"Среди руин" - миди с ФБ-2013 (OUaT, 2 левел)

Название: Среди руин Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve Размер: миди, 9 579 слов Пейринг/Персонажи: Румпельштильцхен/Мила, Белфайер, Киллиан Джонс, Зосо (Тёмный), ОМП Категория: джен с элементами гета Жанр: АУ, ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: от судьбы не уйдешь Примечание/Предупреждения: название фика и эпиграф взяты из песни Павла Кашина «Жозефин»; встречаются неприятные физиологические подробности «Мы искали рая. Мы попали в ад…» — Тихо умирая, Шепчет мой солдат. Души улетают В небо сентября. И всё, моя родная, Зря… 1 С опушки тянуло зябкой сыростью. Румпельштильцхен плотнее закутался в плащ. Прислонившись спиной к дереву, он наблюдал за разгорающейся полоской рассвета, мысленно подгоняя солнце — днем было всё же не так холодно. А ещё после восхода его сменят на посту, и потом можно будет вдоволь посидеть у костра перед палаткой, похлебать пусть жидкого, но горячего — блаженно горячего — супа и насладиться разливающимся по телу теплом. Главное — не задремать прямо там, у костра, потому что один из новобранцев, отправленных в лагерь вместе с Румпельштильцхеном, уже успел свалиться мордой на головешки и теперь щеголял зверского вида ожогом. Да, после похлёбки надо будет поспать. И, может быть, в этот раз, когда он проснётся, на одеяле не окажется тонкой корки инея. Румпельштильцхен оглянулся на укрытую полотнищем клетку и вспомнил пророчество, которое услышал от пленницы. Черт побери, он уже готов был сбежать, поверив этой девочке — или кому-то, принявшему облик ребёнка, — чтобы вернуться к Миле и сыну. Сыну. Так сказала пророчица. И пусть его всю жизнь называют трусом. Какое счастье, что капрал пришёл вовремя, чтобы услышать её последние слова, и вдоволь посмеялся над Румпельштильцхеном: эта девка раздавала предсказания смерти направо и налево, и многие солдаты ей верили. — А ты думаешь, почему мы держим её взаперти? — отсмеявшись, спросил капрал. — Она действительно видит будущее, но любит пошутить. Если позволить ей расхаживать по лагерю и молоть чушь, половина армии разбежится. Потому что смерть — вон она, за полем, за лесом. — Капрал махнул рукой. — И многим придётся с нею встретиться, но каждый надеется, что нынче не его черёд. Все хотят жить. С этими словами капрал хлопнул Румпельштильцхена по плечу и скрылся в офицерской палатке. И, стоя на посту, Румпельштильцхен не переставал думать об этом. О словах пророчицы, о словах капрала. О том, что днём будет бой, и не нужно обладать даром, чтобы понимать: половина солдат погибнет. — Я не умру, — прошептал Румпельштильцхен. — Я вернусь домой. И погрозил кулаком клетке. Отряд шёл быстро: Румпельштильцхен успел не только согреться, но и вспотеть под тяжёлой амуницией, а командир все покрикивал, торопя солдат, чтобы успеть занять позицию на левом фланге. Широкое, засыпанное хрустким рассыпчатым снегом поле раскинулось так далеко, насколько хватало взгляда. Справа уже выстроились другие отряды, впереди гордо выступала кавалерия, трубачи готовились проиграть атаку, и сам Румпельштильцхен неуклюже потянул меч из ножен — конечно, рекрутов наскоро обучили владеть оружием, но из деревенских ребят бойцов и за полгода не выйдет. На горизонте заклубились тучи взлетающего в воздух снега, и Румпельштильцхен внезапно обострившимся зрением увидел многотысячную армию огров — настоящих громадин в два человеческих роста, вооружённых пращами и дубинками. Они заполонили всё поле, словно чёрная лента, разделившая небо и землю. Мы мясо, — подумал Румпельштильцхен, — мы все — мясо, поэтому нас и не стараются научить драться. Довольно того, что огры отвлекутся, разрывая нас на куски, и позволят настоящим воинам убить себя. Внутри словно соткался из острых льдинок холодный комок. Румпельштильцхен прижал свободную руку к груди, точно это могло согреть его сердце, изгнать из него парализующий страх… — Боишься? — насмешливо спросил его сосед, крепкий коренастый парень с соломенными вихрами. Парня звали Михель, они были из одной деревни, но никогда не дружили — у Румпельштильцхена вообще было очень мало друзей, а с Михелем они когда-то вместе сватались к Миле. И Мила предпочла худого невысокого юношу, на котором лежало клеймо сына труса и дезертира, завидному жениху, промышлявшему охотой и разбившему немало девичьих сердец. Однако в лагере они старались держаться поближе. Потому что прочие были и вовсе чужаками. Ни одного знакомого лица… — Нет, не боюсь, — покачал головой Румпельштильцхен. — Просто холодно. — Да уж… — протянул Михель, — холодрыга — аж кольчуга к коже липнет, хоть и не на голое тело. — Отряд, стройся! — прервал их громкий окрик командира. — Без приказа не выдвигаться! Ясно? — Да! — грянул дружный хор. Румпельштильцхен перехватил меч поудобнее — чёртова железяка все время норовила то выскользнуть и упасть на землю, то ткнуться острием ему в ногу, — и замер, ожидая сигнала. Со стороны переднего фланга раздался звонкий и какой-то радостный звук трубы, его тут же подхватил правый фланг, левый, и вот уже под небом переливалась зовущая в битву мелодия. Всадники пришпорили коней, строй слегка распался, снежинки под копытами лошадей взметнулись ввысь, искря и переливаясь на солнце, пехота подтянулась следом — и вся армия, как единое целое, устремилась навстречу врагу. Бой Румпельштильцхен запомнил плохо. Вокруг умирали люди: чудовищные булавы огров ломали спины коням, сбивали солдат на землю, где тех затаптывало в превратившийся в серо-бурое месиво снег. Всюду крики, стоны, ругань. Звуки ударов. Хруст ломающихся костей и пробирающее до дрожи густое чавканье лопнувших под шипастыми навершиями черепов. Румпельштильцхен размахивал мечом и даже вроде бы кого-то задел, но здесь не было поединков — понять, смог ли он достать противника, было невозможно. Солнце нещадно слепило глаза — изначально оно светило в спину, но за время боя Румпельштильцхена успело сто раз развернуть. Он устал, и меч казался невозможно тяжёлым, хотелось уронить его на землю и побежать в сторону спасительного леса. Азарт и желание что-то доказать — себе ли, окружающим — пропали. Все, чего Румпельштильцхен хотел сейчас, это выжить в этих кровавых жерновах. В какой-то миг его настигло неприятное ощущение, что вот-вот должно случиться нечто страшное, нечто такое, что сделает предсказанное будущее реальностью. Ведомый этим чутьём, Румпельштильцхен обернулся. Прямо в него летел выпущенный из пращи камень. Долю секунды Румпельштильцхен видел снаряд — в мельчайших подробностях. Каждый скол, каждую примостившуюся в неровностях пылинку… А потом его ударило в грудь, по телу разлилась острая боль, стало нечем дышать. Мир качнулся и завалился набок, под рукой, будто лишившейся разом всех мышц, бесполезно скользнула рукоять меча. Мельком Румпельштильцхен увидел брюхо чьей-то лошади, и затем последовал второй удар — теперь уже в спину: так неласково его встретила земля. Он открыл рот, силясь вдохнуть, но боль была слишком сильна. Перед глазами замерцали, всё увеличиваясь, чёрные точки. И пришла благословенная темнота. Звуки и краски возвращались медленно. Голова кружилась, к горлу подступал кислый комок. Румпельштильцхен с трудом проглотил его и попытался проморгаться. И сразу же пожалел, что не остался в таком тихом и безопасном беспамятстве. Он был в лагере огров. Ужасные создания, одетые в шкуры и больше похожие на диких зверей, чем на людей, бродили туда-сюда, не обращая на него внимания. Румпельштильцхен пошевелился — в груди немедленно кольнуло, рёбра заныли — и понял, что крепко связан по рукам и ногам. Сбоку кто-то застонал. Румпельштильцхен скосил глаза — это был капрал, тот самый, что, казалось, целую вечность назад смеялся над словами пророчицы. Теперь он лежал, как и сам Румпельштильцхен, израненный и связанный. Свой шлем с гордо реявшим плюмажем капрал где-то потерял, под слипшимися на лбу волосами виднелся глубокий порез. Сквозь туман в голове Румпельштильцхену привиделись смутные образы: над ним склонилась уродливая морда, громыхнул голос, но слов было не разобрать, а потом его волокло куда-то, и ладони царапало о застывший острый снег и сухие стебли растений. Значит, это не было видением. Огры нашли его, рыская по полю боя, увидели, что он ещё жив, и притащили к себе. На поляне, где расположился лагерь, полыхал огромный костёр, ярко выделяясь в подступающих сумерках. Двое огров приволокли и водрузили на него котёл, в котором мог бы спрятаться с десяток человек. Когда они, переругиваясь гортанными голосами на наречии, местами походившем на обычный язык, поднимали котел, из него выплеснулась вода. Пламя зашипело, на обугленных поленьях выступили пузыри… Румпельштильцхен вдруг вспомнил, что слышал про огров: они людоеды. Они все здесь не пленники, они — ужин. Паника крепкими когтями вцепилась в душу. Румпельштильцхен боялся смерти, всегда, но такая смерть была ожившим кошмаром. Он снова огляделся, на сей раз более внимательно. Их — Румпельштильцхен насчитал еще семерых собратьев по несчастью — никто не сторожил, да и нужды в том особой не было: солдат кинули почти в самый центр лагеря, где все они были на виду. Сбежать невозможно. Вода в котле закипела, забурлила, выстреливая горячими каплями; самый здоровенный огр, чья серая кожа была испещрена множеством шрамов, некоторые из которых выглядели так, словно их нанесли ему соплеменники, — должно быть, предводитель… вождь, подумал Румпельштильцхен, — направился к пленникам. Румпельштильцхен сжался, пытаясь стать меньше и проклиная доспех, делавший его чуть ли не в два раза крупнее, почувствовал, как его толкнули в плечо — это капрал заёрзал, отодвигаясь назад, точно надеялся избежать их общей участи. Вождь склонился над людьми, явно выбирая добычу побольше, протянул когтистую руку, скорее похожую на лапу, и вцепился в капрала, поднимая того за шкирку. Не обращая внимания на отчаянное сопротивление извивающегося изо всех сил человека, огр в три широких шага преодолел расстояние до котла, сорвал с капрала доспех и одежду — Румпельштильцхен успел увидеть обезумевшие от ужаса глаза и перекошенный рот — и, размахнувшись, швырнул его в котёл. Раздался короткий пронзительный крик, от которого у Румпельштильцхена заложило уши, над краем котла поднялась ярко-розового цвета рука с облезающей клочьями кожей, упала обратно, и крик оборвался. Над поляной поплыл запах варёного мяса. Румпельштильцхена затошнило. То один, то другой огр — видимо, по старшинству — подходил к стремительно уменьшавшейся кучке пленников, выбирая себе жертву по вкусу, а потом повторялась всё та же жуткая сцена. Наконец остался только Румпельштильцхен — никто на него не позарился, чему он был несказанно рад. Может, его решат оставить тут до завтра, а ночью, глядишь, и удастся сбежать? Вождь обвел поляну взглядом и сощурился, глядя куда-то за спину Румпельштильцхена, прорычал что-то повелительное, и на свет бочком вышел низенький худой огр. Всю его одежду составляла рваная набедренная повязка, а шрамы на спине не были похожи на боевые — скорее, как будто его били кнутом. Вождь зарычал снова и ткнул пальцем в сторону пленника. Низенький огр склонился едва ли не до земли, по-крабьи попятился, развернулся и ловко цапнул Румпельштильцхена за грудки. Румпельштильцхен закрыл глаза. Сейчас его, как и других, разденут и швырнут в котел. Ну, может, смерть будет быстрой. Он приготовился к нестерпимой боли и закусил губу. Но, видно, это была не его судьба. Услышав новый гортанный возглас и резко качнувшись, словно державшее его чудовище грубо отпихнули, Румпельштильцхен распахнул глаза. Кто-то из огров — не вождь, другой, — стоял возле котла и гнусно ухмылялся. Похоже, рабу, которому достался Румпельштильцхен, не дозволено было есть варёную человечину. Может, боги всё же будут сегодня благосклонны? Низенький огр приволок его на самую окраину лагеря. Здесь, возле густых кустов, был навален лапник, а вокруг — Румпельштильцхен готов был в этом поклясться — белели на чёрной земле человечьи кости. Огр швырнул его на ветки и ощерился. Сердце Румпельштильцхена упало. Да, его не сварят в котле. Его растерзают на части, и, может, жизнь не сразу покинет его, пока зубы проклятой твари будут отрывать от него куски плоти. К счастью, когда Румпельштильцхена почти коснулись скрюченные лапы, огра позвали от костра. Тот пробурчал что-то себе под нос, но повиновался, едва ли не на карачках бросившись исполнять приказ. Вскоре после его исчезновения послышались приближающиеся шаги. Двое огров шли мимо, на границе освещённого факелом участка, и переговаривались — или переругивались. В одном Румпельштильцхен признал того, который отогнал раба от котла. Он напряг слух, и ему показались знакомыми некоторые слова. «Каунтон», «ночь», «новолуние» — похоже, огры собрались устроить ночную вылазку и напасть на Каунтон — городок, где квартировалось высшее командование, в ближайшую безлунную ночь. Голоса отдалились и стихли. Переведя дух, Румпельштильцхен огляделся, лихорадочно ища хоть что-то, чем можно было быстро перерезать веревки на ногах. Главное — иметь возможность убежать и спрятаться, а руки он освободит позже. Если убежит. Среди разбросанного повсюду мусора ему на глаза попался почти неотличимый от обыкновенного сучка почерневший обломок ножа. Неловко изгибаясь и то и дело замирая от боли, Румпельштильцхен сумел дотянуться до него, вцепился зубами в край лезвия и перекатился на спину. Зажав обломок в ладонях, он согнул ноги — отчего в груди словно бы развели адский огонь — и принялся сосредоточенно перепиливать веревку. Румпельштильцхен молился всем богам, чтобы огр не возвращался как можно дольше. Веревка была крепкой, но упорство взяло своё — измочаленные волокна начали поддаваться. Ещё немного… Румпельштильцхен напрягся, и путы лопнули. Он замер. Казалось, звук получился таким громким, что сюда должен был сбежаться весь лагерь. Но вокруг было тихо. Потрескивали от мороза ветки, где-то наверху ухала сова, но и только. Пока удача улыбалась ему: не пришлось самому пробираться по этому жуткому логову — от свободы его отделял лишь кустарник. Румпельштильцхен встал на колени, собираясь с силами, чтобы подняться на ноги… — Гххррр! — раздалось совсем близко. Румпельштильцхен повернул голову. Огр стоял возле воткнутого в землю тускло чадящего факела и злобно скалился. Сейчас или никогда — понял Румпельштильцхен, вскакивая одним прыжком и кидаясь в кусты. Огр заревел и бросился следом. Бежать по зимнему ночному лесу, когда у тебя связаны руки, а каждый вдох похож на пытку, когда ломит виски и отчаянно колотится сердце, — то еще удовольствие. Но страх — нет, не страх даже, а животный ужас — гнал Румпельштильцхена вперёд. Огр, хоть и был по меркам своего племени слабым недоноском, всё же нагонял его. Сиплое дыхание позади не умолкало, лишь изредка отдаляясь за шумом в ушах. Румпельштильцхен удивлялся, почему он еще бежит, потому что сил не осталось совсем, но продолжал упрямо переставлять ноги, огибать неожиданно выраставшие перед носом тёмные силуэты деревьев… Они миновали перелесок и теперь мчались по краю глубокого оврага, в котором не было снега и из которого торчали мрачного вида ели с порыжевшей хвоей. Мощный тычок в спину заставил Румпельштильцхена споткнуться. Он выставил перед собой связанные руки, чтобы смягчить падение, но все равно пребольно ударился лицом о скрытую под сугробом кочку. Рёбра протестующе взвыли, в носу захлюпало, потекло, и Румпельштильцхен увидел прямо перед собой тёмные капли. Видимо, почуяв свежую кровь, огр взревел и вцепился ему в плечи, подтянул поближе, вздёрнул вверх… Чувствуя лишь невыразимую усталость и апатию, Румпельштильцхен беспомощно обвис в железной хватке огра. Тот перехватил его за торс и торжествующе рыкнул. Дикая, чудовищная боль пронзила ногу Румпельштильцхена. Он заорал, дёрнулся, забрыкался свободной ногой, замолотил кулаками по державшим его лапам — боль вернула ему способность соображать, и теперь Румпельштильцхен не собирался сдаваться, когда до желанной свободы подать рукой. Раздался чавкающий звук, и накатившая волна боли затмила все предыдущие. Заорав во все горло, Румпельштильцхен рванулся всем телом. Перед глазами промелькнула толстая сломанная ветка, висящая на единственном волоконце. Румпельштильцхен, не сознавая, что делает, ухватился за неё. Огр двинулся вперёд, и ветка оторвалась. У неё был острый конец. Огр снова нацелился откусить от него шмат мяса, но Румпельштильцхен оказался проворнее: извернувшись ужом, он ткнул своего мучителя в тощий бок. Огр неожиданно высоко взвизгнул, подпрыгнул, потерял равновесие и, не выпуская добычи, завалился в овраг. Румпельштильцхен зажмурился, выставив локти и прикрывая руками голову. Несколько раз его здорово приложило не то о стволы, не то о пни, в какой-то миг огр отцепился от него, и они уже по отдельности кубарем скатились до самого дна. Он не знал, сколько времени пролежал неподвижно. Наверное, приземлившись, он потерял сознание и был почти благодарен за это — ведь боль тоже ушла. А теперь возвращалась сторицей. Болела ушибленная голова. Болело избитое и покрытое синяками тело. Страшно болели рёбра. Но боль в ноге была совершенно невыносимой. Попытавшись сесть, Румпельштильцхен вскрикнул и рухнул обратно. Закралась предательская мысль так и остаться тут до утра, но он понимал — замёрзнет. Надо было выбираться. Но сперва — проверить, что там с огром. Вспомнив про огра, Румпельштильцхен судорожно завертел головой. Огр был тут. Казалось, что он стоит, задрав лысую голову к небу, но, приглядевшись, Румпельштильцхен увидел торчащий из его груди тонкий ствол. Огр был мёртв. От облегчения Румпельштильцхен тихо рассмеялся, но тут же застонал. Рёбра не давали о себе забыть. И руки все еще были связаны. Чертыхнувшись про себя, он вцепился в веревку зубами. Та поддавалась неохотно, и его уже тянуло в сон, и повреждённая нога начала неметь… Наверху раздался волчий вой. Румпельштильцхен замер, чутко прислушиваясь. К одинокому волку присоединился ещё один, и ещё, и вскоре уже целый хор пел свою тоскливую лунную песню. Румпельштильцхен удвоил усилия. Холод, идущий от земли, пробирал насквозь, пальцы казались чужими, застывающая на морозе кровь неприятно стягивала лицо, но он не сдавался. Наконец и руки были свободны. Румпельштильцхен стряхнул веревку с запястий и принялся растирать оставшиеся от неё глубокие красные следы. Хотя бы отчасти вернув кистям чувствительность, он снова попробовал сесть, и теперь у него получилось. Взглянув на ногу, Румпельштильцхен чуть вновь не лишился чувств: на икре среди лохмотьев ткани, бывших когда-то брючиной его штанов, проглядывали какие-то бурые комки и клочки. Бедро тоже пострадало, но меньше — там был укус, здоровенный, но по сравнению с тем, во что превратилась нога ниже колена, просто пустяковый. Румпельштильцхен поискал взглядом какую-нибудь палку, что-то, на что можно было бы опереться, нашёл подходящую, более-менее лишенную веток и сучков… Вой стал громче, а подняв глаза, Румпельштильцхен заметил среди кустарника жёлтые огоньки. Должно быть, на краю оврага собралась целая стая. Ну уж нет, он сумел избежать участи главного блюда в меню огра и не позволит каким-то волкам сожрать себя! Оторвав остатки штанины, Румпельштильцхен, как мог, перевязал икру, сцепив зубы, подполз к палке и, пользуясь ею как костылем, сумел встать. Правой ноги словно бы не было — он дотронулся до неё, но кожа показалась холодной и плотной, как кора дерева. Как с такой раной выбираться из оврага? Не придумав ничего лучше, Румпельштильцхен побрёл понизу, надеясь, что дальше склон станет хоть чуточку ниже и не таким отвесным. Волки следовали за ним по пятам, не спускаясь, но и не отставая. Вскоре склон и впрямь стал более пологим, а ещё через несколько десятков шагов — мучительных шагов — среди кустов зазмеилась узкая тропка, ведущая наверх. Там его ждали волки, но Румпельштильцхен не боялся, словно исчерпал за этот день все запасы страха. Он лишь перевёл дыхание и