядела на море. – Какие планы на сегодня? - Предаваться неге и безделью, - с серьезной миной отозвался наш дорогой как-бы-супруг. - Это тяжело. – Крис притворно вздохнула. – Правда, я знаю пару способов скоротать два-три часа, и обещаю, они будут весьма деятельными. - Да ты просто ненасытная! - А ты о чем подумал, сладострастник? – Мы кокетливо потупились. - О… о… - Эрик судорожно огляделся вокруг, - о рыбалке! – победно ткнул он пальцем в остатки семги, которые воровато подъедал Пират. - Ну вот и мы о том же, - покладисто согласились мы. – Пойдем… порыбачим? Чур, я буду спрашивать, чего тебе надобно, старче. - Это я старче? – взвился Эрик – Я вам покажу! Старче… Это надо же! Он с легкостью выскользнул из кресла, в мгновение ока очутился возле меня, и не успели мы с Крис моргнуть и глазом, как оказались у него на руках. Эрик развернулся и нацелился в сторону спальни. Крис обвила его за шею руками и на ходу скинула домашние туфли. Утро действительно обещало быть весьма насыщенным. Однако закончился день вовсе не так радужно, как начался. Мы выползли из номера ближе к обеду и отправились на прогулку – как сказал Эрик, «для аппетита и цвета лица», хотя как по мне, а нагуливать аппетит уже необходимости не было: утренние интенсивные физические нагрузки привели к тому, что я готова была глодать ручку кружевного зонтика. Но как раз в тот момент, когда мы собирались сообщить об этом Эрику, а заодно предложить заглянуть в ближайшее кафе на предмет пообедать, он издал приглушенный возглас и ринулся в сторону газетного киоска, волоча нас за собой. В Монте-Карло все было подчинено отдыху богатых людей, поэтому мальчишки-газетчики, размахивающие новым выпуском и выкрикивающие очередную сенсацию, были здесь не в чести. Однако наш глазастый Призрак и без того сумел разглядеть пестрящие на прессе крупные заголовки. Подойдя чуть ближе, и мы с Крис сумели разобрать, что там написано. Заголовки гласили: «Массовые восстания в Париже!», «Возмущенные предательством «правительства национальной обороны» горожане взялись за оружие», «Восстание Парижской Коммуны может вызвать волну восстаний по всей Франции» и даже «К Парижу подтягиваются прусские войска, опасаясь вылазки армии парижан». Вот так-то. Быстро они… Белл, мне отчего-то страшно… Да ладно тебе! Чего страшного-то, а? Вы в Монако, с кучей денег, полиция не ищет, опять же. Скоро приедут Жири и Раппно – и все будет совсем замечательно... У меня какое-то тревожное предчувствие… А ты не каркай… Эрик тревожно взглянул на нас. - Как быстро… Я был уверен, что до восстания еще, по меньшей мере, месяц. Да и ты говорила, что сначала правительство должно подписать перемирие с Пруссией с капитуляцией Парижа. - Значит, не угадала, - мы пожали плечами. – Зато теперь Раппно уж точно рванет куда подальше. Давай вернемся, может, они уже прислали ответ на твою телеграмму. Мы скорым шагом направились к отелю. По-прежнему хотелось есть. Даже жрать. Эрик подлетел к стойке администратора, мы едва успели затормозить перед ней, да и то мозги, кажется, все-таки впечатались в стенку за плечом администратора – прилизанного молодящегося человека с тщательно зачесанными на лысину волосами с боков. - На имя месье Орме-Шампетр телеграмма не приходила? – выпалил Эрик вместо «здрасьте». - Да, месье, конечно, месье… - зачастил прилизанный – он, казалось, всякий раз терял волю при виде Эрика, а точнее, той кучи денег, которую наш любимый заплатил за номер и обслуживание (поскольку наша выдуманная фамилия не была на слуху, требовалось подтверждение платежеспособности месье Орме-Шампетра, на что Эрик, не мудрствуя лукаво, заплатил вперед скопом за три месяца; по-моему, у админа тогда чуть инфаркт не случился). – Вот, пожалуйста, прошу вас. Эрик быстро подхватил телеграмму со стойки, пробежал ее глазами, негромко выругался и смял бумажку в кулаке. Потом поймал удивленный взгляд Крис и пояснил: - Это моя телеграмма. Вернулась, потому что адресат не был найден. Что за дьявольщина?! - Может, они просто уже выехали к нам, вот и разминулись с телеграммой? – попытались мы придумать объяснение. Звучало логично, но под ложечкой все равно неприятно засосало. Или это от голода? - Может быть… - Эрик рассеянно засунул скомканную телеграмму в карман пиджака и затребовал ключ от номера. - Эрик, дорогой, почему бы нам заодно не заказать обед в номер? – предложили мы, внутренним чутьем уловив, что именно сейчас он меньше всего хочет сидеть в ресторане. Все-таки нахождение среди большого числа людей с неприкрытым лицом пока еще требовало от Эрика определенного мужества. И обычно он бывал довольно напряжен, хотя последнее время к середине обеда напряжение постепенно сходило на нет, а ближе к концу в нашем замечательном муже просыпался одновременно превосходный рассказчик, отменный шутник и галантнейший кавалер. Честное слово, я даже стала замечать, что дамы за соседними столиками бросают на него заинтересованные взгляды. Вполне определенным образом заинтересованные. Правда, когда я ему об этом сказала, Эрик сперва не поверил. Дошло до того, что мы поспорили на 100 франков. Разумеется, Крис выиграла. - Да, конечно… - Эрик по-прежнему выглядел глубоко задумавшимся, поэтому я перехватила инициативу в свои руки и договорилась с администратором об обеде. - Мадам, - вдруг спохватился тот, когда мы уже отошли от стойки, - прошу меня простить. Я забыл сказать вам, что в вашем номере сейчас идет уборка. Просто чтобы вы не волновались, что в номере кто-то посторонний. Надеюсь, горничные не доставят вам беспокойства – они уже заканчивают. - Спасибо за беспокойство, - мы послали ему ослепительную улыбку. Прилизанный заалел, как маков цвет. - Его беспокойство обходится нам несколько дороже, чем просто спасибо, - тихонько фыркнул Эрик, когда мы отошли подальше. - Какой ты мелочный, - уколола его Крис, приподнимая юбки, чтобы не мешали подниматься по лестнице. – Деньги показывают только статус, а «спасибо» - твое отношение с миром. - Я с миром не в ладах, - мрачно ответил Эрик. – Кроме тех, кого считаю своей семьей. - Бука, - выпалили мы и украдкой показали ему язык. - Хулиганка, - парировал он. В нашем номере и в самом деле были две горничные. Когда мы вошли, они обе убирались в спальне, а потому не слышали нас и продолжали трепаться. Эрик прислушался, прижал палец к губам и поманил меня за собой, неслышно скользя по паркету к прикрытым дверям спальни. Я тоже прислушалась: обсуждали явно нас. - И как она с ним живет? Это же ужас какой-то! – восклицал высокий писклявый голос. Я глянула на Эрика – у него на лице ходили желваки. Мы поймали его сжатую в кулак руку и погладили. Не бери в голову, - одними губами прошептала Крис. - А что особенного? За такие деньги и с обезьяной жить станешь, - рассудительно отозвался второй голос – низкий и мягкий. Лицо Эрика пылало гневом. Я с трудом удерживала его от того, чтобы ворваться в комнату и устроить этим глупым курицам бэнц. Я и сама была бы не против: мешало нам с Крис только то, что сами мы выглядели не особо приглядно, шпионя за прислугой в нашем собственном номере. - Да я не про то, - отмахнулась первая горничная. – Он грязные носки под кровать закидывает. Ты только посмотри – тут не меньше десяти пар! Я беззвучно затряслась от смеха, глядя на покрасневшего, как помидор, Эрика. Казалось, еще чуть-чуть – и от его ушей можно будет прикуривать. - И кстати, если говорить про то, - продолжила писклявая горничная, - так я ничего особенного не вижу. Подумаешь, шрамы. Вон у моего дяди все лицо оспой побитое и ноги нет – телегой отдавило – а детей аж восемь штук настрогал. И жена его, тетка моя, в него влюблена, как кошка. Соседке вон все волосья повыдергивала, когда ей наши сплетницы дворовые про ту снаушничали, что к ней дядя что-то часто захаживает. - Это да, если баба в кого втрескается, если свербит у нее, то тут уж все равно: хочь обезьяна, хочь красавец писаный, - рассудительно согласилась ее товарка. – Да и, признаться, этот-то ничего себе, если приглядеться. Высокий, статный, телом – как те статуи, что внизу натыканы(1). Жак, посыльный, говорит, что это какие-то боги греческие, поэтому, мол, и голые. - А мне он говорил, что греки были сплошь содомиты. Думаешь, этот тоже…? - Так ведь этот-то не грек, - второй голос хихикнул. – И на свою фитюльку так смотрит… какой там содомит, что ты! Я дивлюсь, как она ходить-то может: если он на людях ее так глазами пожирает, то что ж он творит, когда нету никого?! Мы с Крис уже зажимали рот обеими руками. Да и в глазах Эрика наконец-то запрыгали смешинки. Однако этот фарс пора было заканчивать… вот только послушаем еще немножко. - А она враскоряку, - задорно предположил первый голос. – Но она на него тоже так смотрит… прямо ух! Видать, есть за что. И за дверью грянул дружный хохот. - Тише, тише, вдруг хозяева вернутся, а мы тут им кости перемываем, - зашептал низкий голос. - Да они весь день гулять будут, дай бог, если к вечеру вернутся, - возразила пискля. – Я еще что сказать-то хотела: если у этого месье смотреть на левую сторону… ну, лица-то… так он даже красивый. Очень. Интересно, что с ним случилось, что он… такой стал? - Не повезло, наверное… В пожар попал или война... Вот, кстати, о войне – мой братец говорит, что во Франции совсем неспокойно стало, как бы до нас не докатилось. Тут разговор горничных окончательно перешел на обсуждение политической обстановки в стране и мире, и Эрик за рукав утянул нас к входной двери. Заговорщицки подмигнув, он открыл ее и с силой захлопнул, потом подхватил Крис подмышки и закружил по номеру. - Любимая! Я поведу тебя на край вселенной. Я подарю тебе эту звезду! Светом нетленным будет она озарять нам путь в бесконечность!(2) – с нужным накалом драматизма восклицал он. В спальне раздались приглушенные восклицания, затем какая-то возня, а еще спустя секунду ее двери распахнулись, и в гостиную выкатились горничные: одна помоложе и похудее, другая постарше и покруглее. - О! Я и не знал, что тут кто-то есть! – убедительно удивился Эрик и поставил меня на землю, при этом собственническим жестом обхватив нас за талию. - Дорогой, ты забыл – месье Гастур (так звали нашего администратора) предупреждал нас, - беспалевно ответили мы. - Должно быть, я не обратил внимания. Дамы, - обратился Эрик к застывшим горничным, - благодарю вас. А теперь… не могли бы вы нас оставить? И он вытащил из кармана две купюры по 10 франков. Большие деньги, между прочим. У теток округлились глаза, они подорвались и, почтительно приседая, проскочили мимо, попутно сметя деньги из руки Эрика. Причем одна из них, которая