принялся карабкаться, цепляясь за кусты свободной рукой. Несколько раз он чуть не сорвался, где-то на середине пути нога окончательно отказалась служить, и Румпельштильцхен тяжело опустился — а скорее, упал — на прелую хвою и заплакал от боли и бессилия. — Я не умру сегодня, — шептал он разбитыми губами. — Тебе меня не заполучить, старуха с косой. Наверху было еще холоднее: сырой ветер гулял меж деревьев, забирался под одежду и уговаривал немного отдохнуть перед дальней дорогой. Волки подошли совсем близко, Румпельштильцхен мог разглядеть узкие серые морды, скользящие за стволами тени и яркие жёлтые глаза. Вот крупный волк ступил в узкую полоску лунного света и посмотрел на измученного, израненного человека, который едва держался на ногах, обхватив одной рукой голый ствол осины и тяжело опираясь другой на кривоватую палку. Румпельштильцхен тоже смотрел на волка. — Уходи, — почти беззвучно проговорил Румпельштильцхен. — Я тебе не по зубам. Волк застыл неподвижно, и на какой-то миг Румпельштильцхену подумалось, что на самом деле никакой стаи нет — это сам лес испытывает его, решая, отпустить или похоронить в белом саване снега. Текло время, даже ветер, казалось, притих в ожидании. В конце концов волк развернулся и канул в черноту леса. Следом ушла и вся стая. А Румпельштильцхен навалился всем телом на несчастную осину и судорожно втянул воздух, только сейчас поняв, что всё это время задерживал дыхание. Он шёл, шёл и шёл, забывая, куда идёт и зачем: казалось, весь смысл его жизни сосредоточился в том, чтобы идти сквозь лес. Иногда ноги отказывались его держать, и тогда он полз на четвереньках, цепляясь за все палкой, которую упрямо не хотел бросать, и волоча за собой тяжёлую, как бревно, ногу. Его бросало поочередно то в жар, то в холод, пот заливал глаза. Но Румпельштильцхен шёл. Когда одолевала жажда, он бросал в рот пригоршню снега, когда от усталости хотелось лечь и умереть, он прислонялся спиной к очередному пню, давая себе не больше минуты на передышку. Когда в душу заползало змеёй отчаянье, он вспоминал слова пророчицы — и упрямо вставал. Снова и снова. К утру Румпельштильцхен добрался до своего лагеря. — Стой, кто идёт! — предупреждающе скомандовал дозорный. — Это я, Р-р… — Румпельштильцхен впервые в жизни не мог выговорить собственное имя — язык не слушался. — Румпельштильцхен. — Ты же погиб в бою, — недоверчиво сказал дозорный. — Выйди на свет. Румпельштильцхен сделал ещё несколько деревянных шагов, и дозорный удивленно присвистнул: — Румпи? Это правда ты? Подняв голову, Румпельштильцхен узнал в дозорном Михеля. — Дошёл, — прохрипел Румпельштильцхен почти беззвучно и медленно осел на снег. Потом были бесконечно тянущиеся дни в лазарете. Румпельштильцхен рассказал командиру отряда обо всем, что произошло в становище огров, не умолчав ни о трагической гибели товарищей, ни о подслушанном разговоре огров. Услышав про Каунтон, командир велел немедля послать гонца. А буквально через два дня пришло известие об успешно отбитой атаке. Так Румпельштильцхен стал героем отряда. Лекари кое-как его подлатали, но с ногой ничего поделать не смогли: слишком сильно огр её повредил. Один из лекарей даже предлагал её отрезать, но второй только замахал руками, похлопал по плечу побледневшего от ужаса Румпельштильцхена и принес холщовую сумку, набитую разноцветными флакончиками. Он мазал ногу прохладными мазями, и Румпельштильцхен грыз от боли предусмотрительно сунутую ему в зубы деревяшку; он давал горькие порошки, от которых в голове у Румпельштильцхена прояснялось, а жар и озноб, попеременно терзавшие его измученное тело, стихали. И Румпельштильцхен готов был целовать этому лекарю руки. Нога по-прежнему побаливала и плохо слушалась, но раны почти зажили, и Румпельштильцхен мог ходить — пускай с костылями и сильно хромая. Через две недели Румпельштильцхена отправили домой с ближайшим обозом. Война для него закончилась навсегда. 2 В ворота въезжали повозки с товарами. Румпельштильцхен стоял у окна и наблюдал за разгрузкой. Зима в этом году была суровой, так что шерстяная пряжа шла нарасхват, а прибыль оказалась столь велика, что Румпельштильцхен подумывал о расширении производства. С того дня, как он переступил порог своего дома, минуло шесть лет. И сколько всего случилось за это время… Тогда Румпельштильцхен вернулся в родную деревню героем: с ним здоровались соседи, одобрительно кивали старики, а женщины поглядывали на Милу с завистью — у многих мужья не вернулись, а у этой не только вернулся, но и заслужил награду. Командир отряда выхлопотал для него пенсию и освобождение от податей. Но самому Румпельштильцхену не было до всего этого никакого дела. Единственное, что имело значение — это маленький пищащий комочек на руках у Милы. Вся деревня высыпала встречать обоз; каждая семья надеялась, что вернулся её кормилец. А Румпельштильцхен лихорадочно искал в толпе жену и леденел, не видя знакомого лица. А потом деревенские расступились, и вперёд вышла Мила. С ребёнком. Пророчица оказалась права — хотя бы в этом. Уже сидя дома возле жаркого очага, пока Мила хлопотала, разбирая привезённые им с войны трофеи — деньги, еду, какую-то посуду, украшения, Румпельштильцхен смотрел на лицо мирно спящего сына и осознавал: вот оно. То, ради чего он не сдался, ради чего шёл через лес, даже когда было невмоготу. И оно того стоило. — Привет, малыш, — ласково шептал Румпельштильцхен, осторожно трогая шершавым мизинцем крохотные пальчики. — Я твой папа. И больше никогда вас не оставлю. Поначалу было трудно. Пришлось чуть ли не заново учиться ходить, привыкать к невозможности бегать, поднимать тяжёлые тюки, держать что-то двумя руками и при этом стоять. К невозможности помогать Миле по хозяйству. К полной своей бесполезности. Получив повестку, Румпельштильцхен думал, что распрощается с «бабским делом» — чем чёрт не шутит, вдруг, когда выйдет срок службы, его возьмут в гвардию или стражу. Тогда они смогут переселиться поближе к замку герцога, купить дом побольше, и Румпельштильцхен будет возвращаться туда по вечерам — в красивой чёрной форме с металлическими заклёпками, чёрном плаще с серебряной застежкой, а его будет встречать Мила, приготовившая вкусный ужин. И жизнь станет похожа на сказку. Но сказки не вышло. Кто в здравом уме возьмет на работу калеку? И Румпельштильцхен вернулся к прялке. Это было привычное дело, то, что он умел лучше всего. А благодаря трофеям, пенсии и поблажкам удавалось даже кое-что откладывать. Однажды соседи прознали, что в доме Румпельштильцхена водятся деньги, и стали то и дело одалживаться. Сперва он никому не отказывал и не напоминал о долге многие месяцы, полагаясь на людскую порядочность. По чести сказать, он считал, что это не такая уж большая плата за то, что теперь никто не брезгует здороваться с сыном деревенского труса, наоборот, зазывают на рюмку наливки. И Мила будто расцвела — к ней снова начали забегать подружки: ахали на новые платья, восхищались новой мебелью и сюсюкали с маленьким Беем, только-только начавшим вставать на толстенькие крепенькие ножки. Да, Румпельштильцхен делал всё, чтобы его семья не нуждалась, подчас забывая о себе: его одежда была теперь новой и добротно сшитой, но и только. Как-то вечером он сел и с грехом пополам записал всех должников, подсчитал, сколько они, собственно, ему должны, — и ужаснулся. Этих денег хватило бы на приличный дом и ещё на лошадь с телегой осталось бы. И этих денег были лишены Мила и Бей. На следующий день он нанял двух сыновей кузнеца — в счёт их долга — и пошёл по деревне просить добрых соседей вернуть одолженное. Наверное, если бы Румпельштильцхен пришёл один, ему бы вежливо отказали, сославшись на нищету и неурожай. Но маячившие за спиной хромого прядильщика молодцы заставляли даже самых смелых криво улыбаться и лезть в кубышку за монетами. На эти деньги Румпельштильцхен купил большой сарай, утеплил его и оборудовал внутри прядильный цех. Заманить на работу трёх — для начала — прядильщиц было делом совсем не трудным. Договориться с торговцами шерстью — тоже. Стать официальным поставщиком герцога… сложно, но все получилось. Да и давать деньги в рост оказалось занятием весьма прибыльным. Через год Румпельштильцхен перевёз свою семью в двухэтажный дом — единственный на всю деревню. Теперь у него было всё, что только можно пожелать. Румпельштильцхен ходил по деревне в ладно сшитом камзоле и крепких сапогах, опираясь на дорогую трость с серебряным набалдашником. С ним раскланивался староста — а бывало, что и спрашивал совета. Простой сарайчик давно сменился настоящим цехом, а вместо трёх старух-прядильщиц в нём, не разгибая спины, трудилось три десятка молодых и здоровых девиц. Слава о чудесной тонкой пряже, которой торгует хромой купец, разнеслась далеко за пределы родного герцогства — и в порт потянулись корабли из других земель: заморские купцы были готовы платить за легчайшую нить тяжёлым золотом. Все стало так хорошо, что можно было бы жить долго и счастливо. Но… Не было счастья. Был достаток, было множество дел, множество вещей. А счастье… Румпельштильцхен не мог вспомнить, когда за последние шесть лет был по-настоящему счастлив. Разве что в тот день, когда услышал первое звонкое «Папа!», или когда Бей сделал первый шаг, или когда Бей прочитал первое слово… Так или иначе, но все радостные моменты были связаны только с сыном. Потому что Мила… Мила избегала его. Да, в первое время она радовалась неожиданно свалившемуся на них богатству, с удовольствием тратила деньги на разные милые безделушки, улыбалась, когда Румпельштильцхен дарил ей серьги в цену стада коров или отрез шёлка, чтобы она могла сшить платье, подобным которому не могла бы похвастаться ни одна из деревенских модниц. Но потом Румпельштильцхен стал замечать, что жена изменилась. Она не радовалась его приходу. Почти не занималась Беем. Подобно луне и солнцу, они с Милой встречались лишь на краткие часы на рассвете — Румпельштильцхен ещё засветло принимался за дела — и на закате. Но Румпельштильцхен всё чаще возвращался домой далеко за полночь. И самое пугающее, что его это устраивало. Гораздо больше Румпельштильцхена беспокоило, что он редко видится с сыном, отданным на попечение няньке. Он скучал. И Бей тоже. Мальчик устраивал истерики, не желая ложиться спать, пока не поздоровается с отцом. И у Румпельштильцхена всякий раз ёкало сердце, когда на лестнице раздавался топот, и в его приветственно распахнутые руки влетал маленький вихрь, крепко стискивал и кричал: «Папа, папа, ура!» Из таких мгновений и складывалось его собственное неказистое «долго и счастливо». Румпельштильцхен отошёл от окна и спустился на первый этаж. — Мила! — позвал он, но никто не отозвался. — Где моя жена? — спросил он у служанки. Та отвела глаза. — Ясно. Как обычно. — Румпельштильцхен вздохнул. Когда Мила начала прикладываться к бутылке, он распорядился, чтобы из дома убрали всё горячительное. Тогда его предприимчивая жёнушка стала сочинять байки про подруг, которые зовут её в гости, и днями пропадать в портовом кабаке, проигрывая деньги и напиваясь, как сапожник. Разумеется, очень скоро это перестало быть тайной, и не раз Румпельштильцхену приходилось забирать её домой — он предпочитал делать это сам, не доверяя своим молодчикам. Но это повторялось снова и снова, и он не видел выхода. Румпельштильцхен накинул плащ, вышел из дома и, кивнув помощнику, пересчитывавшему ящики с товаром, направился в сторону причала. При его появлении все разговоры в кабаке стихли. Румпельштильцхен медленно обвёл взглядом низенький полутёмный зал, невольно отмечая, что почти каждый здесь должен ему — и вместо того чтобы расплатиться, просаживает деньги в этом сомнительном заведении! Милу он нашёл не сразу, сперва его внимание привлёк молодой черноволосый мужчина, которого единственного не смутило его присутствие, и который громогласно требовал подать ещё вина. Мила обнаружилась рядом с ним: она сидела тихо, старательно отворачиваясь от дверей. Постукивая тростью, Румпельштильцхен переступил порог и приблизился к столу, за которым приятно проводила время его жена. — Мила, — ровным голосом позвал он. Женщина не шелохнулась, будто и не слышала. Наоборот, она с какой-то показной бравадой осушила свой стакан и грохнула им о столешницу. — Мила, — повторил Румпельштильцхен, — пойдём домой. — Не хочу, — буркнула та. — Мила… — начал он в третий раз, но его прервал развязный возглас нахального брюнета. — Отвали, папаша, не слышишь, что ли, дама не хочет. Кстати, милая, а кто он? — Мой муж, — едва слышно прошептала Мила, низко опустив голову. Нахал захохотал, и его смех подхватил весь стол — должно быть, то были его приятели. — Тебя ждёт сын, — сухо напомнил Румпельштильцхен, не обращая внимания на брюнета. Мила промолчала, посмотрев на него с яростью. — Домой! — рявкнул Румпельштильцхен, не сдержавшись. — Полегче, папаша! — попытался встрять брюнет, но Мила остановила его, покачав головой. — Хорошо, я пойду. Всю дорогу они молчали. Войдя в дом, Румпельштильцхен направился прямиком в кабинет. Мила безропотно последовала за ним. — Зачем всё это? — спросил он, поворачиваясь. — Мила, зачем ты так с нами? Со мной, с Беем? Над нами скоро будет смеяться весь город. А там недолго и до банкротства. Никто не захочет иметь дело с человеком, которого позорит собственная жена. Мила тщательно заперла дверь и лишь после этого посмотрела на Румпельштильцхена. — Вот что, значит, тебя беспокоит? — прошипела она. — Твоё честное имя? Твои деньги? Ты вообще ничего, кроме них, не видишь. Они — твоя семья! — Неправда! — горячо возразил Румпельштильцхен. — Всё это я делаю ради вас! — А разве тебе не нравится, что тебя побаиваются в деревне? — Мила ехидно сощурилась. — Что те, кто оскорблял тебя и не подавал руки, теперь лебезят и заискивают? Может быть, когда-то давно ты и старался ради нас с Беем, но не сейчас, Румпельштильцхен, не сейчас. — Это всё ради вас, — упрямо повторил он, но видел, что его слова попросту не долетают до Милы. Румпельштильцхен вздохнул и отвернулся к окну. — Иди отдохни, родная. Поговорим завтра. — Нет, я хочу сейчас! — вскрикнула Мила. — Тот человек за столом… он рассказывал о разных странах, в которых побывал. А мы застряли тут, как в болоте. Давай уедем, Румпель, — быстро зашептала она, подходя к нему и беря за руку. — Давай возьмём Бея и уедем туда, где нас никто не знает. У тебя достаточно денег, чтобы мы ни в чем не нуждались. — У нас, — бездумно поправил Румпельштильцхен. — У нас, Мила. Зачем нам куда-то уезжать, я не понимаю. Разве тебе тут так плохо? У нас прекрасный дом, слуги… мы не голодаем. У тебя сундуки набиты нарядами и мехами. — Ты не понимаешь… — Мила вздохнула. — Это всё душит меня. Как будто ты откупаешься от нас. Меняешь любовь на вещи. — Я люблю тебя, — произнёс Румпельштильцхен, — и люблю Бея. Вы — самое дорогое, что у меня есть. — Бея — может быть, — с горечью ответила Мила, — а я… Это гордость, Румпель. Тебе нравится наряжать меня, как куклу, прогуливаться со мной по улицам, показывая всем наше благополучие. Но это не любовь. Любовь давно умерла. — Нет! — невольно вырвалось у Румпельштильцхена. — Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что это не так! Что любовь жива! — прорыдала Мила. Румпельштильцхен до боли стиснул набалдашник трости. Но не обернулся. Ему нечего было сказать. — Я так и знала, — едва слышно прошелестела Мила. Он слышал, как повернулась ручка двери. Уходя, Мила бросила ему: — Иногда мне кажется, что у тебя каменное сердце. Дверь захлопнулась. Румпельштильцхен закрыл глаза. По его щекам текли слёзы. Он мог обманывать себя сколько угодно, но Мила была права: они почти потеряли друг друга. И если он смог найти себя в работе, то Миле некуда было податься. Он измучил её. Слезы не уходили, они катились и катились, словно прорвало плотину. В груди словно бы таяло тяжёлое чёрное облако. Румпельштильцхен сглотнул и вдруг вспомнил день их с Милой свадьбы. Скромная церемония в церкви была позади, и новоявленные муж с женой в смущении стояли перед порогом своего — теперь уже общего — дома. Мила была так прелестна в новом белом платье и скромном венке из ромашек… Румпельштильцхену казалось, что он переполнен любовью, что она плещется из него, делая мир светлее. Тогда на него нашёл кураж, и он подхватил Милу на руки, перенёс через порог, ни разу не споткнувшись, а потом они долго целовались посреди комнаты — и вдруг оторвались друг от друга, смущаясь и краснея. И была брачная ночь, неловкая и неумелая, но такая нежная. И Мила заснула на его плече. Это и было счастьем, подумал Румпельштильцхен. Было. Внезапно, будто что-то толкнуло его, Румпельштильцхен вышел в коридор. — Мила! — позвал он, но никто не откликнулся. Дверь в спальню жены была заперта. Румпельштильцхен постучал раз, другой… поджал губы и отцепил от пояса связку с ключами. Не то чтобы он не доверял Миле, но предпочитал, чтобы в собственном доме от него не было тайн. Комната была пуста. Сундуки стояли раскрытыми, но Румпельштильцхен видел, что Мила почти ничего не взяла — так, может, одно-два платья да всякие женские мелочи. На туалетном столике белел листок бумаги, на котором было выведено одно слово. «Прощай». Румпельштильцхен скомкал записку и тяжело опустился на кровать. Всё разваливалось, с таким трудом добытое благополучие оказалось неустойчивым, как карточный домик. На глаза ему попался старый гребень, которым давным-давно, когда он был всего лишь прядильщиком Румпельштильцхеном, Мила убирала свои густые волосы. Этот гребень он подарил ей незадолго до того, как его призвали на войну. Обычный костяной гребень с инкрустацией в виде трёх перламутровых ромбиков. Один из крайних ромбиков треснул посередине, и не хватало половины центрального зубца, но украшение всё ещё выглядело красиво. Румпельштильцхен стиснул гребень руками и прижал ко лбу. Он будто умирал сейчас. Мила сбежала от него, как от чумного, хотя он не делал ничего плохого, ни разу не поднял на неё руку, всегда старался угодить. Он всё делал ради неё и Бея. Румпельштильцхен вскинулся. Бей. Что с ним станется, когда он узнает, что мать бросила его? Мысли закрутились в голове, как шальные. Куда она могла пойти? Вряд ли по дороге — там её легко догнать. И тут его будто ударило: море. Тот нахал из кабака и его приятели, они походили на моряков. И нахал морочил ей голову баснями о своих путешествиях… Быстро поднявшись, Румпельштильцхен решительно вышел из спальни. Он знал, куда идти. Корабль собирался отплыть: шустрые матросы уже сбрасывали концы с кнеков, но Румпельштильцхен властным взмахом руки остановил их. Подниматься по сходням было дьявольски неудобно, и он молился про себя: лишь бы не споткнуться, лишь бы не упасть. Тот самый нахальный брюнет — кажется, он был капитаном судна, — поджидал его на мостике, небрежно облокотившись о перила. Команда сгрудилась поблизости, видимо, гадая, что последует дальше. — У вас моя жена, — с места в лоб начал Румпельштильцхен. — Верните мне её. — Увы, не могу, — с притворной сокрушенностью покачал головой брюнет. — Но где же мои манеры? Мы не были должным образом представлены, — брюнет выдержал паузу, — Киллиан Джонс, пират, к вашим услугам. — Обойдусь без ваших услуг, — процедил Румпельштильцхен. — Я уже сказал, за чем пришел. — Ну… — Джонс сделал вид, что задумался, — у меня побывало множество чужих жён. — Чрезвычайно рад за вас. Но мне нет дела до ваших пассий. У меня есть сын, а ему нужна мать. Этот словесный поединок утомлял. Румпельштильцхен жаждал поскорее покончить с этим и увести Милу домой — а в успехе своего предприятия он не сомневался. В конце концов, никто не в силах устоять перед властью звонкой монеты. — А мне нет дела до вашего сына, — усмехнулся Джонс. Румпельштильцхен стиснул зубы, едва сдерживаясь, чтобы не залепить наглецу оплеуху. Пожалуй, он сглупил, что отправился сюда без своих ребят. — Сколько? — прошипел он, хлопнув по увесистому кошелю на поясе. — Видите ли, — Джонс сошел с мостика и начал огибать Румпельштильцхена по широкой дуге, — я не люблю торговаться. И всё же… я считаю себя человеком чести, человеком с принципами… — внезапно он оказался совсем близко, едва ли не нос к носу с Румпельштильцхеном, — так что, если вы действительно хотите вернуть жену… На палубу под ноги Румпельштильцхену была брошена отвратительная ржавая сабля. Раздался оглушительный хохот — должно быть, пираты сочли шутку невероятно смешной. Румпельштильцхен скривился. Он не любил драться, никогда не был настоящим бойцом, а вид оружия невольно будил воспоминания, которые он предпочитал не трогать — оскаленные серые морды, густой мясной запах… Да и внутренний голос твердил без устали, что ему не победить: пират молод, ловок и силён — куда с ним тягаться хромому калеке. Если бы можно было ударить исподтишка, как он привык… И стоит ли Мила такого риска? Не в этот раз, так в следующий, но она всё равно уйдёт, Румпельштильцхен был в этом абсолютно уверен. Оно того не стоит. А Бею нужен хотя бы отец. — Вам всего лишь нужно забрать её, — голос Джонса перекрыл всеобщее ржание. Капитан демонстративно потянул из ножен шпагу. — Я не сторонник дуэлей, — Румпельштильцхен вложил в эти слова всё своё отвращение, — хотя и не чураюсь их. Он не менее демонстративно отставил трость подальше и потянул за набалдашник, показывая узкое лезвие спрятанного в ней клинка. Джонс заинтересованно смотрел на него и, кажется, чуть вздрогнул, когда Румпельштильцхен со стуком вогнал клинок обратно. — Но с вами, Джонс, я не буду сражаться. Слишком много чести, чтобы рисковать жизнью. Мой сын не должен остаться сиротой из-за какого-то пирата. Лицо Джонса вытянулось, потом просветлело, и он издевательски улыбнулся: — Мужчина, который не желает драться за то, что ему нужно, заслуживает того, что получает. Румпельштильцхен молча развернулся и похромал к сходням. Перед тем, как ступить на шаткие доски, он оглянулся: — За то, что мне нужно, я бы дрался. На улице была уже ночь, когда Румпельштильцхен переступил порог своего дома. — Папа! — Бей привычно влетел ему в руки, крепко обнимая. Румпельштильцхен нагнулся и потрепал его по голове. — Привет, родной. Ты хорошо себя вёл? — Да, пап. — Бей отстранился и запрокинул голову, глядя Румпельштильцхену в глаза: — А где мама? Я целый день её не видел. — Мама… — рассеянно проговорил Румпельштильцхен и опустился на широкий табурет возле двери, — понимаешь, Бей, — он заставил себя поднять глаза на сына, — мамы больше нет. Огромные карие глаза наполнились слезами, разбивая ему сердце вдребезги. — Она умерла? — всхлипнул мальчик. — Как мама Колина? Румпельштильцхен помедлил. — Да, сынок, она умерла. Прижимая к себе содрогающееся от рыданий тельце, он думал, что эта ложь простится ему даже на Страшном Суде. И только он сам себя никогда не простит. 