помоложе, смотрела на меня с таким непередаваемым сочувственно-завидующим выражением лица, что Крис пришлось закусить губу, чтобы не заржать. - Ну что, дорогой мой маленький гигант большого секса, похоже, обслуга твердо уверена, что ты просто зверь и начинаешь охаживать меня, как только закрываются двери номера. Что называется, «простите за неровный почерк»… - Мы с улыбкой посмотрели на Эрика. – А еще, оказывается, ты носками разбрасываешься. Свинюка. И мы опять показали ему язык. - А еще они за пять минут последовательно сравнили меня сначала с обезьяной, а затем с греческим богом. - И едва не записали в содомиты, - трагично вставила Крис. - И сказали, что ты на меня так смотришь… Как ты на меня смотришь, Кристина? – Эрик ласково улыбнулся и испытующе заглянул мне в глаза. – Как вы на меня смотрите? - Будто ты не знаешь, - мы смело ответили на взгляд, - вот так… Как на греческого бога… который иногда ведет себя, как обезьяна, - неожиданно закончили мы. – Между прочим, плеваться с террасы косточками от маслин неприлично. - Почему ты всегда все обращаешь в шутку? – вздохнул Эрик. - Не все и не всегда, не передергивай. Просто я уже столько раз тебе говорила, что люблю тебя и считаю самым красивым человеком на свете, что устала. Еще немного – и вовсе начну обижаться. - А я, наверное, никогда не устану слушать это из твоих уст. Говори мне это, всю жизнь говори. Не переставай, прошу тебя, Кристина. Иногда мне кажется, что только на тебе, на твоих словах и твоей любви держится моя вера в счастливую жизнь. Мы смутились – как смущались всякий раз, когда Эрик так просто и откровенно начинал говорить о своих чувствах, о надеждах и сомнениях… И как же мы его любили! Примерно через полчаса в дверь номера постучали. Прибыл обед, а вместе с ним – телеграмма. - Что там?! – взволновались мы. – Эрик, не молчи. - Написано: «Выезд задерживается. Личные обстоятельства. Раппно». Обратным адресом значится Мелён. - Это же совсем рядом с Парижем! - Вот и я думаю… - Эрик нахмурился. – Что это за личные обстоятельства? Думаю, стоит съездить, боюсь, им может понадобиться помощь. - Я с тобой! – встрепенулись мы. - Нет, Кристина, это опасно. - А ты попробуй, удержи нас! Эрик развел руками. - Ты ведь все равно последуешь за мной. Да, лучше уж, если ты будешь на виду. Хорошо, тогда выезжаем завтра. Я закажу билеты на поезд. На том и порешили.
___________________________________________ 1 - Я в душе не е… понятия не имею, есть ли в Отель де Пари статуи голых мужиков. Голых женщин точно есть. 2 - Цитата из м/ф «Дарю тебе звезду»
Глава 2, в которой наши герои покидают мирное гостеприимное Монако, выясняют последние события, произошедшие в семействе Раппно, и работают Чипа и Дейла – а в спину им дышит война
Однако с утра выехать не получилось. Эрик, хотя и начал сорить деньгами, совсем пускать на ветер наше нажитое нечестным трудом состояние (ну, не наше, а покойного месье Жиля, но не суть) не собирался. Поэтому не стал удерживать за нами номер, а прямо так и объявил администратору, что мадам и месье Орм-Шампетр намерены съехать. Месье Гастур погрузился в траур и трагичным голосом объявил, что если что – нам тут всегда рады и ждут в любое время дня и ночи. Правда, сама я этого не видела. Потому что паковала вещи – в отсутствие личной служанки это заняло некоторое время, поскольку наше маленькое семейство успело за три месяца обрасти кое-каким скарбом. Эту сцену мне рассказывал Эрик. В лицах. В нем определенно умер великий комик и потрясающий рассказчик. Мы с Крис сразу намотали эту деталь на ус и автоматически записали на него функцию главного сказочника для всех наших детей, буде таковые появятся (в том, что они появятся, я не сомневалась – уж больно интенсивные шли все это время «тренировки»). Да и с билетами вышла накладка. Я-то привыкла, что все делается быстро, и чтобы заказать билет, достаточно пару раз щелкнуть мышкой, но здесь и сейчас жизнь текла куда медленнее… В итоге, последовав совету месье Гастура, мы добрались до Ниццы в экипаже, а там уже сели на поезд. Заодно Эрик оставил в сейфовой ячейке одного из тамошних банков саквояж с деньгами, не желая тащить его с собой путешествие, грозившее, кажется, обернуться очередной сумасшедшей авантюрой. Иногда мы с Крис начинали подозревать, что все три месяца в Монако он ждал эту авантюру с нетерпением, призывая ее на наши головы. Но потом нам становилось стыдно за такие мысли. Временами я поражалась, до чего быстро Эрик сумел адаптироваться к окружающей жизни. Он просто мгновенно подстраивался под внешние условия, будто высчитывая в уме правильный алгоритм действий. Иногда он действительно казался мне гением. Титаном. Крис в этом ничего удивительного не видела – слишком уж привыкла считать его ангелом, и, по-моему, все еще приписывала ему некую божественную сущность. Несмотря на знание о фильме. Несмотря ни на что. Я же со свойственным мне скептицизмом вспоминала многочисленные истории про «Маугли». Да, Эрик оказался в изоляции от человеческого общества куда позже, судя по всему, будучи уже подростком, но меня все равно поражал этот удивительный переход от суровой асоциальности и практически мизантропии к легкому и непринужденному взаимодействию с социумом. Конечно, временами Эрику приходилось буквально по крупицам собирать волю, чтобы выйти к людям и закрывать глаза на любопытные взгляды прохожих, которые, будто корявые росчерки граффити, царапали благородную древность потрескавшихся красок его лица… Мы видели это. Я видела это, и не только видела, но и понимала смысл паузы, которую делал Эрик, прежде чем взяться за ручку двери. Но если не считать этого, он превосходно вписывался в общество. Мне казалось, что все началось с той памятной ночи после премьеры «Дон Жуана», когда он требовал у консьержа ужин и ключи, нимало не заботясь о том, что тот о нем подумает. Это – и последующая неделя, когда мы с Крис в четыре руки вытаскивали его из раковины, - словно бы породили нового человека, нового Эрика – решительного, смелого и необычайно уверенного в себе. И кто бы знал, как мы его любили! С дорогой все вышло не слишком гладко. Поезд довез нас только до Лиона, а затем начался мрак кромешный. Толчея и суета вокзала после тихого и почти пасторального Монако – да даже и после шумной, но веселой Ниццы – казались синонимами преисподней. Люди, напуганные событиями в Париже, стремились убраться подальше: поезда с севера шли переполненными, цены на билеты достигли заоблачных высот. Но разбирали все, тем более что поезда проходили через город редко, и железнодорожное сообщение с Сена-и-Марна грозило вот-вот прекратиться. В сторону Парижа пассажиров и вовсе не брали – машинисты гнали без остановок, стремясь обернуться поскорее: им явно совершенно не улыбалось совать голову в пасть льва. А нам туда и надо было. В конце концов, пришлось добираться на перекладных – среди возниц отчаянных ребят оказалось поболе, нежели среди машинистов, хотя потратиться пришлось изрядно – драли они втридорога. Мелён, небольшой город к юго-востоку от Парижа, казался вымершим. Оставшиеся жители затаились в страхе: что-то будет. Не без труда найдя нужный адрес, мы выгрузились. Спешно вскочив на козлы, возница развернул свой рыдван и умчался прочь, будто за ним черти гнались. Эрик пошел стучать в двери, а мы с Крис остались куковать у чемоданов, размышляя, как обернется дело, если окажется, что мы ошиблись домом… или городом… или вообще пора бороться с паранойей. Дверь открыл сумрачный Раппно. Его лицо и раньше не отличалось особой приветливостью, а сейчас оно словно бы посерело и… выцвело. - Какого черта вы сюда явились?! – громко и яростно зашипел он вместо приветствия, узрев Эрика и мою скромную персону, маячившую возле ограды палисадника. Так громко, что, наверное, услышала не только я, но и все соседи. – Я же написал, что мы задержимся! Или вы не… - Мы получили твою телеграмму, - перебил его Эрик. Я отлипла от чемоданов и подошла к крыльцу, чтобы тоже принять участие в перепалке – на случай, если Раппно не захочет сдаться без боя. – Вы ведь задерживаетесь не просто так. Да и так близко подобрались к Парижу тоже не из глупой бравады. Что произошло? - В том-то и дело, что из-за глупой бравады, - устало вздохнул Раппно и поплелся к нашему багажу. Эрик догнал его, и они, распределив между собой чемоданы, вернулись обратно. - И? – не утерпела я. - Этьен сбежал, - горько бросил полицейский, пропуская нас вперед и захлопывая дверь. – Проходите в гостиную, это первая дверь направо, там сейчас Антуанетта и Мэг. Вещи пока оставьте тут: потом придумаем, как вас разместить. Тут до меня дошел смысл первой фразы, и Крис застыла посреди коридора. - Т-то есть как сбежал? - Проходите, я все расскажу. Мы с Эриком переглянулись. В гостиной действительно обнаружились мать и дочь Жири. Мэг была заплаканная, с распухшим носом и глазами-щелочками, да и вообще вид имела весьма растрепанный; мадам Жири, нахохлившись, сидела в глубоком кресле и печально гладила дочку по спине. Да, тут явно случилась беда. Увидев нас, Мэг тоненько взвизгнула – и ринулась Крис на шею. - Он уб-бежал!.. П-париж… там стреляют… Проклятые студенты! Во время этой тирады мне оставалось только поглаживать ее по спине, совсем как мадам только что, и растерянно коситься на Эрика. Он тоже явно не знал, как реагировать. Наконец он неловко кашлянул и посмотрел на утонувшую в кресле Жири. - Здравствуй, Антуанетта, - мягко произнес он. – Я приехал. Мадам глянула на него совершенно больными и испуганными глазами. - Эрик… помоги нам… - неожиданно прошелестела она и медленно поднялась. Сейчас она была совершенно не похожа на ту властную женщину, которую я запомнила с прошлой встречи в Буживале – казалось, жизнь ушла из нее, оставив лишь самую малость плескаться на донышке. Эрик шагнул к ней и протянул руку; мадам тяжело оперлась на нее – и вдруг беспомощно расплакалась, ткнувшись ему в жилет. - Так что стряслось-то?! – не выдержала я скопившегося под ребрами напряжения. - Проходите, садитесь и я вам расскажу все по порядку. – Раппно неслышно подкрался сзади и, обогнув нашу с Мэг «скульптурную группу», поддержал мадам с другой стороны. Вместе с Эриком они усадили ее обратно в кресло. Мы с Мэг пристроились на оттоманке, Эрик выбрал второе кресло, поменьше, ну а Раппно расположился на стуле, оказавшись посередине. И стразу же взял с места в карьер: - Этьен сбежал в Париж, чтобы поддержать Коммуну. - Это как? Зачем? – в унисон поразились мы с Эриком. - Расскажу по порядку. – Раппно уставился на свои ладони, словно история была записана на них. – Когда мы приехали