3 Время лечит всё. Пустота, которая образовалась в душе, стала привычной. И весь мир сосредоточился в одном-единственном человеке. — Бей! Сынок, не уходи далеко от дома! Румпельштильцхен перегнулся через подоконник, с возрастающей тревогой глядя на клубящуюся по дороге пыль. Рекрутеры приезжали совсем недавно и забрали Курта, хотя тому было всего пятнадцать. А Бею вот-вот стукнет четырнадцать. С того дня, как ушла Мила, Румпельштильцхен не отпускал Бея от себя. Он уволил няньку и сам занялся воспитанием сына: брал его с собой в поездки, на все переговоры, а в цехе Бей почти что жил. Сын учился читать, писать и считать по конторским книгам, по свиткам с договорами, по вывескам в городах, где они останавливались. Иногда Румпельштильцхен не мог даже спать, оттого что Бей не с ним: он часами стоял в темноте возле детской, силясь уловить хотя бы отголосок мирного дыхания. И он заранее страшился того момента, когда Бей вырастет и превратится в мужчину, потому что тогда он уйдёт, и у него будет своя жизнь… а жизнь Румпельштильцхена кончится. В ней больше не останется смысла. Но эту жертву он был готов принести. В конце концов, ничто не мешает ему передать все дела сыну, дождаться, когда тот приведет в дом невесту, а потом посвятить остаток жизни внукам. Тоже вполне тянет на «долго и счастливо». Куда страшнее было то, что герцог продолжал свою бессмысленную войну. Гибли люди, в деревне почти не осталось мужчин. Недавно глашатай объявил новое распоряжение: теперь забирали мальчиков и девочек, достигших пятнадцати лет. Румпельштильцхен понимал, что снижение квоты до четырнадцати — лишь вопрос времени. В любом ином случае он мог бы подкупить рекрутера. Но в их деревню всегда приезжал только Михель. Он, быть может, и забыл, что Румпельштильцхен перешёл ему дорогу с Милой, но так и не сумел простить, что тот вернулся с войны героем. Зависть пожирала его, и все золото мира не смогло бы, наверное, перевесить удовольствия забрать у удачливого соперника сына. Захлопнув створки, Румпельштильцхен вышел на крыльцо. — Иди в дом, Бей, — попросил он, и мальчик послушно прошмыгнул мимо него. Группа всадников въехала в деревню, но, к счастью, свернула на первом же повороте. Румпельштильцхен тихо выдохнул и прижался щекой к косяку. Не к ним. Однако обрадовался он рановато. На следующее утро Бей прибежал домой с известием, что накануне забрали Морейн, которой едва исполнилось четырнадцать. Они снова понизили планку. Румпельштильцхен саданул по стене кулаком — и прижал к груди занывшие костяшки пальцев. Глупыми причитаниями тут ничего не сделаешь. Через три дня Бей тоже войдёт в призывной возраст, и снова на дороге покажутся неумолимые всадники. Нужно было что-то делать. Румпельштильцхен заперся в кабинете и надолго задумался. Чтобы скрыться, придется бросить всё нажитое, раствориться, стать мелкими и незаметными. Но ни одно богатство мира не сравнится в ценности с Беем. Значит, они всё бросят. Вечером в ближайший город должна была отправиться повозка с пряжей. Румпельштильцхен отпустил возницу, заявив, что и сам довезёт товар — дескать, у него в том городе есть свой интерес. Потом он отпустил служанку, выплатив ей месячное жалование. Опустошив сундук с золотом и перетаскав всё в повозку (мешочки с деньгами отлично спрятались среди мотков), Румпельштильцхен пошёл будить Бея. Конечно, стоило заранее посвятить сына в свои планы, но на это попросту не хватило времени. Да и план был весьма расплывчат — Румпельштильцхен не представлял, что делать дальше. Самое главное — пересечь границу Окраинных Земель, тогда герцог не будет иметь над ними власти. — Почему мы бежим? — полусонно спросил Бей, когда они выехали за ворота. — Если закон велит мне сражаться, я могу сражаться. Румпельштильцхен покосился на сына. — Нет, закон не велит тебе сражаться, сынок, закон велит тебе умереть, — ответил он после паузы. — Поверь мне, я там был, — это не битва, это жертвоприношение… Бей молчал. Он оглянулся туда, где над деревьями пылало зарево. Оно было там всегда — Румпельштильцхен видел его с самого рождения. И его сын тоже. — Думаешь, это просто зарево над полем боя? — продолжил Румпельштильцхен, не дождавшись от Бея ни слова. — Нет, это кровь наших людей, наших детей — таких же, как ты. Я не позволю тебе повторить мою судьбу. — Но ведь ты стал героем, папа! — горячо воскликнул Бей. — Ты принёс сведения… — Героем? — резко оборвал его Румпельштильцхен. — Посмотри на меня! Я — хромой калека. По ночам мне снятся кошмары. И я до сих пор не могу спокойно смотреть на варёное мясо. Вот что такое война. А героизм — всего лишь красивое слово. Оно не может ни исцелить моё тело, ни накормить сирот, ни заставить меня забыть то, что я пережил. Бей насупился, потом перелез с облучка в повозку и устроился на мотках пряжи. Румпельштильцхен почувствовал укол вины. — Прости, я не должен был так с тобой разговаривать. — Это ты меня прости, — донеслось сзади, — я обещал маме не спрашивать тебя о войне. Румпельштильцхен прикусил губу. Мила… Она видела его глаза в первые месяцы после возвращения, но не задала ни одного вопроса. Она будила его от кошмаров, обнимала и гладила по голове, как ребенка. Всё-таки Мила его любила. Повозка мерно раскачивалась, лошадка бежала резво, Бей посапывал, и Румпельштильцхен начал надеяться, что всё обойдется. — Стоять! Ни с места! Румпельштильцхен оглянулся — их догоняла группа всадников с факелами. Пытаться сбежать от них, когда лошади приходится тянуть ещё и тяжелогруженую телегу, было глупо и бессмысленно, поэтому он натянул вожжи. — Тпру! — Что вы делаете на городской дороге? — спросил знакомый голос. Михель. Разбуженный Бей сонно хлопал глазами, поглядывая то на отца, то на предводителя всадников. — Везём пряжу в Лонгбурн, — как можно спокойнее ответил Румпельштильцхен. — Эй, а я тебя знаю! — Михель поднял факел повыше. — Румпельштильцхен! Вот уж не ожидал, что ты сам возишь свой товар. — У меня дела в городе, — пояснил Румпельштильцхен, хотя понимал, что не должен оправдываться, но маска уверенного дельца трещала по швам. Словно он снова очутился на поляне перед гигантским котлом. — А кто это рядом с тобой? Ба, да это же твой малец! — Михель задумчиво сощурился. — Сколько тебе лет, парень? — Тринадцать, — ответил Бей, и Румпельштильцхен едва сдержал вздох облегчения. Но Михель не собирался отпускать их так просто. — А когда у тебя день рождения? — вкрадчиво спросил он. — Ч-через два дня. Румпельштильцхен готов был надавать себе по щекам. Ну какого же чёрта он не догадался заранее обсудить с Беем, что говорить, если речь зайдёт о его возрасте. Но теперь-то уж что… — Ого! Да у нас тут измена и уклонение от службы! — с притворным возмущением воскликнул Михель. — Что, Румпельштильцхен, уже второй раз не смог что-то купить за деньги? — О чём ты? — не понял Румпельштильцхен. — Да что ты? Парень, — Михель обратился к Бею, — отец тебе не рассказывал, как он хотел заплатить пирату, чтобы тот вернул ему жену? Да только пирату его деньги оказались не нужны. — Моя мама умерла, — прошептал Бей. У Румпельштильцхена перехватило горло. Сейчас эта сволочь расскажет Бею правду — ту правду, которую приходилось скрывать всеми силами, затыкая самые широкие глотки звоном монет или тяжёлыми кулаками подручных. Хотя бы это Румпельштильцхен мог себе позволить в своём городе. — Твоя мать сбежала от твоего отца, ухватилась за первую подвернувшуюся под руку возможность — лишь бы не быть с ним. Знаешь, что о нём говорят? Что у него каменное сердце. Он требует долги у вдов, сирот, отбирает у них дома и пускает людей по миру. И ему плевать на всех, — Михель хмыкнул, — кроме тебя. Взять мальчишку! — Нет! — помимо воли вырвалось у Румпельштильцхена. — Что ты хочешь? — Исполнить свой долг, — издевательски улыбнулся Михель. — Но… пожалуй, я мог бы дать вам отсрочку — если ты поцелуешь мой сапог. Бей тихо ахнул. Румпельштильцхен до боли стиснул край облучка. Мысли тревожно метались. Он вспомнил, как стоял и смотрел в глаза волку. Михель был куда безобиднее. Можно разыграть эту карту. — Да, — прошептал он, стараясь казаться напуганным, — Да, конечно. Румпельштильцхен униженно склонился, будто собираясь слезть с повозки, его рука украдкой скользнула под моток… В воздухе веером мелькнули золотые монеты. — Ух ты! Золото! — люди из отряда Михеля бросились спешиваться и подбирать деньги. Румпельштильцхен хлестнул вожжами по крупу лошади: — Нно! Пошла! — и повозка сорвалась с места. — Стойте, идиоты! — вопил Михель, безуспешно пытаясь вклиниться в свалку, которую солдаты устроили вокруг кошеля, пытаясь заграбастать как можно больше золота. В одиночку гнаться за Румпельштильцхеном он не хотел — тот не был бойцом, но слухи про него ходили разные. Например, что клинок, который он прячет в трости, смазан сильнейшим ядом, и Румпельштильцхен весьма ловко с ним обращается. Оставалось лишь бессильно грозить кулаками вслед стремительно удалявшейся повозке. Дороги почти не было видно, повозка угрожающе раскачивалась, взмыленные бока лошади ходили ходуном, а Румпельштильцхен всё продолжал охаживать бедное животное. — Папа, хватит! — взмолился Бей, цепляясь за борта, чтобы его не выкинуло. — Мы перевернёмся! — Не бойся, сынок, — ответил Румпельштильцхен, оборачиваясь. — Скоро мы будем в безопасности. К утру пересечём границу, тогда и остановимся. — Пап, осторожно! Румпельштильцхен глянул вперёд. Свет укреплённого на облучке фонаря выхватил застывшую посреди дороги согбенную фигуру. Румпельштильцхен ахнул и натянул поводья, пытаясь отвернуть. Лошадка захрипела — уздечка рвала ей губы, начала забирать влево… Раздался треск, и левое переднее колесо отскочило в сторону. Повозка потеряла управление, накренилась, пряжа посыпалась в пыль. — Держись! — крикнул Румпельштильцхен, бросая бесполезные поводья и вцепившись одной рукой в борт повозки, а другой — в едва не вывалившегося Бея. Лошадь встала на дыбы, оборвав постромки, и с ржанием унеслась куда-то в ночь. Повозка едва не перевернулась, но всё же устояла: прокатившись по дороге, она съехала на обочину и ткнулась в дерево. Путников последний раз тряхнуло — и всё стихло. Только тлела рассыпавшаяся пряжа, на которую упала свечка из фонаря. — Бей, ты цел? — тревожно спросил Румпельштильцхен. Сам он чувствовал себя неважно — от удара заныли все старые раны. — Господи, у тебя кровь! — Пустяки, пап, — успокоил его Бей, потирая лоб над бровью, — щепка отскочила. Ничего страшного. Итак, они были живы и относительно здоровы. Но лишились одновременно и повозки, и лошади — на которой хотя бы Бей мог уехать подальше. И всё это было очень, очень плохо. Румпельштильцхен понимал, что со своей ногой не сможет идти быстро и вряд ли уйдёт далеко. Он будет обузой, из-за него Бея снова может поймать Михель. Единственный выход — отпустить сына одного, а самому спрятаться в лесу. Румпельштильцхена затопило чёрное отчаяние. Почему всё против них? Он и представить себе не мог, что придется бросить Бея. Мир полон опасностей, с которыми мальчику пока не по силам справиться. Его могут обмануть, ограбить, убить… Румпельштильцхен потряс головой, изгоняя непрошенные видения. И где тот идиот, из-за которого они чуть не погибли? Румпельштильцхен жаждал придушить его собственными руками. — Посиди тут, сынок, — велел он и взялся за трость. На дороге валялся нищий — косматый старик в грязных лохмотьях. При виде приближающегося к нему Румпельштильцхена он скорчился ещё больше и захныкал: — Не бейте меня, добрый господин. Простите, простите меня. — Простить? — зашипел Румпельштильцхен. — Ты чуть не убил нас! Из-за тебя моего сына заберут на войну! Он в ярости замахнулся тростью. — Папа, не надо! — Подбежавший Бей перехватил его руку. — Папа, он не виноват. Это ты гнал лошадь и не смотрел на дорогу. Бей был прав, и это осознание больно ударило. Он действительно не щадил лошадь, торопясь убежать как можно дальше, пока Михель не опомнился и не пустился в погоню. А теперь преследователи непременно увидят, что беглецы лишились колес и вынуждены передвигаться на своих двоих, — и уже не отстанут. — Я виноват… — прошептал Румпельштильцхен, медленно опуская трость и прикрывая глаза. — Бей, это я виноват, я тебя не послушал. Что же нам делать? — Может, возьмём вещи и уйдем от дороги? — предложил Бей и склонился к нищему. — Дедушка, давайте я вам помогу. Румпельштильцхен невольно улыбнулся: его мальчик был не только смышлёным, но и отзывчивым, добрым. Интересно, как Бей смог бы вырасти таким, живя с чудовищем, у которого вместо сердца и в самом деле камень? Люди слепы. Нищий, кряхтя и охая, всё же поднялся и вызвался помочь им с вещами — хотя по его виду казалось, что он и без вещей двух шагов не пройдёт. Но старик оказался куда выносливее, чем думал Румпельштильцхен, и, остановившись на лесной поляне, именно он начал возиться с костром, пока Бей пристраивал котомки. Сам Румпельштильцхен стоял на краю поляны, тревожно вглядываясь во тьму. Он опасался, что гвардейцы заметят огонь — и тогда да поможет ему небо. — Папа, это правда — то, что сказал рыцарь? Что мама сбежала от тебя? — спросил Бей, когда они уже ужинали, рассевшись вокруг скромного костерка. Румпельштильцхен не ответил. Он не знал, что отвечать. — Она умерла, — выдохнул он наконец и отвернулся, чтобы украдкой вытереть набежавшие слёзы. Он не жалел о том, что солгал сыну: для Бея лучше было думать, что его матери нет в живых, чем знать, что она его бросила. Но сейчас боль в глазах Бея возвращалась к нему сторицей. Бей протянул руку и пожал его ладонь, словно бы говоря: я всё понимаю, папа. Ты сделал это ради меня. И Румпельштильцхен неловко улыбнулся в ответ. — От чего вы спасаетесь? — спросил нищий, баюкая в ладонях плошку с варевом. — Моего сына хотят забрать в рекруты, — устало ответил Румпельштильцхен. Старик понимающе кивнул: — И вы надеялись сбежать из владений герцога. А как же Тёмный? Он бы нашёл вас, если бы герцог пожелал. Даже на краю света, если на то пошло. Румпельштильцхен вздрогнул. О могущественном колдуне он почему-то не подумал, несмотря на то, что своими глазами видел, как тот наказывает родителей, не желающих расставаться со своими детьми. — Не знаю. — Он вздохнул. — Мы — мелкие сошки, зачем бы герцогу понадобилось нас преследовать? — Ну… у него ведь каждый солдат на счету, — усмехнулся нищий. — Интересно, — задумчиво протянул Бей, вороша веткой в костре, — а почему герцог воюет при помощи солдат, если ему служит Тёмный? Тот же способен испепелить огров в один миг. — Куда интереснее, почему Тёмный вообще служит такому ничтожеству, как герцог, — с таинственным видом сказал нищий. — Вы что-то знаете, дедушка? — встрепенулся Бей. Нищий поёрзал на поваленном стволе, который служил ему сидением. — Что-то знаю. На таких, как я, редко обращают внимания, считая нас пылью под ногами, и не стесняются говорить при нас такие вещи… Я слышал, будто герцог поработил его при помощи волшебного кинжала, на котором начертано настоящее имя Тёмного. И кинжал спрятан где-то в замке, в личных покоях герцога. И тот, кто владеет кинжалом, может приказать Тёмному всё, что угодно, — тот немедля исполнит. — Папа, ты слышал? — воскликнул Бей. — Так можно остановить войну! И больше не будут никого забирать. — Я не верю в сказки, — тихо ответил Румпельштильцхен, глядя в огонь. — Но даже если это и правда, что мы можем с этим поделать? Явиться в замок и потребовать кинжал? Славная выйдет шутка. — Всегда есть чёрный ход, — нищий со значением улыбнулся. — Тоннель, ведущий в замок, начинается в лесу. Рядом с пещерой стоит большой разбитый молнией дуб, его трудно не заметить. Меня не пускают через главные ворота, но это не мешает мне получать объедки со стола герцога. У его кухарки доброе сердце… — глаза старика мечтательно затуманились. — Мало войти в замок, — возразил Бей, — надо ещё как-то проникнуть в покои. Сомневаюсь, что их никто не охраняет. — Чтобы отвлечь охрану… — задумчиво сказал Румпельштильцхен, — можно, например, устроить пожар… где-нибудь в другой части замка, — размышлял он вслух, — или поджечь с нескольких сторон. — Замечательная идея! — одобрительно закивал нищий. — Но… отец, ведь в огне погибнут люди… — Бей запнулся. — Это для всеобщего блага, — отрезал Румпельштильцхен. Мысль о том, чтобы управлять могуществом Тёмного, остановить войну и — чем черт не шутит — самому стать не хуже герцога, полностью захватила его. Кто знает, может, Бей даже женится на какой-нибудь принцессе… Решено — он сделает это. В конце концов, разве у него есть какой-то выбор? — Идем, Бей, — скомандовал он, — нам понадобятся палки, шерсть и овечий жир — для факелов. Спасибо вам, добрый человек. — Румпельштильцхен бросил взгляд на противоположную от костра сторону — но нищий исчез. Будто испарился. — Куда он делся? — испуганно спросил Бей. По спине Румпельштильцхена пробежал холодок. Не иначе, без колдовства тут не обошлось. А вдруг нищий соврал? Вдруг всё выдумал, и они по своей воле сунутся в логово дракона? Нет, нельзя так думать, иначе совсем отчаешься. — Ушел, наверное, — Румпельштильцхен с преувеличенной небрежностью пожал плечами. По счастью, повозка сломалась неподалеку от развилки, одна из дорог которой вела к замку. Оставив Бея возле старого дуба, Румпельштильцхен полез в пещеру.