в Париж по заданию Кремье, я почти не занимался Этьеном – все время съедала работа. – Я немедленно почувствовала себя виноватой, хотя умом и понимала, что к работе Раппно имела лишь касательное отношение. – А следовало бы. В Париже он встретил старого друга, знакомого еще по Пуатье – тот за каким-то лядом поступил в Сорбонну, хотя наш университет не хуже. Этот друг свел его со студенческой ячейкой, знаете, такие молодые и горячие революционеры, которые страстно жаждут изменить мир и сгореть в пожаре восстаний, покрыв свое имя славой, а на деле падают в обморок при виде крови. Он же посоветовал Этьену не распространяться, что его отец – полицейский. А я… мне следовало бы обратить внимание раньше: ведь Этьен все меньше грезил своей биологией и все больше с восторженным придыханием пересказывал «тезисы» с собраний – есть там один такой… лидер. У которого язык хорошо подвешен. А я, как всегда, был слишком занят… старый дурак! – И Раппно закрыл лицо руками. Мы прикусили губу, с жалостью глядя на убитого горем и виной – куда большей, чем наша, - отца. Он, как и мадам, совсем не походил на себя прежнего, сильного и сурового, жесткого и внешне бесстрастного мужчину. Эрик посмотрел на нас, потом перевел взгляд на Раппно – и вдруг вылетел из кресла. - Перестань заниматься самоедством! Это абсолютно бесполезное занятие. И этим ты сына не вернешь. Хватит! Все, присутствующие в гостиной, вздрогнули. Мадам Жири посмотрела на Эрика с надеждой, словно он был индейским божеством, обещавшим ей бессмертие. Раппно поднял покрасневшие и потухшие глаза, в которых постепенно загорался огонек надежды. - Продолжай! - велел Эрик, нервно меряя шагами комнату. Нет, ну надо же! Почему он не был таким в театре?.. Был. Просто мы и сами были не промах... Да мы и сейчас хоть куда… Тише, ты мешаешь мне слушать… - Когда мы вернулись домой, Этьен словно бы рвался обратно, дескать, там его «друзья и соратники», попутно обвинял меня в равнодушии к судьбе Родины – по его мнению, я должен был остаться в осажденном городе и «защищать свою страну от пруссаков». А на днях в Пуатье приехал тот самый друг, Пьер. Этьен сразу же поспешил с ним встретиться, вернулся возбужденный, с таинственным видом сообщил, что «в Париже кое-что затевается», что Пьер и еще несколько человек тайными путями обошли прусские войска, чтобы поездить по городам, закупить оружие и продовольствие и завербовать людей, «готовых отстаивать свои взгляды и интересы страны, в отличие от буржуазии, которая сговорилась с врагом». Через день они оба исчезли, и я догадывался, куда Этьен мог сбежать. Я собирался ехать один, но… - Раппно кивнул на прижимавшуюся ко мне Мэг, - мне не дали, так что поехали все вместе. Благо, у нас было, где остановиться – гостиницы практически все закрыты, а этот дом принадлежал родственникам жены. Я начал наводить справки через старые каналы, а еще через два дня мы узнали о Коммуне. Вот, собственно, и все. - Что за тайные пути? – спросил Эрик, пронзив Раппно острым, как стилет, взглядом. - Через катакомбы, - охотно отозвался тот. – Я знаю эту дорогу – ход начинается в глубоком овраге в Венсенском лесу, а выйти можно в нескольких местах. Эрик кивнул, будто понимал, о чем речь. - Да, один из ходов ответвляется в подвалы Оперы, так что я хорошо изучил эту сеть. Куда Этьен мог направиться в Париже? - Насколько я помню, они собирались в каком-то доме на улице Сен-Жак… - Вы ведь спасете его? – Мэг вывернулась из-под моей руки и буквально кинулась в ноги Эрику. – Спасите его, умоляю! Он ведь даже стрелять не умеет… Его убьют там, сразу убьют! – и Мэг разразилась новой порцией рыданий. Эрик с некоторой долей растерянности взглянул на меня. Мы с Крис пожали плечами. Тогда он постарался взять себя в руки и помог Мэг подняться с колен. - Кристина, Нетта, вы не могли бы проводить Мэг в ее комнату и успокоить ее? Нам с Жан-Полем нужно поговорить наедине. - Конечно! – деятельная натура мадам Жири наконец-то получила точку приложения. Мадам бодро выбралась из кресла и зашарила в кошеле на поясе – видимо, в поисках нюхательных солей, потом мы с двух сторон подхватили Мэг и потащили ее на второй этаж, в спальню. Когда, уложив Мэг и оставив ее на попечении мадам, Крис вернулась в гостиную, Раппно там уже не было. Эрик сидел на оттоманке, оперевшись локтями на колени и задумчиво уткнувшись подбородком в сцепленные в замок руки. Мы ненавязчиво присели на краешек рядом с ним. - Жан-Поль спас нам жизнь… отдал деньги Жиля… - пробормотал Эрик, будто обращаясь к самому себе. – А Нетта спасла меня. Я стольким им обязан! - Мы стольким им обязаны, - мягко поправила Крис, расцепляя его ладони и пряча их в своих маленьких ладошках. – Надо что-то делать, любимый. - Может, вернуть им деньги? Они не будут лишними в такой передряге… – тоскливо прошептал он, но тут же осекся. – Боже, какие гадости я говорю! Надо помочь. Другого выхода я не вижу. - Вы с Раппно поедете выручать мальчика, - полуутвердительно сказали мы. – Я тоже не хочу, чтобы ты ввязывался в это… но иначе… они – наша семья, Эрик! Он резко развернулся к нам. - Ты – моя семья, Кристина! А на весь остальной мир мне плевать! Что-то я ни разу не видел в своем подземелье толп добрых самаритян, жаждущих спасти меня от одиночества! Кроме тебя… - Нас, Эрик. Кроме нас. - Да, - он сжал запястья Крис. – Вас. Это было чудом, и я отнюдь не уверен, что господь бог выдал мне абонемент. - Если ты так приземлено подходишь к вопросу, кто кому и что должен, то могу напомнить: без согласия мадам Жири нас не обвенчают, - сухо заметила я. Как-то нам совсем не нравился этот чертов эгоистичный Призрак, который так не вовремя проснулся в Эрике. Да я и сама не хочу, чтобы он ехал!.. Я тоже, но… долг платежом красен, как у нас говорят. Мы не должны быть такими неблагодарными сволочами… Как же глупо все получилось… Он смотрел на нас своими удивительными серо-зелеными глазами. За окном смеркалось, и комната постепенно погружалась в полумрак. И мы лишь смутно видели черты его лица. - Кристина… Белл… не надо, прошу вас. Я не такое чудовище, каким иногда кажусь… каким хочу казаться. Я поеду. - Мы поедем с тобой. - Ни в коем случае! – предсказуемо взвился наш любимый. – Это опасно. Мы с Раппно возьмем оружие и провиант. А вот для женщины место не предусмотрено… Ну, Кристина, ну что ты? – смягчился он, увидев, что у нас задрожали губы. – Пойми, это не просто приключение, это опасно. Да и лошади у нас всего две. Я прошу тебя, не глупи… Крис вздохнула. Он прав… Конечно, он прав, но мы же с ума сойдем, не зная, что с ним… - Он прав, Кристина. Ни к чему молодой девушке ехать в осажденный город, в котором творятся беспорядки. - Мадам выросла на пороге комнаты подобно бесплотной, но грозной тени. Мэг, выплакавшись, уснула, и мадам спустилась к нам. – Я присмотрю за ней, Эрик, - она тепло взглянула на моего названного мужа. – И спасибо тебе. - Я еще ничего не сделал… - развел руками тот. - Но сделаешь. Отъезд назначили на раннее утро. Нас с Эриком разместили в небольшой мансарде на втором этаже – как положено, со скошенными стенами и узкой кроватью. Кроме кровати здесь умещались еще комод и два стула. Крис не стала распаковываться – сменила платье на домашнее и достала ночную одежду. Весь вечер Эрик провел в компании Раппно, готовясь к предстоящей авантюре: чистил оружие, проверял его, а заодно, склонившись над расстеленной на столе картой Парижа, вполголоса обсуждал с полицейским примерный план действий. Понятно, что без информации прогнозировать что-то конкретное было глупо, но и наугад они соваться не собирались. А в нашем распоряжении была вся ночь. Не вся, конечно, на самом-то деле, – мужчины договорились выехать еще до рассвета. …Эрик был нежен, так нежен, будто расставался с нами навсегда. И будто стремился вобрать в себя наше тело, оставить на себе его слепок, отпечаток… да черт его знает, что именно и как оно называется. Слезы и сталь, ветер и море, мокрый бархат и жаркая материнская утроба – вот что это было. Иначе я не знаю, как это описать. Потом мы лежали в позе «ложки», и Эрик прижимал нас к себе и сопел носом нам в затылок. - Крис… Белл… - зашептал он вдруг. – Пообещайте, что не увяжетесь за нами. Я ведь узнал этот ваш взгляд: вроде согласились, но на самом деле… Иначе я попрошу Антуанетту запереть вас в комнате до самого моего возвращения. - Мы обещаем. Крис развернулась и посмотрела ему в глаза. Ночь идет, неостановимо катится вперед, и солнце, обежав полный круг, вот-вот вернется, оставляя нам совсем немного времени, чтобы быть вместе… «В последний раз…» - больно качнулось сердце, пронзив тело насквозь раскаленной иглой. Нет! Неправда! Ты брешешь, как дурной пес, глупое трусливое сердце! Когда мы проснулись, Эрика рядом не было. Зато внизу слышалась ржание лошадей. Мы вылетели из комнаты, прогрохотали по лестнице и выскочили на крыльцо. Раппно уже был в седле, а Эрик мешкал, возясь с седельными сумками. Вот он обернулся и увидел Крис – простоволосую, босиком, в тонкой батистовой ночной рубашке. - Кристина, ты же простудишься! Немедленно в дом! - Я хотела попрощаться… - мы слабо улыбнулись. Эрик оторвался от своего занятия и подошел к нам. Обнял, притянул к себе, поцеловал в лоб и отстранился. Мы так и стояли, глядя друг на друга – и ничего вокруг не видели. Только мы. Я т е б я л ю б л ю. Эта фраза, это чувство, это состояние висело в воздухе. Мое сердце, моя радость, самое большое сокровище, ты ведь знаешь, что я тебя люблю? Ты помнишь? Если что – я всегда найду тебя, даже если ради этого мне придется перевернуть небо и землю, соединить распавшуюся связь времен и выбить тарантеллу на лысине Святого Петра. Один раз я уже прорвалась сквозь границы времени и пространства… Мы же пообещали… Мы пообещали не увязываться за ними. Мы и не будем. Подождем денек-другой, и если они не вернуться к этому сроку – мы сами скатаемся в Париж. Мало ли какие у нас там дела, на Эрике свет клином не сошелся… Ну да, конечно… Ладно, сошелся. А карты катакомб посмотрим в Интернете… - Эрик, нам пора! – Раппно нетерпеливо дергает поводья, заставив заплясать коня под собой. Эрик с удивительной легкостью запрыгивает в седло… - Возвращайся, - мы поднимаем руку. - Я вернусь, - в ответ поднимается рука. - Мы постараемся вернуться послезавтра. Раппно разворачивает коня, Эрик чуть мешкает, оглядывается на меня – и пускает лошадь в галоп. Вскоре оба всадника исчезают в пыли и сиреневых предрассветных сумерках. - Не переживай, девочка моя, - Жири, вышедшая следом на крыльцо, набрасывает шаль Крис на плечи. – Они вернутся. А я вот в этом не уверена.