@темы: ФБ, Моя трава, Картинки, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

"Сердечное дело" - миди с ФБ-2013 (OUaT, 2 левел)

Название: Сердечное дело Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve Размер: миди, 5 663 слова Пейринг/Персонажи: Шляпник/Алиса, Королева сердец (Кора), Румпельштильцхен Категория: джен, гет Жанр: юмор, приключения, романс Рейтинг: G Краткое содержание: однажды Тёмный послал Шляпника за зельем из грибов Примечание/Предупреждения: фик написан на заявку заявку «В процессе выполнения очередного задания Румпельштильцхена Шляпник знакомится со своей будущей женой Алисой. в итоге задание проваливает/выполняет не так, но все остаются довольны. Жанр предпочтительно юмор, приключения. Или гет, если впишется» Чёрт! Не надо было соглашаться на эту авантюру! Шляпник обессиленно привалился к живой ограде и перевёл дух. Посылая его за «ящиком пирожков и коробочкой пузырьков, дело пустяковое, тебе с твоими талантами вообще раз плюнуть», Тёмный как-то забыл предупредить, что тут водятся великаны. Один — точнее, одна — уж точно. И она приняла его за крысу. Которая хочет попортить её запас грибов. Не попасть в мышеловки было плёвым делом — сыр Шляпник не особо любил, да и, в отличие от крыс, понимал, что это за блестящие клеточки расставлены по полу и на полках. И разбросанный повсюду крысиный яд тоже был не про него. Но вот к чему он не был готов — так это к атаке зеленоватого газа, очевидно, призванного извести всех вредителей в округе. Шляпник кашлял и чихал, слезящиеся глаза подводили, он едва сумел увернуться от метко брошенной туфли и вылезти в окно — в надежде, что свежий воздух вернет мозгам ясность. Тут-то его и настигла великанша. — Попалась, вредина! Шляпника довольно неделикатно приподняли за шкирку и пронесли по воздуху — быстро, резко, у него даже голова закружилась. Или это от газа? — А права была Гусеница. Ни один вредитель не может спастись от её табака. И чего тебе надо? Хотел украсть грибы? Шляпник невнятно замычал, стараясь не смотреть на огромное лицо, маячившее перед глазами. И бывают же на свете такие уродины! Великанша вдруг задумчиво наморщила нос — Шляпник видел каждую складочку и каждую пору на том носу — и вдруг изрекла: — А ты не похож на крысу… Бинго! Сама додумалась или кто подсказал?! — хотел заорать Шляпник. Но вместо этого нелепо задёргался, пытаясь освободиться и одновременно скинуть паутину оцепенения, сковавшую тело. — Вот ты как! — его перехватили за талию, слегка сжали… Шляпник представил, что сейчас его раздавят, и никто даже не узнает, что жил такой… он, хватанул ртом воздух — и обмяк. Сознание заволокло, отнялись ноги, а потом шум в ушах стал просто нестерпимым. Кажется, его вырвало. И больше он ничего не чувствовал. * * * Очнулся Шляпник как-то внезапно. Сразу вдруг — раз! — и открыл глаза. Сознание ещё немного плавало, в желудке крутило, к горлу то и дело подкатывала тошнота, но голова начала работать довольно быстро, будто и не его травили. Вспомнилось всё, что было до… до того, как всё вокруг заволокло чернотой. Великанша держала его, сдавливала… Шляпник судорожно ощупал ребра, бока, поморщился. Синяки есть, но больше вроде бы ничего. А ведь он был уверен, что его раздавили, как назойливое насекомое. Или докучливую крысу. Щурясь от рези в глазах (газ, что ли, был такой едкий), он огляделся. Всё та же огромная комната, заставленная ящиками, два гигантских котла посередине и мешки, набитые грибами — всё это он успел рассмотреть ещё вчера. Ничего не изменилось. Разве что обзор был неважный, будто изображение слегка плыло, будто было какое-то препятствие. Шляпник вытянул руку — и наткнулся на невидимую стену. Пригляделся. Стекло. Он повернул голову и понял, что совсем рядом, в двух шагах, не дальше, такая же стена, сразу за которой находится ещё одна, только не прозрачная, а тёмная, из непонятного материала. Ну-ка, ну-ка… Шляпник перекатился на живот, понял, что то мягкое, на котором он валялся, — это охапка сена, разгрёб его и обнаружил стеклянное дно. Сквозь него виднелись два небольших холма, обрамлённых клубящейся массой белого цвета, и холмы эти равномерно поднимались и опускались. Несколько секунд потребовалось Шляпнику, чтобы осознать, что это такое. Женская грудь. Невероятных размеров женская грудь, наполовину прикрытая кружевами. Понятно теперь, что за стена высится позади стеклянной. Это великанша, и она заперла его — Шляпник задрал голову, чтобы увидеть довольно высоко над собой сужающееся горлышко, закрытое белым сетчатым полотнищем, — в бутылке. Как зверушку какую-нибудь. Он глянул на сено — ещё и подстилку положила, заботливая какая. — Эй! Э-эй! Выпусти меня немедленно! — крикнул Шляпник и стукнул кулаком по стеклу. Эффекта не последовало, да оно и понятно — его голос для великанши был не громче мышиного писка. — Выпусти меня-а!!! — рявкнул он изо всех сил. Кажется, даже охрип. Его прозрачная тюрьма качнулась, затряслась — и взмыла вверх. Великанша вставала. Очевидно, она дремала, сидя на стуле. Шляпника снова затошнило, но он сглотнул. Убирать тут некому, места мало, а вымазаться в содержимом собственного желудка, пусть и скудном — Шляпник со вчерашнего утра ничего не ел, — удовольствие сомнительное. На пузырек надвинулась огромная рука, сжала его и подняла ещё выше. Напротив Шляпника снова оказалось лицо великанши. Она внимательно его разглядывала. — Доброе утро, — вдруг пророкотала она. Звук резонировал от стенок и бил по ушам. Шляпник согнулся и зажал их ладонями. — Извини, — добавила великанша гораздо тише, — я иногда забываю, что голос у меня тоже вырос. Ты зачем так кричишь? — А зачем ты меня заперла? — в свою очередь спросил Шляпник. — Я тебе не крыса. — Это я уже поняла, — великанша раздвинула губы в улыбке, демонстрируя ровный ряд зубов — каждый длиной с его руку. — Но ты хотел украсть флакончики и пирожки. Я нашла коробки возле дыры в углу. Да, тут уж не отвертишься, не соврешь, что просто мимо прогуливался. — Мне нужно было… — промямлил Шляпник, сомневаясь, стоит ли рассказывать правду. С одной стороны, его пока не убили, так что всё ещё может обернуться ему на пользу, с другой — он заперт в стеклянной бутылочке и находится не совсем в том положении, чтобы искушать судьбу и злить существо, которое раз в двадцать его крупнее. — Меня послал за ними могущественный волшебник. Похоже, великанша не рассердилась. Она задумчиво склонила голову набок: — Странно. Не слышала, что здесь живут волшебники. — А это и не здесь, — брякнул Шляпник и прикусил язык. Ну конечно, сейчас она начнет выпытывать, что за волшебник да где это «не здесь», а там и до шляпы дело дойдет. И оставит великанша его себе карманным открывателем порталов. Хотя, скорее, — тут он скосил глаза на холмики в кружевах — нагрудным. — О, так ты не отсюда! — воскликнула великанша, оглушив его. — Из другого мира? Скажи мне, пожалуйста, пожалуйста, окажись из другого мира! — Ну… да, — признался Шляпник, когда звон в ушах немного поутих. — Из Англии? — Что? — не понял он. — Я не знаю такого места. — Ооох, — великанша вздохнула и опустилась на стул, печально подперев голову руками. В животе Шляпника громко заурчало. — Прости, что отвлекаю тебя от твоего горя, но ты собираешься за мной ухаживать? Настала очередь великанши удивляться. Она даже голову подняла. — Что значит «ухаживать»? — Ну, кормить, выгуливать — что там ещё полагается… — Ах, это… Великанша сняла с шеи пузырёк и осторожно поставила на пол. Помедлила и сняла с горлышка ткань. Потом помедлила ещё — и положила пузырёк набок. Шляпник скатился вниз, его засыпало сеном. — Ты что делаешь?! — возмутился он, но больше ничего не успел добавить, потому что великанша двумя пальцами выудила из ящика флакончик и один из пирожков и надкусила пирожок. И начала стремительно уменьшаться. Так быстро, что скоро стала вдвое меньше Шляпника, но быстро выдернула пробку и глотнула из флакончика. Стала вдвое выше Шляпника, вздохнула и отколупала от пирожка крошку. — Так-то лучше, — сказала бывшая великанша и убрала флакон и обгрызенный пирожок в карманы фартука. — Я Алиса. Шляпник, к тому времени успевший вылезти из своей «тюрьмы» — в горлышке пришлось извиваться ужом, — с удивлением посмотрел на протянутую руку, потом на её обладательницу. Девушка была чуть ниже его, и теперь, когда её лицо больше не было огромным, казалась просто прелестной. — Шляпник, — учтиво представился он и приподнял цилиндр. — Идем пить чай. И, не дожидаясь ответа, Алиса развернулась на каблуках и зашагала к циклопических размеров двери. Та была закрыта, но внизу Шляпник заметил дверь обычного размера, запертую с этой стороны на щеколду. Он вздохнул и, решив, что всё равно других идей нет, последовал за необычной девушкой. Необъятный склад-мастерская стоял на опушке леса. Но оказалось, что неподалеку от него притулился маленький аккуратный домик. Такой чистенький уютный деревенский коттедж. Шляпник удивился: как это он мог его не заметить? Или совсем голову скрутило от азарта? — Этот дом становится видимым, только когда я становлюсь своего обычного роста, — пояснила Алиса, отвечая на его невысказанный вопрос. В коттедже была такая же уютная светлая гостиная. Алиса оставила его на диванчике и отправилась на кухню, где долго чем-то гремела, пока не вернулась с подносом, уставленным чашками, вазочками с вареньем и сладостями, молочником и сахарницей. — Чай будет позже, когда вода вскипит. — Алиса улыбнулась, водрузила поднос на стол и присела на диванчик рядом с ним. — Так ты не из Англии? Жаль. Я надеялась… — А что это — Англия? — довольно невежливо перебил её Шляпник. — Это такое место… совсем не похоже на это. Оно немного скучновато, но теперь я думаю, что смирилась бы со скукой. Оказывается, всё зависит от того, с чем сравнивать. Здесь мне не бывает скучно. Но по вечерам приходит тоска. Она стучится в мою дверь, — Алиса нервно оглянулась в сторону маленькой прихожей, — и просит впустить её. Пока я держусь. А тебя правда зовут Шляпник? Шляпник несколько опешил от неожиданной смены направления разговора, но ответил: — Меня все зовут Шляпником. Мне подходит. — Значит, ты делаешь шляпы? — продолжила Алиса. — Да… — Шляпник неопределенно помахал в воздухе рукой. — Знаешь, такие… волшебные. — Так ты умеешь колдовать? — удивилась Алиса и слегка наклонилась вперед, будто надеясь поймать его ответ сразу же, как тот сорвётся с его губ. — Не совсем. Я могу их делать волшебными только в своем мире. У нас много магии, очень много. Все ею пользуются. — Как здорово! — Алиса захлопала в ладоши. — Слушай, если тебя просили украсть пирожки и напиток отсюда — не бойся, я не сержусь, — значит, в твоём мире они действуют. Значит, твоя магия тоже действует здесь, значит… Её прервал пронзительный свист чайника. Девушка упорхнула, и у Шляпника появилось время всё обдумать. Эта Алиса явно что-то хотела от него, но не решалась попросить. Забавно, и как он мог её бояться? Да, она была великаншей и могла его раздавить, будто букашку, но она была добра. Даже поймав, не убила его, а посадила в «клетку». Даже подстилку сделала, усмехнулся Шляпник, вынимая из волос сухую травинку. Алиса вернулась с исходящим паром чайником, и разговор некоторое время не возобновлялся. — Представляешь, я сперва подумал, что ты из нашего мира, — со смехом рассказывал Шляпник полчаса спустя. — У нас тоже есть великаны. Они живут в царстве на облаках, которое связано с землей бобовыми стеблями. Они спускаются по ним и грабят людей. Правда, недавно один смельчак забрался к ним и как-то смог одолеть. — А… его не Джек зовут? — спросила вдруг Алиса. — Ты что, её знаешь? — опешил Шляпник, глядя в широко раскрытые глаза девушки. — Её? – в свою очередь удивилась та. – Это же был юноша… но я про него только читала. А у вас есть Белоснежка? А Золушка? А Спящая Красавица? — засыпала она его вопросами. — Да… да… да… — только и оставалось отвечать. — И как же зовут того, кто тебя послал? — вдруг спросила Алиса, снова, как показалось Шляпнику, сменив тему разговора. Он не был уверен, что получится выговорить с первого раза, но все же попробовал: — Р-р-румпаш… — Румпельштильцхен, — на одном дыхании выпалила Алиса. — Всё сходится. — Что сходится? — не понял Шляпник. — Всё. Я читала все эти истории: про Белоснежку, Красную Шапочку — в сказках. В моём мире это сказки. Понимаешь, что это значит? Шляпник помотал головой. После чая его потянуло в сон, да и газ, видно, не совсем выветрился. — Это значит, что люди из моего мира попадали в твой. Ну… или наоборот. — Не исключено, — сонно пробормотал Шляпник, но тут же встряхнулся, памятуя о том, что он, вообще-то, вор, который гоняет чаи с хозяйкой, совсем недавно застукавшей его на месте преступления. — Хочешь, я расскажу тебе свою историю? — Алиса отобрала у него опасно накренившуюся чашку и сунула вместо неё коржик. — Хочу, — согласился Шляпник и откусил лакомство. И Алиса рассказала ему, как попала в Страну Чудес и не смогла выбраться, как её пригласила в свой замок Королева Червей и предложила варить для нужд королевства зелье из грибов. Как она не хотела, но Королева вырвала её сердце и спрятала в ящичек (вот насчет последнего Шляпник не был уверен, что ему не приснилось, — уж больно бредово это звучало) и велела идти и работать. И Алиса специально пьёт Увеличивающее зелье, потому что в виде великанши она может сделать много-много пирожков и флакончиков. * * * Проснувшись, Шляпник потянулся. Он давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. Потирая глаза, он спустил ноги на пол, устланный пушистым ковром, и обнаружил, что кто-то (Алиса, кто же ещё?) укрыл его пледом. Самой хозяйки нигде не было видно. Шляпник аккуратно свернул плед и положил на спинку дивана. Подошёл к окну. Алиса хлопотала перед домом, развешивая бельё. Шляпник невольно улыбнулся и вдруг поймал себя на мысли, что легко может представить её, хлопочущей перед их общим домом. Такую же улыбающуюся, вешающую бельё, пьющую с ним чай, качающую колыбель… Быстренько оборвав свернувшие куда-то не туда мысли, Шляпник вышел на крыльцо. — Долго же ты спал, — рассмеялась Алиса, обернувшаяся на звук хлопнувшей двери. И вся она, в своём голубом платье, с прижатой к бедру корзинкой, показалась Шляпнику такой милой и светлой, что он подумал: ужасно несправедливо, что ей приходится тратить свою жизнь на какое-то дурацкое зелье, да ещё и становиться при этом великаншей. Вспомнился её рассказ. Или все-таки сон? Вырванное сердце… да может ли такое быть? Хотя, работая на Тёмного, Шляпник успел повидать всякое, поэтому чему удивляться? Вспомнив о Тёмном, Шляпник поморщился. Вот уж кому рассказывай — не рассказывай, а жалости всё равно не дождёшься. И пирожки с зельем по-прежнему нужны. Румпельштильцхену плевать, каким способом к нему попадет заказ. И раз уж Шляпник за это дело взялся, отказываться бессмысленно. Тут надо было подумать. Шляпник спустился с крыльца и пошёл через двор к Алисе, соображая, что делать дальше. Мысли скакали в такт шагам. Если не вышло украсть, то можно купить — хотя Шляпник не любил такие банальные способы. Он всегда старался придать работе толику изящества и замысловатости. — Дорогая Алиса, у меня к тебе деловое предложение, — начал он без экивоков. Девушка опустила поднятую было корзину с бельём и, задумчиво покручивая на пальцах верёвочку с прищепками, выжидательно на него посмотрела. Шляпник воспринял это как сигнал продолжать: — Я бы хотел купить у тебя немного зелья. Ты же варишь его так много… никто не заметит. Я хорошо заплачу. Алиса покачала головой: — Мне не нужны деньги. У меня всё есть — Королева щедро делится со мной припасами из королевской кладовой. Да и что мне покупать? В этом мире деньги — лишь ещё одна форма безумия: их тратят на вещи, которые я не понимаю. Варенье на завтра, например, — и Алиса печально улыбнулась. — Но что-то же тебе нужно? Не верю, что тебе совсем ничего не хочется. — Шляпник нахмурился. Следующим за куплей шёл вариант с вооруженным ограблением. Или игрой в карты (правда, на кон предложить особо нечего). Но угрожать этой девушке… обманывать её? Нет, так низко он не опустится. — Я хочу домой, — сказала Алиса, — или хотя бы уйти отсюда. Но без сердца я не могу. Королева не отпустит. Вот. Она снова заговорила про сердце. Шляпник переступил с ноги на ногу. — Алиса, то, что ты мне сказала, про сердце, — это правда? — неуверенно спросил он. — Да, — ответила Алиса и указала пальцем на грудь. — Не веришь — послушай. Шляпник зажмурился, стараясь не думать о холмиках в кружевах, что колыхались под его стеклянной клеткой, и прижал ухо к голубой ткани рядом с вырезом. Тишина. Не было привычного «ту-тук», вообще ничего. Он отпрянул и посмотрел на девушку со смесью жалости и ужаса. Алиса пожала плечами: — Вот так. Пока моё сердце у Королевы, мне не сбежать. — А… где живёт Королева? — задал Шляпник самый глупый вопрос на свете. Нет, это точно было глупостью. Но Шляпник попросту не мог ей не помочь. Пусть это глупость, пусть опасно, но он же и не такое проворачивал. И сейчас справится. — Ты не должен туда идти, — сказала Алиса, когда поняла, что он задумал. — Почему нет? Это будет честный обмен: я тебе сердце, ты мне зелье. — Шляпник улыбнулся и залихватским щелчком сдвинул цилиндр набекрень. — Не волнуйся, я все уже придумал. Дай мне пирожок. Алиса посмотрела на него с лёгким удивлением, но всё же достала из шкафчика смешную коробочку с надписью «съешь меня» и положила туда один из пирожков, что совершенно свободно лежали в ящике возле стола — для работы, как пояснила она. Шляпник почти ничего не знал об этом мире, кроме того, что здесь все с приветом и Чудес столько, что его родной мир может показаться скучным, как чаепитие у фей. И при этом он был уверен в себе как никогда. * * * Подобраться к замку Королевы оказалось плёвым делом: охранники-карты были неповоротливы и туповаты. Наверное, не привыкли к обычным для любой цивилизованной страны лазутчикам и диверсантам. Очутившись внутри ограды, Шляпник вынул из кармана коробочку и куснул пирожок — самый краешек. Ветви живой изгороди моментально поехали вверх и вскоре уже нависали над ним, а стебли травы, совсем недавно едва достававшей ему до щиколотки, вымахали почти по пояс. Умом Шляпник осознавал, что это не они выросли, а он уменьшился, но все равно выглядело страшновато. И даже такой его размер был недостаточен, чтобы прошмыгнуть в замок. То, что Алиса приняла его за крысу, навело Шляпника на мысль воспользоваться разницей в росте. Конечно, можно штурмовать здание, вооружившись бронёй и собрав отряд. Но… как-то неизящно это. Проще и эффективнее стать маленьким и незаметным. В конце концов, вряд ли сердце у Алисы такое тяжёлое, чтобы его не смог утащить грызун. Ну, или кто-то размером с грызуна. Крупного грызуна. Ориентироваться в замке тоже не составило большого труда. Даже в Стране Чудес есть место скучным расчётам и однотипности, усмехнулся про себя Шляпник, сидя на балке под потолком кухни и стараясь понять из болтовни слуг, не собирается ли кто-нибудь из них отправиться в покои Королевы. Королевы ведь тоже обедают, не так ли? Вскоре его ожидание было вознаграждено: толстый карась в ливрее выкатил на середину кухни столик на колесиках, покрытый длинной салфеткой. Шляпник легко спрыгнул на высокий шкафчик, оттуда на открытые полки и через несколько минут очутился на полу. Дело оставалось за малым — залезть на нижнюю секцию столика и спрятаться среди накрытых круглыми крышками блюд. Карась довольно долго колесил по замку, иногда останавливаясь, чтобы переброситься парой слов с другими слугами и стражниками. Перед дверью в покои Королевы он проторчал минут десять, не меньше: сначала стражник подозрительно расспрашивал его, кто он такой, да зачем ему нужно к Королеве, затем, судя по звукам, сунул нос во все блюда на столике (Шляпник с такой силой скрестил пальцы, чтобы тот не полез вниз, что потом едва разогнул их). В итоге стражник с карасем почему-то углубились в обсуждение какого-то Билла, который до сих пор не оправился после «ужасного происшествия с домом». Что это за Билл, зачем про него вспомнили — Шляпник так и не понял, но, судя по услышанному, бедолаге досталось. Наконец карась спохватился и попросил открыть дверь. Послышался клик защелки, и столик снова покатил вперед. — Обед для Королевы! — торжественно возвестил карась. Шляпник осторожно выглянул из-под скатерти и увидел, как тот снует туда-сюда, выставляя тарелки, блюда, соусники и прочее на массивный обеденный стол — у Тёмного был такой же, только пыльный и в царапинах. Впрочем, этот тоже был небезупречен: нижняя часть ножек — по крайней мере, тех двух, что видел Шляпник, — была изуродована, изрезана, искусана. На фоне тёмно-коричневого лака проступающая светлая древесина особенно бросалась в глаза. Шляпник подивился, что Королева не смогла найти мебель получше, и спрыгнул на пушистый ковёр, расстеленный между столом и камином. Как раз вовремя — карась уже наклонился, чтобы доставать кушанья с нижней секции. Справедливо рассудив, что в ближайшее время Королева будет занята обедом, и похвалив себя за сметливость и предусмотрительность, Шляпник огляделся. Он был уверен, что Королева хранит сердце где-то здесь. Но где? А где бы он хранил вырванные сердца, будь он на её месте? В спальне? Вряд ли. В столовой? Ага, на случай, если повара взбунтуются. Сразу и перекусить можно, и морально воздействовать на подданных, у которых массово перемрут родственники, — несмотря на сонливость, Шляпник уяснил из рассказа Алисы, что Королева частенько развлекалась коллекционированием сердец. Её даже так и прозвали — Королева Сердец. За глаза, конечно. — Ты закончил, Генри? Размышления Шляпника прервало появление дамы под вуалью. Королева. — Я Томас, Ваше величество, — промямлил карась и низко поклонился. — Мне все равно. Пошёл вон. Неласковая она, подумал Шляпник и, вытянув шею, заглянул в дверной проем, в котором стояла Королева. Очевидно, это был её рабочий кабинет. Сразу за дверью стоял картотечный шкаф со множеством ящичков, на которых белели квадратики — вероятно, с надписями, — и Шляпник решил, что этот шкаф как нельзя лучше подходит под определение «хранилище для сердец». Он было двинулся в ту сторону, но внезапно у ног Королевы возникло ещё одно существо. Собака — той мерзкой дохлой вечно дрожащей породы, которую любят светские дамы. Недоразумение, а не собака. Так вот кто погрыз ножки! В другое время Шляпник бы и внимания на эту тварюшку не обратил, но сейчас он был вдвое меньше её, а характер у таких собачек обычно подстать внешности. Шляпник уже начал примериваться, как бы половчее стянуть со стола кусок ветчины или чего-нибудь в этом роде, чтобы отвлечь животное, но в этот момент Королева сама решила его проблему: подхватила собачку подмышку и вместе с ней уселась за стол. Шляпник перевёл дух. Кабинет показался ему огромным, а шкаф — высоким, как замок, хотя он понимал, что для человека нормального роста это была бы не особо большая комната и шкаф совершенно обычный, даже низенький, максимум по плечо высотой. А так… придется, видимо, попотеть, потому что в нижнем ряду ящиков не было ни одного со знакомым именем. Шляпник отошёл подальше, чтобы лучше видеть, и обнаружил надпись «Алиса» на самом верху. Он подтянулся и забрался на круглую ручку, оттуда на следующую, ещё на ряд… Посмотрел вниз и порадовался, что не боится высоты, но за ручки теперь держался крепче. Умереть, сорвавшись с картотечного шкафа, — что может быть нелепее? Вот и нужный ящик. Шляпник вцепился в его низ и потянул. Дело шло туго, и он упёрся ногами в стенку ящика пониже. Не идёт, не идёт… поехал. Шляпник едва не кувырнулся вниз, но успел схватиться за край. Перемахнул через стенку и в изумлении замер. Лежащий перед ним предмет размером со среднее яблоко больше всего походил на слабо светящийся кристалл рубина. Это и есть сердце? Должно быть сердцем — или Королева таким оригинальным способом хранит драгоценности. Шляпник наклонился и поднял кристалл. Тот был лёгким и тёплым. Но с нынешним ростом нести его будет сложновато. Шляпник вытащил пузырек и лизнул горлышко. Сердце сразу же унеслось вниз. Пожалуй, теперь его можно было убрать за пазуху. Шляпник так и поступил. Сюртук уродливо оттопырился. С таким «животом» чёрта с два спустишься по ручкам. Шляпник вынул сердце и, приподнявшись на цыпочки, закинул его на крышку шкафа, залез следом. Теперь предстояло самое сложное: убраться отсюда, пока Королева не подняла тревогу. Прижимая вновь убранное за пазуху сердце к груди, Шляпник примерился и перепрыгнул на спинку стоявшего рядом кресла. Судя по валявшейся на сидении подушки с характерным углублением, в нём любила спать собачка. Шляпник аккуратно съехал по подлокотнику и спустился на подушку. Оставалось немного — перебежать через кабинет и юркнуть в замеченную им со шкафа здоровенную крысиную нору, возле которой стояла мышеловка-гильотина с нацепленным на крючок одиноким кусочком сыра. Шляпник ступил на край кресла… В этот момент ему под ногу попалось нечто упругое, подошва поехала, он грохнулся на подушку, кристалл воткнулся острым ребром прямо ему в живот, что-то мягко бумкнуло несколько раз об пол — и в следующую секунду из столовой послышался удивлённый возглас Королевы и цоканье когтей по паркету. В кабинет ворвалась собачка. Только теперь она была похожа на маленький злобный клубок, оскалившийся во все стороны острыми зубами. А Шляпник лежал на её подушке. И то, что он уронил, поскользнувшись, было, видимо, её игрушкой. Плохо, очень плохо. Когда над ним нависла оскаленная пасть, в Шляпнике откуда-то проснулись поразительная сила и ловкость. Он и сам не понял, каким образом очутился возле мышеловки. Но это крохотное преимущество в скорости собака сократила очень быстро, проехавшись лапами по паркету и впечатавшись в стену прямо возле норы. Путь был отрезан. Собака зарычала неожиданным басом. А сзади уже раздавались шаги и шуршание подола — Королева решила проверить, что стряслось с её питомицей. Из двух зол выбирают меньшее, а собачка ростом с кошку, пусть и зубастая, всяко лучше колдуньи-«великанши». И Шляпник, крепче прижав к себе кристалл сердца, решительно двинулся вперёд. Он понятия не имел, как будет справляться с маленьким чудовищем, и судорожно шарил по карманам, вспоминая, брал ли с собой хоть какое-нибудь существенное оружие. Пальцы наткнулись на коробочку. Ага, а ведь это шанс! Шляпник увернулся от неприветливых зубов, поднырнул под грудью собаки, а когда собака развернулась, полная желания его разорвать, резко выбросил руку вперед и буквально зашвырнул ей в пасть пирожок. Тварь удивленно тявкнула, подавилась, сглотнула — и пропала. Откуда-то с самого пола донёсся едва слышный испуганный писк. Кажется, он переборщил, но это не имело значения — путь был свободен. Не тратя времени впустую, Шляпник головой вперёд нырнул в нору и пустился наутёк, стукаясь головой о низкий потолок и периодически передвигаясь на четвереньках. Опомнился он, лишь когда совсем рядом, за стенкой, услышал громкие крики, топот и звон железа. Королева подняла тревогу, понял Шляпник. Надо было торопиться, но он не мог. Ноги дрожали, в лёгких хрипело, горло горело огнём. Он опустил кристалл и уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Кристалл слегка перекатился, его сияние словно бы мигнуло и чуть померкло. Шляпник склонился пониже, пригляделся и чертыхнулся сквозь зубы: на одной из граней змеилась уродливая трещина. Должно быть, собака все-таки зацепила. В его собственном сердце неприятно кольнуло. Как-то это скажется на Алисе? Вдруг ей будет больно? Вдруг ей уже больно? Шляпник подхватил кристалл и зашагал вперед. * * * Во дворе пока никого не было. Шляпник пошёл вдоль ограды, выискивая какую-нибудь щель, чтобы выскользнуть наружу и убраться, наконец, подобру-поздорову. Он почти добрался до угла, где стена была соблазнительно запущенной, а низкая трава усыпана выпавшими из неё камнями. Здесь в изобилии росли крупные розы, ослепительно белые, на крепких толстых стеблях, увенчанных пугающе огромными бутонами и распустившимися цветами размером с тарелку, источавшими густой сладковатый аромат. Шляпник как раз миновал их, когда по ближайшему кусту пробежала дрожь — безо всякого ветра — и раздались высокие противные голоса: — Вор! Вор! Он тут! Держите вора! Шляпник с испугом и изумлением понял, что кричат розы. — Тихо, тихо, я уже ухожу, — попробовал он их успокоить, но цветы не унимались. — Вор! Вор! — вопили они, и в конце концов привлекли внимание охраны. Снова топот, и вот уже пустынную часть двора заполонили карты, вооруженные копьями. Они пристально смотрели себе под ноги, из чего Шляпник сделал вывод, что Королева догадалась, как именно её обокрали. Нечего было и думать о том, чтобы ускользнуть незамеченным. Придется убегать в открытую. Шляпник прижался спиной к стене и опять полез за флакончиком. У него появилась мысль самому стать великаном и попросту перешагнуть через ограду. Но увы — то ли он неплотно заткнул пробку, то ли зелья изначально было мало, но жидкости оставалось на донышке. Шляпник вздохнул, достал кристалл, сжал его в руке, чтобы не потерять, когда увеличится, и вылил зелье в рот, даже потряс флакончик, чтобы собрать последние капли. Среди карт послышались испуганные возгласы: настоящий великан из Шляпника не получился, но два человеческих роста в нём определенно было. Однако страх перед Королевой, как видно, перевесил, и солдаты принялись забираться друг другу на плечи. И их по-прежнему было много, и всё прибывало изо всех выходов замка. Не пробиться. И спиной не развернуться — проткнут копьём, как молочного поросёнка. Шляпник попрощался с жизнью, приготовившись отдать её подороже… Всё пространство двора озарилось слабым красноватым светом. Шляпник не сразу понял, что сияние исходит из его сжатой в кулак ладони, той, что с сердцем. Под этим светом двор словно замер: все перестали двигаться, повисла такая тишина, что Шляпник слышал собственное громкое и частое дыхание. «Беги!» — будто кто-то шепнул ему прямо в ухо. «Беги, пока они не очнулись». И Шляпник побежал. Лавируя между картами, он добрался до конюшни, примыкавшей к стене, птицей взлетел на неё и несколько секунд спустя уже спрыгивал за ограду. Позади нарастал шум — солдаты пришли в себя. Но Шляпник не стал оглядываться, у него были дела поважнее. Сердце в его руке было совсем тусклым, лишь в самой глубине светился крохотный жалкий огонёк. Шляпник убрал кристалл в нагрудный карман и припустил быстрее. Алиса сидела на крыльце, в кресле-качалке, и если бы не восковая бледность, можно было подумать, что она просто спит. Задремала на полуденном солнышке. Шляпник вскочил на крыльцо, упал перед ней на колени, затормошил. — Открой глаза, слышишь. Не спи, — настойчиво говорил он, сжимая её холодные руки в своих огромных, как лопаты, ладонях. — Холодно… — чуть слышно простонала Алиса. — Тысяча пьяных фей, — выругался Шляпник. Он вдруг поверил, что она сейчас может умереть, и испугался. Испугался так, как не боялся в окружении стражи, как не боялся за себя. А ещё он испортил свою часть сделки. Что делать? Бросить Алису здесь он не мог: ей плохо. Остаться? Но с минуты на минуту сюда заявятся солдаты, и тогда ему конец. А, была не была… Шляпник осторожно снял с плеч Алисы шаль и, согнувшись в три погибели, вошёл в дом. Набрал из «рабочих» ящиков пирожков и флакончиков, завязал в шаль — вышел приличный узел, — вернулся на крыльцо и потянул Алису из кресла. — Куда ты меня тащишь? — с вялым удивлением спросила та, не пытаясь, впрочем, сопротивляться. — Домой, — коротко выдохнул Шляпник и закинул её себе на плечо. Свободной рукой он сорвал с головы цилиндр. Вдалеке уже клубилась пыль — кажется, Королева послала кавалерию. Но это уже не имело значения — шляпа закружилась, образуя воронку, и Шляпник прыгнул в неё, не дожидаясь, пока проход откроется полностью. Края на стыке двух реальностей резанули по одежде и оцарапали руку, но он даже не заметил. Шляпник возвращался домой. * * * Их выбросило в лесу возле замка Тёмного. Шляпник подхватил совсем не державшуюся на ногах Алису и изо всех сил поспешил в ту сторону, где среди деревьев обманчиво близко возвышались хищные острые клыки башен. — Тёмный! Ваше Темнейшество! — крикнул Шляпник, прислонив Алису к косяку и барабаня в высокие двустворчатые двери. — Где же он, когда так нужен?! Румпельштильцхен!!! Двери распахнулись. — И незачем так орать, — сварливо ответил тот, возникнув в холле, — как будто за тобой несётся стая огров. Ого! — Тёмный сделал шаг назад, видимо, впечатлившись размерами так и не уменьшившегося Шляпника. Однако увидев девушку и кровь на его руке (все-таки оцарапало Шляпника глубоко), Румпельштильцхен посерьёзнел. — В зал, — коротко скомандовал он и щёлкнул пальцами. Тело Алисы приподнялось и плавно поплыло по воздуху следом за магом, а вокруг Шляпника всё пришло в движение: потолок холла вознёсся ввысь, дверная ручка поднялась до уровня талии, а, столик перед входом снова стал размером со столик, а не с табуретку для ног. Тёмный вернул ему рост. Когда Шляпник на последнем издыхании добрался до зала, Алиса уже лежала на столе, а Тёмный пристально её рассматривал. — У неё нет сердца, — сообщил он очевидное, — но это ты, наверное, и сам знаешь. — Оно есть, — с трудом переводя дыхание, ответил Шляпник, — только оно… сломалось. Он извлек из кармана кристалл и протянул его Тёмному. — Да… Тяжёлый случай, — Тёмный с осторожностью принял драгоценный предмет и сокрушённо поцокал языком, увидев трещину. — Куда ушла вся энергия? Она не могла так быстро вытечь. — Меня окружили, — принялся сбивчиво объяснять Шляпник, — кругом стража, я не мог выбраться, а потом свет… — И ты сумел сбежать, но сердце потухло, — закончил за него Тёмный. — Скверно. Оно скоро погаснет — слишком много отдало. — И ничего нельзя сделать? — спросил Шляпник упавшим голосом. Он безумно не хотел верить, что все было напрасно. Тёмный усмехнулся. — Ну почему же? — он повертел в руках кристалл и положил его Алисе на грудь. Кристалл засветился чуть сильнее. — Видишь, реагирует, значит, оно пока не мертво. Нужно добавить ему энергии, а затем ей достаточно будет попить зелья, и будет как новенькая. — Где взять энергию? — Шляпник был готов сорваться и бежать куда угодно, лишь бы достать требуемое, лишь бы успеть. — Из другого сердца, — голос Тёмного отрезвил его. — Если к этому сердцу добавить половинку сердца другого человека, этого хватит. — А… а разве другой человек от этого не умрёт? Тёмный усмехнулся: — Не умрёт. Но не сможет жить без того, кому отдал половину сердца. Умрёт один — умрёт второй. А главное — всё должно быть добровольно, иначе не подействует. Шляпник облизал пересохшие губы и неосознанно почесал запёкшуюся на царапине кровь. Кто ему эта Алиса, если задуматься? Да никто. До вчерашнего дня была совсем никто. Но теперь она кто-то. И в этом нет никакого смысла, но он просто не мог позволить ей умереть. Не после всего, что он пережил, чтобы достать это сердце. Не после того, как Алиса его спасла. Ценой своей жизни, между прочим — Шляпник не сомневался, что Алиса осознанно выпустила энергию своего сердца. И что она знала, чего это будет ей стоить. Теперь он ей должен. А Шляпник никогда не любил ходить в должниках. — Вы можете это сделать? — спросил он, заранее зная ответ, и потому, не теряя времени, принялся расстегивать сюртук. Тёмный приподнял бровь. — Ты не слышал, что я сказал? У тебя останется лишь половина сердца. Ты не сможешь жить без этой девчонки. И учти, это очень больно. — Все равно. Я готов. — Шляпник развязал шейный платок и бросил его на стол. Тёмный очень пристально посмотрел на него и медленно кивнул: — Хорошо. Ты неплохо справляешься с моими поручениями, поэтому я ничего не возьму с тебя за эту работу. Шляпник кивнул и вцепился пальцами в столешницу. Было страшновато. Тёмный как-то вдруг очутился прямо перед ним, и Шляпник потерялся в его золотистых глазах, которые гипнотизировали его, засасывали, не давали сбежать… Он скорее почувствовал, чем увидел движение руки, а потом что-то сжало его сердце, и все померкло. Шляпник задыхался. Было так больно — и совершенно невозможно вздохнуть. Замутнённым зрением он видел, как Тёмный подался назад, а от его руки разлилось знакомое сияние. Голова кружилась; он хотел что-то сказать, попросить прекратить всё это, но язык не слушался. Вот Тёмный накрыл его сердце второй рукой, его длинные ногти впились в кристалл, и боль стала нестерпимой. Когда Шляпник очнулся, то не сразу осознал, где находится. Напротив него был незажжённый камин, который не мешало бы почистить. Постепенно звон в ушах поутих, а тёмные точки перед глазами разбежались по своим делам. Шляпник сообразил, что сидит, прислонившись к ножке стола, и его неудержимо колотит крупная дрожь. — На, выпей, — перед его носом возник серебряный кубок, который Шляпник осушил в два глотка, даже не заметив, каков напиток на вкус. — Получилось? — просипел он. — Все прошло прекрасно. Просто удивительно. Как будто ваши сердца идеально подходят друг другу. Шляпник поднял голову и посмотрел на склонившегося над ним Тёмного. Он хотел встать, но не было сил, тогда он вытянул шею, чтобы посмотреть на Алису. Ему была видна только её рука — розоватая, как и положено руке живого человека. Бледность пропала. Он закрыл глаза и тихонько рассмеялся. — Ну, если тебе смешно, значит, жить будешь, — фыркнул Тёмный. — Что тебя так развеселило? — Ничего, — расслабленно ответил Шляпник, — вспомнил про ваш заказ. — А что заказ? Ты его не выполнил. Я тебя прощаю, но в следующий раз превращу в крысу. Шляпник помотал головой и поморщился — звон в ушах, как оказалось, никуда не делся, просто затаился. — Я принес зелье. Оно осталось в лесу. Небольшой такой узелок из голубой шали. Шляпник не был уверен, показалось ему, или Тёмный тоже захихикал, но вникать он не собирался. Сейчас он немного отдохнёт и встанет. И разбудит Алису. И придётся объяснять ей, что отныне их жизни связаны навеки. Его куда-то подняло, пронесло и опустило на ровную поверхность. Под правой ладонью Шляпник почувствовал тепло чужой руки. Отчего-то он знал, что это Алиса. Он слегка сжал эту руку и ощутил ответное пожатие. Где-то над их головами Румпельштильцхен засвистал задорный мотивчик, но Шляпник уже ничего не слышал. Он спал.