После гибели Анны Карениной под колесами поезда ее дочь Анну на воспитание берет Каренин. Вронский в глазах общества превращается в чудовище, и все, кто раньше злословил по поводу Карениной, теперь выбирают своей мишенью Вронского. Он вынужден уехать из Москвы, но и высшее общество Петербурга его не принимает. Следы Вронского теряются где-то в глубине России. Каренин воспитывает детей Сергея и Анну одинаково строго. Но подрастающей Анне кажется, что с ней он обходится особенно сурово. Сережа иногда, обвиняя Анну в гибели матери, грозит ей, что папа оставит ее без наследства, что не видать ей приличного общества и что как только она подрастет, ее вышвырнут на улицу. Романа Льва Толстого в доме Карениных не держат, но Анна прочитала его довольно рано, и в ее сердце вспыхивает желание отомстить. В 1887 году совпадают сразу несколько событий: умирает Каренин, Сергей Каренин осуществляет свою угрозу - выгоняет Анну из дому, и становится известно, что Вронский жив. Практически разорившись, бывший блестящий офицер живет в небольшом волжском городе. На последние деньги Анна покупает билет на поезд и, похитив из дома Карениных револьвер, едет, чтобы отомстить отцу. Вронский живет в приволжском городе Симбирске одиноко. Свет даже такого маленького городка после выхода в свет романа "Анна Каренина" не принимает его, и Вронский вынужден вращаться н полусвете. Однажды он знакомится там со странной парой бывших каторжан, недавно амнистированных. Его зовут Родион Раскольников. Его молодая подруга - Катя Маслова. К Раскольникову Вронского привлекает еще и то, что волей случая они оба стали героями романов. Катя Маслова, бывшая проститутка, убившая любовника, завидует обоим и иногда говорит: "Вот напишу Льву Толстому, он и меня в роман вставит". Она даже иногда по вечерам пишет нечто вроде дневника, а потом отправляет листки в Ясную Поляну. На каторге она потянулась к овдовевшему там Раскольникову, но на свободе постаревший Родион не может идти ни в какое сравнение с сохранившим столичные манеры Вронским. Раскольников в отчаянии, но сам он уже не может поднять руку на человека. Он решает найти исполнителя своей мести. Выбор Раскольникова падает на семнадцатилетнего гимназиста, у которого недавно казнен брат за покушение на царя. Володя Ульянов, читавший о судьбе Родиона Раскольникова, соглашается и из рогатки, почти в упор, свинцовым шариком в висок убивает Вронского. На крик Масловой сбегаются люди, собирается толпа, и в этот момент к дому на извозчике подъезжает Анна Каренина. Она понимает, что опоздала, что месть осуществить не удается. Вечером в гостинице она узнает имя гимназиста, убившего Вронского, и то, что в городе созрел своеобразный заговор молчания. Из сострадания к матери Ульянова, уже потерявшей сына, и оттого, что Вронского все равно никто не любил, в свидетельство о смерти Вронского вписан апоплексический удар. Анна, не имеющая средств к существованию, в гостинице знакомится с купцом и на пароходе уплывает с ним. Маслова в отчаянии, она должна вот-вот родить, но к Раскольникову возвращаться не хочет. Дождавшись родов, она подбрасывает родившуюся дочку в бедную еврейскую семью, а сама кончает жизнь самоубийством. Еврейская семья Каплан, приняла подкидыша, назвав девочку Фанни. Девочка знает, кто виноват в том, что ей приходится воспитываться в еврейской семье. Фанни решает отомстить. Анна Каренина намеренно бросается в разгул, жизнь превращается в череду пьяных компаний и в переход от одного купца к другому. Идут годы. Однажды осенью 1910 года после пьяного кутежа в затрапезной гостинице Анна находит зачитанные прислугой книги Льва Толстого "Анна Каренина" и "Воскресение". Старая боль вспыхивает в душе Анны, и ей начинает казаться, что во всем виновен Лев Толстой, что именно он виноват в том, что брат выгнал ее из дому. Анна решает убить Толстого и отправляется в Ясную Поляну, послав по дороге телеграмму с угрозой. Лев Толстой понимает, что это не шутка, все бросает и бежит из Ясной Поляны. По дороге простуживается и умирает. Анна снова опаздывает. Снова загул, попытка утолить воспоминания в вине. Приходит в себя Анна только в 1917 году, когда узнает, что в Петрограде произошла революция, и во главе ее стоит тот самый гимназист из Симбирска, который убил Вронского. Это единственный человек, который сделал для Анны хоть что-то. Анна принимает революцию, уходит из занятого белыми города и присоединяется к отряду красных, которым командует Василий Иванович Чапаев. Она становится матерью этого отряда, обстирывает бойцов и готовит еду. Иногда в бою она ложится к пулемету. За это ее прозвали Анна-пулеметчица. Глядя на нее, комиссар отряда, уже выросшего в дивизию, Фурманов говорит: "Напишу роман, обязательно о ней расскажу, только придется фамилию изменить, а то не поверят. И помоложе сделаю". В 1918 году Фанни Каплан настигает Ленина возле завода Михельсона и сказав: "Помни о смерти моего отца", - стреляет в Ленина из браунинга. Ее быстро казнят для того, чтобы никто не узнал о том, что Ленин в молодости был убийцей. Гибнет штаб Чапаева, в живых остается только Анна, потому что ее узнал командир белых Сергей Каренин, ее брат. Заканчивается Гражданская война и Анна перебирается в Москву, чтобы хоть иногда видеть Ленина, но в 1924 году Ленин умирает, и жизнь Анны теряет всякий смысл. Она опускается и идет работать в домработницы. Однажды, сходив в лавку за подсолнечным маслом, она идет домой и на трамвайных рельсах вдруг вспоминает о смерти своей матери. Приближающийся трамвай кажется ей тем самым поездом. В ужасе Анна бежит, выронив бидон с подсолнечным маслом на трамвайной линии возле Патриарших прудов...