@темы: ФБ, Моя трава, Картинки, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Важнейшее из искусств

---

"На поводке" - макси с ЗФБ-2014 (Уидонверс, 2 левел)

Название: На поводке
Канон: Баффи – Истребительница вампиров
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: макси, 21386 слов
Пейринг/Персонажи: Спайк/Баффи, частично Райли/Баффи, Уиллоу, Тара, Ксандер, Джойс, Джайлз
Категория: АУ, гет
Жанр: приключения, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: а что, если в «Инициативе» Спайк заполучил не чип, а нечто похуже?
Примечание: АУ 4 сезона (начиная с 7 эпизода); использованы некоторые события из 5 сезона; у фика есть приквел - мини «We Will Rock You»
Предупреждения: содержит спойлеры к 4 и 5 сезонам
Размещение: запрещено без разрешения автора

Пролог

Обманчивую тишину кладбища нарушало лишь ровное дыхание Баффи. Ночь уже перевалила за середину, а ей попалось лишь два новообращённых вампира – слишком беспомощных, чтобы представлять серьёзную угрозу. Патрулирование обещало быть скучным, и она подумывала о том, чтобы вернуться в кампус, но… Но ночь была такой тёплой и светлой, и впервые за долгое время Баффи захотелось просто прогуляться в тишине и покое, подумать о новых возможностях – в конце концов, с поступлением в колледж её жизнь снова изменилась: новые предметы, новые лица, новая… любовь.
Баффи потрясла головой. Нет, о любви думать не стоит.
Медленно шагая по траве, она рассеянно провела рукой по недвижным листочкам кустарника, высаженного вдоль ограды. Надо же, и ветра нет. Полная тишина.
Мёртвая.
Острое чувство опасности укололо в основание шеи. Вампир. Совсем рядом. Затаился и ждет её.
Вытянув из кармана кол, Баффи огляделась, вслушиваясь в давящее на уши беззвучие. Ну хоть что-нибудь? Кусты в углу ограды дёрнулись, и из них выскочила смутная тень, метнулась вперёд, явно намереваясь сбить её с ног… Баффи уклонилась и развернулась. Теперь нападавший был на открытом, залитом лунным светом пространстве, и она невольно приоткрыла рот от удивления, узнавая приметную белобрысую голову.
Спайк.
Спайк, в какой-то уродливой оранжевой робе, с нечёсаными курчавящимися волосами, с отливающими жёлтым глазами, в которых ясно читалась жажда убийства. Он снова кинулся на неё – как-то по-глупому, неловко, выставив вперёд скрюченные руки с когтями, будто внезапно разучился драться – и, конечно, промахнулся, пролетел мимо и начал неуклюже разворачиваться.
Воспользовавшись этой странной медлительностью, Баффи сделала Спайку подсечку, опрокидывая его на спину, и, не дожидаясь, пока он сориентируется, оседлала его, прижимая руки к бокам, придавливая к земле, не давая оттолкнуться ногами.
– Добро пожаловать в Саннидейл, Спайк, – хмыкнула Баффи и занесла кол над его грудью.

* * *

В доме Джайлза одиноко светилось окно на втором этаже. Баффи вздохнула и поудобнее перехватила свою ношу. То, что её Наблюдатель ещё не спит – хороший знак. А вот то – или тот, – с кем она к нему пришла, не особо хорошо и вряд ли поднимет Джайлзу настроение. С другой стороны, кто, как не он, сможет во всём разобраться? И не в кампус же ей идти с этим.
Привалив бесчувственное тело Спайка к стене, Баффи собралась с духом и постучала в дверь. Потом постучала ещё раз – и наконец забарабанила в полную силу.
– Джайлз, это я, Баффи! – постаралась она крикнуть не слишком громко.
Изнутри раздался звук шагов, затем дверь открылась.
– Баффи, что случилось? Что-то случилось? – Джайлз нервно оглядел пространство за её спиной, точно ожидая увидеть толпу демонов, и поправил очки.
– Именно. На патрулировании на меня напал вампир, – вздохнула Баффи.
– И? – Джайлз явно не понимал, почему столь рутинное событие внезапно вынудило его подопечную прийти к нему.
– И вот он. – Баффи приподняла Спайка за шкирку и подтянула к себе. – Напал на меня.
Брови Джайлза уползли к волосам.
– Вы посмотрите, во что он одет, – с нажимом сказала Баффи. – Похоже на арестантскую робу или что-то в этом роде. И, кажется, он не в себе.
– И? – в глазах Джайлза читался всё тот же вопрос: почему она притащила вампира к нему, вместо того чтобы распылить?
Баффи тяжело вздохнула:
– И он просил о помощи. Бормотал что-то о военных. Я подумала, это может быть связано с теми коммандос, которых мы видели недавно.
Взгляд Джайлза внезапно стал острым. Он посторонился, пропуская её, и с неохотой сказал:
– Спайк, можешь войти.
Баффи перетащила тело через порог и сгрузила в гостиной.
– Надо его связать. И где-то держать, пока мы будем его допрашивать.
– Можно запереть его в ванной. – Джайлз невольно поморщился. – Неси его туда, я пока поищу цепи.
Убедившись, что Спайк надёжно прикован к чугунной ванне, Баффи распрощалась с Наблюдателем и отправилась в кампус. Она очень надеялась, что Уиллоу не спит, – ей просто необходимо было поделиться последними новостями с кем-то ещё.

На следующий день Баффи едва дождалась окончания занятий. Они с Уиллоу немного обсудили случившееся, но до тех пор, пока они не услышат правду от самого Спайка, оставалось лишь гадать. А Баффи не любила пустопорожнюю болтовню, предпочитая действовать.
– Так что с ним такое? – шёпотом спросила Уиллоу, разглядывая скорчившегося в ванне вампира.
Баффи пожала плечами. Она понятия не имела, что произошло со Спайком, но выглядел он, мягко говоря, неважно. Он был гораздо бледнее, чем она помнила – и намного более худым. Под глазами залегли тени, губы обветрились и потрескались. Похоже, он давно ничего не ел, а это значило, что им предстоит иметь дело не только с безумным, но и – что куда важнее – с безумно голодным вампиром.
– Думаю, надо достать немного свиной крови, – поделилась Баффи своими соображениями.
– Я позвоню Ксандеру и попрошу его зайти в мясную лавку, – кивнула Уиллоу.
За спиной осторожно кашлянули. Девушки синхронно вскинули головы и обернулись.
– Не слишком ли много внимания к вампиру? – мягко спросил Джайлз. – Нам всего лишь нужно вытянуть из него информацию…
– А для этого нужно, чтобы он мог отвечать, – пожалуй, чуть резковато ответила Баффи. Это было странно, но она не чувствовала от Спайка угрозы. Да, он был врагом – когда нападал на неё, похищал её друзей. Но сейчас он выглядел… жертвой. И она была Истребительницей, а не палачом. Убивать – да. Казнить и пытать – нет. Может, когда-нибудь, когда она станет старше и жёстче… если доживёт. – Спайк может быть полезен. Но насколько он полезен, мы узнаем, только если он хоть немного придёт в себя.
– Это странно, – заметил Джайлз. – Он давно должен был очнуться.
В этот момент Спайк чуть шевельнулся, и ворот бесформенной робы оттянуло вниз, открывая его шею и верхнюю часть спины. В свете лампы что-то блеснуло.
– Что это? – удивилась Уиллоу.
Баффи осторожно протянула руку и опустила ворот пониже.
Вокруг шеи Спайка виднелось нечто, напоминающее стальной ободок. Или ошейник, от которого вниз, вдоль позвоночника, шла узловатая цепочка. И от каждого узла в стороны расходились тонкие стальные лапки, делая их похожими на диковинных паучков, впившихся в спину вампира. В местах проколов кожа была покрыта сеткой тёмных, почти чёрных сосудов и выглядела воспалённой. Уиллоу зажала рот рукой.
– Я позвоню Ксандеру, – пробормотала она, выбегая из ванной.
Баффи с немым вопросом подняла глаза на Джайлза.
– Никогда такого не видел, – признался тот, – но могу посмотреть в книгах. Хотя вряд ли это что-то магическое.
– Я тоже так думаю, – сказала Баффи и отпустила ворот, выпрямляясь. – Что ж, подождём Ксандера и попробуем привести Спайка в чувство. Мне это всё не нравится.

Ксандер пришёл довольно быстро. Но сразу напоить Спайка кровью не получилось – тот никак не реагировал, даже когда подогретую кружку сунули прямо ему под нос.
– Похоже на кататонию, – задумчиво констатировал Джайлз.
Баффи присела на край ванной, погрузила указательный палец в тёплую вязкую жидкость в кружке. Помедлила и провела им по сухим губам вампира. Пару секунд ничего не происходило, затем Спайк рефлекторно облизнулся – и его забила дрожь. Баффи тоже вздрогнула от неожиданности и снова обмакнула палец в кровь.
– Соломинку. Быстро, – скомандовала она и провела по губам Спайка ещё раз. Его веки затрепетали…
Всё случилось так быстро, что Баффи едва успела отскочить и чуть не опрокинула на себя содержимое кружки. Только что Спайк был недвижим и неотличим от трупа, кем по сути и являлся, – и вот он уже сидит прямо, жутко хрипя и вытянув скованные руки в сторону Баффи: лицо искажено оскалом, глаза пустые и блестящие, как у куклы.
– Убить, – прошелестел Спайк. – Убить Истребительницу.
– Вот соло… – подошедший Ксандер осёкся. – Что это с ним?
– Не знаю.
Баффи сунула соломинку в кружку и осторожно приблизилась к ванне. Наконец-то почуяв кровь, Спайк отвлёкся и после нескольких попыток присосался к живительной жидкости. Насытившись, он откинулся назад и закрыл глаза.
– Спайк, ты меня слышишь? – громко спросила Баффи.
Тот дёрнулся, будто от тока, на щеках заиграли желваки.
– Уйди, – прошептал он, не открывая глаз. – Чтобы я тебя не видел.
Баффи посмотрела на Джайлза:
– Он уже говорил это раньше. Про «убить Истребительницу». Там, на кладбище. Как будто это приказ.
– Может, ему промыли мозги? – внезапно вклинился Ксандер. – Как во «Вспомнить всё»?
Джайлз откашлялся.
– Как бы странно это ни звучало, я склонен согласиться с Ксандером. Баффи, не могла бы ты… Возможно, в твоё отсутствие Спайк успокоится и сможет ответить на вопросы.
Предположение было резонным, но отчего-то Баффи это укололо – она же командир их маленькой группы, а её просят уйти… будто отстраняют от дела.
Несколько минут спустя Джайлз и Ксандер тоже покинули ванную, причём у последнего был такой вид, словно его вот-вот стошнит.
– Ну? – не утерпела Баффи, мигом отставив чашку с чаем, которую ей в утешение приготовила Уиллоу.
– Мы мало что поняли из его бормотания, – начал Джайлз, – но, похоже, теория Ксандера оказалась верной. Кажется, Спайку действительно приказали тебя убить…
– Словно ему для этого нужен приказ, – хмыкнул Ксандер, постепенно возвращаясь к обычному состоянию.
– …И сделали это при помощи той странной штуки у него на спине, – продолжил Джайлз, не обращая внимания на реплику. – Это какой-то прибор.
– Интересно, много ещё таких, как он? – задумчиво пробормотала Баффи. – Как будто мне мало всего остального.
– Но самое главное – он продолжает получать приказ. Поэтому, когда видит тебя… пытается его выполнить.
– А те… те, кто сделал это, – они не могут отслеживать его местоположение? – вдруг спросила Уиллоу. – Что, если они прямо сейчас окружают дом?
Все нервно переглянулись.
– Не-ет, – фальшиво рассмеялся Ксандер и упал на диван. – Глупости. Кому он нужен?
Но Баффи посмотрела на Джайлза, перевела взгляд на побледневшую подругу – и вдруг поняла, что всё может быть очень серьёзно.
– Уил, с этим можно что-нибудь сделать? Заблокировать сигнал или что-нибудь в этом роде?
– Я попробую, – Уиллоу неуверенно глянула в сторону ванной. – Есть одно заклинание… оно создаст электрическое поле…
– И прибор закоротит, – закончил за неё Джайлз. – Дельная мысль.

Заклинание оказалось довольно простым и действенным – не считая побочного эффекта в виде вставших дыбом волос у всех участников процесса.
– И надолго его хватит? – поинтересовалась Баффи, безуспешно пытаясь совладать со своей новообретённой «прогрессивной» причёской.
Уиллоу пожала плечами:
– Не знаю. Возможно, будет действовать постоянно, но на всякий случай я буду подновлять его каждый день, пока в этом не отпадёт необходимость.
Ксандер с неприязнью посмотрел на вновь отрубившегося Спайка:
– Ну, думаю, долго это не продлится. Узнаем всё, что нужно, и распылим его. Наверное, это даже можно считать актом милосердия.
Баффи покачала головой:
– Спайк не дурак. Сомневаюсь, что он вывалит нам сразу всю информацию. Он понимает, что пока он нам полезен, мы его не убьём. И потом, если это в самом деле какой-то новый враг, лишний союзник не помешает, тем более такой сильный. А сейчас Спайку выгоднее сражаться на нашей стороне. – Она поймала взгляд Джайлза и уже менее уверенно закончила: – Так что, Уил, тебе есть смысл поискать что-нибудь, что будет блокировать прибор как можно дольше.
На этот раз Спайк очнулся гораздо быстрее, видимо, сказалась выпитая кровь. Он выглядел почти так же плохо, но хотя бы перестал кидаться на Баффи.
– Итак, – Баффи вновь присела на край ванны, – рассказывай.

* * *

Белый.
Ослепительно белый свет – цвет? – был вокруг него. И ничего кроме. Как будто он ослеп, но не так, как это принято воображать, а в негативе.
Спайк попытался пошевелиться, и, к удивлению, ему это удалось. Хоть какой-то прогресс, учитывая, что последнее связное воспоминание подкидывало ему лишь жуткое, изматывающее, пугающее до мозга костей ощущение полной беспомощности, полной неподвижности – когда даже голову повернуть было невозможно.
Воспоминание…
Память возвращалась кусками, урывками.
Он приехал в Саннидейл, чтобы окончательно разобраться с Истребительницей и перевернуть уже эту позорную страницу своей не-жизни. Он следил за Истребительницей, выжидая удобного случая. А потом…
Внезапный шок, боль – на него напали со спины. Белые стены и потолок его… клетки. Силовое поле вместо одной из стен – которое тоже било током. И вампир в соседней камере, который сказал, что в этом замешана Истребительница. Ну конечно, кто бы сомневался. Чуть позже – там, наверху, наступил рассвет, Спайк это чувствовал, – пришли люди в белых халатах в окружении целой толпы военных, его соседа вытащили из камеры, привязали к каталке и куда-то увезли. И вернули только к закату – с замотанной бинтами головой и одетого в оранжевую робу. Он очнулся через некоторое время, и Спайк всю ночь слушал его стоны и невнятное бормотание. Наутро учёные и парни в камуфляже вернулись. Их возглавляла немолодая женщина с короткой стрижкой. Соседа вновь забрали, потом вновь вернули – и его пустой взгляд и бесстрастное лицо заставили Спайка невольно сжаться. Говорят, что у вампиров нет души – её заменяет демон – так вот у этого вампира, похоже, внутри не осталось и демона. Пустая оболочка, бессмысленный комок мёртвой плоти.
– Объект № 16 не проявляет признаков мозговой активности, – сказала женщина с короткой стрижкой. – Предлагаю признать данный эксперимент неудачным. Если к утру он останется в том же состоянии, уничтожьте его. И приготовьте объект № 17. – Она повернулась к Спайку.
Он – следующий.
Он следующий, если не выберется отсюда.
Она говорила о нём так, будто он её не понимает. Будто он лабораторная крыса.
И поэтому когда на другой день пришли за ним, Спайк боролся до конца. В итоге его снова оглушили, и даже осознание того, что, по меньшей мере, троим из солдат придется вправлять и сращивать кости, не могло заткнуть последний панический безмолвный вопль – не то его самого, не то его демона.
Нет! Нет! Не хочу! Не хочу так!
А потом он очнулся, намертво привязанный к операционному столу – лицом вниз, и что-то давило ему на шею, и вдоль позвоночника будто кто-то накапал святой воды – там всё горело и плавилось.
Спайк захрипел и дёрнулся, пытаясь разорвать ремни, но это было жалко и бессмысленно, и только привлекло внимание… кто бы там ещё ни был в комнате – он их не видел, но слышал биение трёх сердец, спокойное и уверенное. По спине прокатилась волна жаркой боли, и Спайк затих, скрежеща зубами, чтобы не застонать.
– Объект очнулся, – сказал над головой знакомый голос, а потом последовал вопрос, которого Спайк никак не ожидал: – Кто такая Истребительница?
На самом деле Спайк мог бы ответить – какая ему, в конце концов, разница? Но не хотел из чистого упрямства. А ещё получалось, что сосед ему соврал, и Истребительница тут ни при чём – и ей вряд ли понравится, что на её территории хозяйничает секретная военная организация. И Спайк не собирался вручать этой организации хоть какие-то козыри. Истребительница была старым, привычным, правильным злом. А эти… это было тем злом, которое Спайк предпочёл бы никогда в жизни не встречать. Потому что нет большего зла, нежели то, что делают сами люди, со всеми их душами и «христианским милосердием».
Но, несмотря на всю эту решимость, Спайк почему-то открыл рот и всё выложил. Словно что-то щёлкнуло в мозгу и высвободило фонтан его красноречия. Кажется, помимо его воли. И это так его разозлило…
Шею сдавливало, спина горела, но он прикусил губу, не позволяя больше вырваться ни одному слову. Хотя самое главное уже было сказано.
Имя.
Баффи Саммерс.
– Ладно, закончим на сегодня, – сказала женщина. – Спи.
И Спайк провалился в клубящуюся черноту.

Спайк осторожно сел и первым делом ощупал голову. Никакой повязки. Ну, по крайней мере, в голову ему не лазили. Интересно, сколько он провалялся без сознания? Внутреннее ощущение времени притупилось, и он не мог точно сказать, сколько прошло часов… или суток. Вместо привычного плаща на нём красовался такой же уродливый комбинезон, что и на его менее удачливом соседе – хотя в его положении трудно говорить об удаче. Спайк огляделся и понял, что его перевели в другую клетку или, скорее, камеру. Четыре серые стены и дверь с маленьким окошечком, железные нары, на которых он очнулся, железные раковина и унитаз – и всё.
Пока он всё это разглядывал, раздался громкий сигнал, и механический голос произнёс: «Время кормления. Всем объектам отойти от двери».
Даже не успев задуматься, Спайк метнулся к двери и притаился. Распахнулось окошечко, и в камеру сунулась чья-то рука с пакетом крови. Спайк перехватил руку и дёрнул на себя. Снаружи раздался глухой стук.
– Открывай камеру. Быстро, – прошипел Спайк, поморщившись от внезапно накатившей головной боли. – Иначе я оторву тебе руку.
– Д-да, – ответил с той стороны испуганный голос.
Зазвенели ключи, дверь распахнулась.
Отпихнув в сторону обладателя голоса – маленького щуплого паренька в белом халате, – Спайк побежал по коридору, притормозил на развилке, не зная, куда повернуть, услышал голоса справа, побежал влево, потом оглушительно завыла сирена, замигали красные лампы – и он увидел вентиляционную решетку. Не раздумывая, Спайк вырвал её из пазов и скользнул в узкий лаз. Он не собирался упускать свой единственный шанс на свободу.
Шахта оканчивалась в лесу, приподнятая над землёй и с крышкой, замаскированной дёрном.
Вот тогда-то Спайк впервые и подумал об Истребительнице. Он и сам не понимал почему – возможно, потому что она должна была об этом узнать? Спайк пошёл к ближайшему кладбищу, но там было тихо и пусто. И лишь на третьем ему повезло. Он затаился в кустах, выжидая, пока Баффи подойдёт поближе…
И в этот момент его ударило. Громовой голос из самой глубины его сущности пророкотал: «Убить Истребительницу!», – и у Спайка подогнулись колени. Он скорчился на земле, зажимая голову обеими руками, а перед глазами вспышками мелькали новые воспоминания. Он сидит в кресле, прикованный по рукам и ногам, а перед ним стоит та женщина со стрижкой и чётко говорит в маленькую серую коробочку, которую держит в руке: «Ты не можешь причинить вреда людям, иначе будешь наказан. Никому из людей, кроме Баффи Саммерс. Ты должен убить Истребительницу».
Проклятье!
Они запрограммировали его!
Как какого-нибудь чёртова Терминатора.
Спайк уткнулся лбом в траву и впился когтями в виски – будто это могло вырвать голос из его головы. Что бы там ни было у него на спине, но оно снова полыхало огнём. Спайк пошарил рукой и тут же отдёрнулся – боль была такая, словно позвоночник сам жаждал покинуть тело хозяина.
Отлично.
Но он никогда никому не подчинялся.
И не собирается начинать.
Ему велели убить Истребительницу? Ладно.
Но никто не заставлял его делать это с энтузиазмом.
И, может быть, у него будет шанс всё объяснить до того, как Истребительница его распылит.
Так что Спайк даже и стараться не стал нападать на Истребительницу всерьёз – как бы он сделал, если бы действительно хотел с ней потанцевать. И надеялся, что она это заметит.
Но она обездвижила его и занесла кол – и всё, что ему оставалось, всё, что Спайк мог, раздираемый внутренним приказом и собственным нежеланием ему следовать, – это тихо прохрипеть:
– Помоги мне.