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
У меня выходит прекрасное: Я иду в дом Беорна с Галадриэлью и там мы на вечеринке хором произносим тост в защиту общества друзей алкоголизма. А чо, каноничЪно.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Сижу на кухне, из гостиной доносится шум и крики. Спрашиваю: - Что вы там творите? Мушш отвечает (приглушенно и явно в процессе создания оного шума): - Играем в "300 спартанцев". Я стою в Фермопильском ущелье. Занавес.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Ааатличный аттракцион, ищщо! И 3D было ниибаццо в тему. Очень легкое кинцо со смешением стилей, когда средневековой стилизации гравюры в титрах непринужденно сочетаются с кожаными корсетами и намекающим на стимпанк оружием. Чем-то напомнило "Ван Хельсинга", только без пиздостраданий. А главное - создатели сделали его правильной длины. 1,5 часа - более чем достаточно, чтобы порадоваться на развеселый балаган, в первые 5 минут раскусить все "интриги" сюжета (ну... могли бы обойтись и без Белых, ящетаю), проникнуться очаровательным троллем Эдвардом и умилиться диабету Ганзеля, возникшему в результате чрезмерного воздействия глюкозы на организм (а чо, логично, хуле, - его ведьма, поди, не мясом по сказке откармливала). Реннер кросавчег, Янсен шикарная ведьма, Артертон крайне ебабельна и ваще мой тип женщин. Короче, если хотите разгрузить мозг - рекомендую. И оно именно что для кинотеатров - дома будет скучновато. И да, рекомендую тридэ - кино заточено конкретно под него.
Все еще спорим насчет имени. Я хочу назвать его Джерри, а мушш возражает, что никаких больше Батлеров в его доме.)) И предлагает назвать Леоном. В честь Серджио Леоне. Но тут уже возражаю я - потому что никаких больше вестернов в моем доме.))) Так и живем.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Читаю в новостях нечто вроде "раненая при убийстве деда Хасана женщина потеряла 4,5 литра крови" и глубоко задумываюсь. То ли женщина - мутант, и Росомахе с Горцем придется подвинуться с пьедестала бессмертных и быстро регенерирующих. То ли я чего-то не знаю о современной медицине.
Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Буквально только что стала свидетельницей прекрасного.
Надо сказать, что последнее время Маугля увлеклась стационарным телефоном. В смысле, вот раздается звонок, и пока Лупа, кряхтя и раскидывая песок на поворотах, плетется до трубки - она успевает первой. Типа хрен тебе, мамочка, я и сама поговорить люблю. Обычно мне звонят либо мама, либо кума Катка, и с обеими Маугля может трепаться довольно долго, пока мама пляшет вокруг телефона и бьет в бубен. Кстати, может и трубку, не моргнув глазом, обратно положить, лишив Лупу радости общения. Но тут... Начиналось как обычно. Звонок, я, по счастью, в гостиной, делаю бросок к ближайшей трубке... чтобы обнаружить, что некто не поставил ее обратно на базу, и она отключена (а я-то думаю, почему звук такой далекий). Тем временем Маугля спринтерски добегает до кухни и снимает трубку со старого, обычного телефона. Лупа же, в красной майке лузера, успевает только услышать: "Але" - и нескончаемый поток болтовни. Пока я пыталась вызнать, кто же звонит, мама или кума, Маугля продолжала трещать. Тут меня не иначе как Локи надоумил, и я приложила ухо к трубке с другой стороны, чтобы услышать голос звонившего... После чего уверенно нажала отбой и пала оземь и превратилась в тыкву. Я смеялась минуты полторы, не совру. ЭТО БЫЛ ОПЕРАТОР НА ТЕЛЕФОНЕ! Который красивым мужским голосом пытался рекламировать среди Маугли достоинства синеяичного интернета.
ЗЫ: А если кому-то смешно, злые черствые люди, то знайте же, что бедная Маугля те же полторы минуты горько плакала из-за того, что мать-ехидна не дала ей еще поговорить с этим классным дядькой.)))