* * *

Уиллоу покинула ванную последней, на пороге оглянувшись на затихшего вампира. Она так боялась его год назад, когда он держал разбитую бутылку у её лица и угрожал убить Ксандера… А теперь нет. Наверное, трудно боятся того, чей вид не вызывает ничего, кроме жалости, пусть даже это и глупо – жалеть чудовище. Но Оз… он ведь тоже был чудовищем – в каком-то смысле. А она его любила. С другой стороны, Оз не убивал людей… наверное.
Странно, почему она никогда об этом не задумывалась?
Уиллоу вздохнула. Даже если и убивал, то вряд ли помнил об этом. Да и спросить уже не получится.
– Ну? Теперь-то мы можем его распылить? – спросил Ксандер, когда они расположились в гостиной. – Когда мы всё узнали.
Баффи покачала головой:
– Не всё. Спайк дал понять, что знает, как пробраться в эту… подземную лабораторию. И может показать. Так что… нет, мы не убьём его. К тому же, теперь он неопасен для людей.
– Кроме тебя, – заметил Джайлз.
– Кроме меня, – устало согласилась Баффи, и Уиллоу подумала было сделать ей ещё чаю… вот только вряд ли это поможет.
– Н-но мы ведь не пойдём туда прямо сейчас? – спросила она, невольно поёжившись. – У нас ничего нет, а там военные, с оружием…
– Не пойдём. – Баффи поднялась с дивана и выпрямилась – чтобы тут же снова опустить плечи. – И не думаю, что сделаем это в ближайшее время. Уил, я могу попросить тебя поискать информацию про этих парней? Хоть что-то, какую-то зацепку. Я хочу точно знать, с чем мы имеем дело.
Уиллоу нахмурилась:
– Не думаю, что у них есть собственный сайт или что-то вроде. Но, – тут же добавила она, поймав взгляд подруги, – я могу попробовать залезть в базу данных мэрии: там наверняка есть упоминания о необычных строительных работах, приезде большого числа людей… О! – её вдруг осенило. – Женщина с короткой стрижкой, о которой говорил Спайк. Баффи, ты не думаешь, что это может быть…
– Профессор Уолш, – закончила за неё Баффи. – По описанию подходит. И она совсем недавно переехала в Саннидейл.
– Вопрос в том, можем ли мы доверять словам Спайка, – медленно проговорил Джайлз, оттолкнувшись от дверного косяка и пройдя на середину комнаты. – Что мешает ему всё это придумать, чтобы придать своему рассказу больше достоверности? Может, он насолил какому-нибудь магу…
– Джайлз, ты сам сказал, что это какой-то прибор – та штука у него на спине. И она не магическая.
Уиллоу встрепенулась:
– Я могу это проверить. В смысле, я видела заклинание, позволяющее найти следы других заклинаний… если вы понимаете, о чём я.
– Да, это было бы неплохо, – кивнул Джайлз. – Просто чтобы окончательно удостовериться.
– А как быть с тем заклинанием, что ты уже на него наложила? – Баффи испытующе посмотрела на Уиллоу, и та невольно смутилась.
– То заклинание, про которое я говорю, покажет все магические манипуляции, которые проводили над Спайком. Так что я смогу отличить своё.
И почему она сразу не подумала об этой проверке? Тогда всё было бы проще.
И почему она каждый раз с такой радостью использует любую возможность, чтобы поколдовать?
И почему это кажется неправильным?
– А куда мы денем Спайка, пока будем всё узнавать? – внезапно ворвался в размышления Уиллоу голос Ксандера. – Мы же не можем вечно держать его в ванне?
– Тем более в моей ванне, – холодно добавил Джайлз.
– Ну, отпустить его мы тоже не можем, – задумчиво протянула Баффи. – Так что пусть пока останется тут. В подвале, может быть.
– В моём подвале? – в голосе Джайлза звучало такое искреннее возмущение, что Уиллоу бы рассмеялась, если бы они не говорили сейчас о серьёзных вещах.
– Это только днём, – поспешила Баффи его утешить. – А ночью я буду брать его с собой – не хочу, чтобы ты оставался с ним наедине слишком долго.
– А… а я могу приходить после занятий… ну, попробую изучить эту шт… этот прибор, – пришла к ней на помощь Уиллоу, хотя ещё секунду назад ни о чём таком не думала.
Джайлз опустился на диван рядом с Ксандером, снял очки и потёр глаза ладонями.
– Ну хорошо. Пусть остается. Надеюсь, это ненадолго – длительное пребывание рядом со Спайком будет стоить мне половины нервных клеток.
Если остальные – так же, как и Уиллоу – и удивились, откуда у Джайлза подобная уверенность в способностях Спайка, то не подали виду. Она тоже сочла за лучшее промолчать.

Уже сидя на лекции по Древней истории, Уиллоу вдруг поняла, почему вызвалась пойти в дом Джайлза, почему решила изучать этот загадочный прибор, хищно угнездившийся на – в – спине вампира. Не только и не столько из-за того, что это может оказаться важно, хотя и это тоже
Это все Оз.
Вернее, отсутствие Оза.
Бесконечная тянущая пустота внутри, высасывающая силы, когда нужно притворяться обычной милой и улыбающейся Уиллоу, всегда готовой придти на помощь. Безотказной Уиллоу, какой она была в школе. Она так старалась с этим бороться, но теперь против пустоты у неё была лишь эта маска, которую пришлось выставить перед собой, как щит.
Может, если занять себя, если руки будут делать, а голова думать – о чём угодно другом, то будет не так пусто?
Не так… больно.
Распрощавшись с Баффи по дороге из колледжа и пообещав, что позвонит, если обнаружит что-нибудь интересное, Уиллоу забежала в кампус, чтобы взять кое-какие инструменты и травы, и отправилась к Джайлзу.
Спайк всё так же полулежал в ванне и никак не отреагировал на её появление.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Джайлз от двери.
Уиллоу помотала головой:
– Заклинание я выписала, а всё остальное у меня с собой.
– Ладно. Если что, я в гостиной.
И она осталась одна. Наедине с вампиром. Слегка передёрнувшись от непрошенных воспоминаний о его клыках, зависших над её шеей, и постаравшись переключиться на более… человечные образы того, как он плакал у неё на плече, Уиллоу осторожно сгрузила сумку на тумбочку для белья.
Она успела начертить пентаграмму и зажечь свечи, когда Спайк открыл глаза.
– Что за мумбо-юмбо ты собираешься тут устроить? – спросил он хриплым голосом.
Уиллоу вздрогнула от неожиданности.
– Я… я просто хочу выяснить, не накладывал ли кто-нибудь на тебя заклинание… кроме меня.
– Я же сказал вам, что это были учёные. И военные. Никаких магических штучек.
– Мы слышали, – неуверенно ответила Уиллоу. – Просто хотим убедиться…
– Что я не лгу? – Спайк, будто сдаваясь, повёл плечами – звякнули цепи – и тихо, через силу рассмеялся. – Только не преврати меня в жабу.
– Зачем? – Уиллоу удивлённо заморгала.
– Ну… знаешь, из мести. За то, что я чуть не убил тебя. Я сожалею, – и не успела она удивиться ещё больше, как он добавил: – не стоило связываться с ведьмой.
Уиллоу молча продолжила работу.
Как она и ожидала, других заклинаний на Спайке – и на приборе – не было, и она потянулась за набором отвёрток.
И столкнулась с очевидной проблемой. Прибор был на спине, и чтобы добраться до него, нужно было попросить Спайка наклониться. А Уиллоу сомневалась, что он окажется настолько сговорчив.
И вообще ей было не по себе. Одно дело заклинание, а совсем другое – прикасаться к Спайку, пусть даже он скован по рукам и ногам.
– Джайлз, – негромко позвала Уиллоу, надеясь, что её голос не слишком дрожит.
– Что-то не так? – Джайлз немедленно возник на пороге, держа в руке кружку.
– Мне… – замялась Уиллоу, – хм, мне нужен доступ. Понимаете?
Джайлз оценивающе посмотрел на подготовленные ею отвёртки и ноутбук, кивнул и отставил кружку на край раковины.
– Наклонись, – велел он Спайку.
– Что?
– Наклонись. И лучше тебе не дёргаться, – с лёгкой угрозой добавил Джайлз.
– Эй, вы же не намерены копаться в этой штуке? – на лице Спайка отразилась самая настоящая паника. – А если она взорвётся?
Джайлз вопросительно взглянул на Уиллоу.
Что ж, это была ещё одна проблема. Уиллоу не могла сказать с полной уверенностью, что этого не произойдёт, но блокирующее заклинание должно было вырубить эту штуку достаточно эффективно. Так что она снова покачала головой.
– Вот видишь, ничего опасного. – Джайлз чуть усмехнулся. – А если ты будешь хорошим мальчиком, я дам тебе крови. И, может быть, даже капну туда немного бренди.
Спайк вернул ему усмешку и послушно наклонился вперёд, упёршись подбородком в колени.
– Лучше плесни побольше – столько же, сколько льёшь молока в свой чай. Кстати, с каких это пор ты пьёшь чай с молоком?
Выражение лица Джайлза стало непроницаемым.
– Последние лет двадцать, – сухо ответил он и внезапно подошёл к ванне и тяжело надавил Спайку на плечо. – Для гарантии, – пояснил он в ответ на удивление Уиллоу.
И снова ей показалось, что она видит спектакль по пьесе, содержания которой не знает. Хотя… Джайлз ведь читал все записи про Уильяма Кровавого. А Спайк наверняка постарался побольше узнать про Истребительницу и её Наблюдателя, прежде чем приехать в Саннидейл.
Чтобы добавить ещё одну победу в свой список и, наверное, стать легендой среди вампиров.
Это звучало совсем как запись в какой-нибудь исторической летописи. Кажется, она немного перезанималась. Но сейчас не это главное.
Отбросив посторонние мысли, Уиллоу поддела крошечную крышку на самом верхнем узле.
– Привет, – улыбнулась она тоненьким проводам и микросхемам и включила ноутбук.

– Всё очень просто, – объясняла она сидевшим в гостиной Джайлза друзьям. За окном сгущались сумерки, и со стороны могло показаться, что тёплая компания собралась вместе поболтать ни о чём и весело провести время. Что ж, иногда и такое бывало. – В этом поводке… – она смущённо потупилась, – я его так назвала, потому что глупо же звать его «штукой» или «прибором». В общем, там два канала, по которым проходят сигналы: на запрет и на исполнение. В первом случае нарушение приказа приводит к…
– Головной боли, – донеслось из-за приоткрытой двери в ванную.
– К тому, что поводок посылает в мозг электрические разряды разной интенсивности.
– В каком смысле? – не понял Ксандер.
– Ну, чем более явное нарушение, тем сильнее разряд.
– То есть, – медленно проговорила Баффи, вспоминая, что Спайк рассказывал про запрет на причинение вреда людям, – если он кого-то ударит, то получит лёгкую мигрень, а если убьёт, то у него испекутся мозги, так?
– Что-то вроде того, – согласилась Уиллоу. – А что касается второго, то приказ продолжает поступать, пока не будет выполнен…
– И эта дрянь прожигает мне спину! – снова Спайк.
– А ещё поводок нельзя удалить. Только вместе с позвоночником, – закончила Уиллоу.
Наступила непродолжительная тишина.
– Так это ведь здорово! – вдруг обрадовался Ксандер. – Это значит, что он больше не может убивать людей.
Баффи нахмурилась:
– Не всё так просто. Заглушающее заклинание отменило оба приказа, верно?
Уиллоу охнула и поднесла ладонь ко рту. Об этом она тоже не подумала. Хорошо, что они оставили Спайка прикованным.
– Я поищу способ блокировать только один приказ, – пообещала она. – Зато теперь я точно знаю, что маячка в поводке нет. Больше нет, – поправилась она. – Перегорел.
Из ванной послышался сдавленный хрип и шёпот: «Убить…». Уиллоу вздрогнула и дрожащей рукой полезла в сумку. Пора было обновлять заклинание.

* * *

Ксандер никогда не любил возвращаться домой.
За столько лет он устал слушать пьяную ругань и звон разбитых бутылок. Временами он хотел очутиться далеко-далеко отсюда и стереть из памяти каждое мгновение своего детства.
И всё же это была его семья. Другой не было. Пока.
Однажды он вырвется, и у него будет собственный дом – большой и светлый, – жена и дети, которых он будет любить. И они не будут ссориться. Это он обещает. Возможно, он уже сделал первый шаг к своей мечте, когда встретил Аню.
Как бы то ни было, сейчас возвращение домой стало ещё более неприятным – с тех пор как у него в подвале поселился вампир. И не просто неопределённый безликий вампир, которого можно игнорировать, даже не бывший одноклассник, с которым можно было посмотреть футбол, вспомнить прежние деньки и притвориться, будто всё нормально, всё по-старому. Нет, это был Спайк, который мог довести до смерти от раздражения и ярости, даже «кастрированный» этим чудным поводком.
Всё-таки Уиллоу умеет давать вещам правильные имена.
Однако, поднимаясь по ступенькам крыльца, Ксандер подумал, что, может быть, с одноклассником было бы ещё хуже. Первый встреченный им вампир – по-настоящему, лицом к лицу, – был его другом. Хорошим другом. От которого осталась лишь оболочка, а внутри поселилась тёмная тварь, смотревшая на него издевательски и упивающаяся новообретённой силой.
Тогда он впервые понял, что встречаются существа и похуже, чем его семья.
И их куда проще ненавидеть.

– Собирайся, – бросил он, спустившись в подвал. – Ты идёшь со мной.
– С какой стати? – осклабился Спайк, не делая даже попытки подняться из продавленного кресла.
Ксандер в который уже раз проклял про себя слова Уиллоу насчёт маячка, посеявшие сомнения в безопасности дома, и так не вовремя заявившуюся в гости к Джайлзу «коллегу», после чего тот категорически заявил, что больше не потерпит у себя этого вампира.
– С такой, что я не собираюсь оставлять тебя в доме наедине со своей семьёй.
Спайк ухмыльнулся:
– Думаю, если бы не… «поводок», – он чуть заметно поморщился, – я бы оказал тебе большую услугу. Они пришли полчаса назад и уже…
– Заткнись! – оборвал его Ксандер, стараясь не прислушиваться к происходящему наверху. – Баффи велела притащить тебя в «Бронзу», и, клянусь, я это сделаю, даже если придётся всю дорогу гнать тебя пинками.
– Какой смелый щенок, – прошипел Спайк, медленно вставая. – Только вот мне не в чем идти – твоя рыжая подружка располосовала мой шикарный комбинезон, когда изучала эту хрень у меня на спине.
Ксандер вздохнул и направился к шкафу со старой одеждой. Выбрав наименее похожие на лохмотья вещи, он не глядя швырнул их вампиру.
– Вот.
– Я это не надену! – возмутился Спайк, брезгливо роняя охапку в кресло.
– Значит, пойдёшь голым, – припечатал Ксандер.
Спайк посмотрел на него так, что Ксандер втайне порадовался, что Уиллоу удалось модифицировать заглушающее заклинание. И продлить его действие. Иначе он бы не решился даже находиться с вампиром под одной крышей.
Выходя из дома, Ксандер порадовался ещё раз – и пожалел, что под рукой нет фотоаппарата. Потому что крутой Плохой Парень, вынужденно облачённый в шорты и гавайскую рубашку – зрелище, стоящее того, чтобы терпеть его пребывание в своём подвале. Стоящее даже того, чтобы каждый день возвращаться домой.

«Бронза» была набита до отказа. Со сцены надрывался солист группы с интригующим названием «Бескрайнее желе» (как гласила надпись на ударной установке), люди, оккупировавшие танцпол, слились в единую дергающуюся и извивающуюся массу – и тренированное воображение Ксандера тут же подкинуло ему картинку зловещего культа, собравшегося для очередной оргии; тут и там по углам обнимались слившиеся в поцелуях парочки, что лишь добавляло центов в копилку к «оргической теории», а к бару было просто не пробиться.
Спайк, которого Ксандер пустил вперёд, чтобы не терять из виду, уверенно рассекал толпу. Казалось, он надеялся, что прямая спина и гордо вскинутая голова отвлекут публику от его наряда. Тем не менее, какой-то накачавшийся пивом детина заржал от ближайшего столика и ткнул в его сторону пальцем:
– Парень, ты ошибся штатом. Гавайи отсюда направо.
Ксандер видел, как Спайк сжал руки в кулаки, и уже представил себе грязную драку, но тут Спайк, видимо, вспомнил про поводок, потому что прошёл мимо, даже не взглянув на веселящуюся компанию. Невольно подумалось, что если бы не Спайк, детина прицепился бы к нему, и дело могло кончиться скверно. Для него, Ксандера, конечно.
В детстве ему часто казалось, что у него на спине прилеплена невидимая бумажка «Ударь меня».
Уиллоу и Аня ждали их на обычном месте – на втором обычном, где они стояли, когда столик с удобным диванчиком оказывался занят.
– Привет, – Ксандер притиснулся к Ане. – А где Баффи?
– Ушла припудрить носик, – ответила Уиллоу. – Попросила взять ей содовой, но мы не рискнули отойти. – Она выразительно обвела рукой мельтешащий вокруг народ.
– Ладно, я схожу. Что будете, девочки?
– Содовую, – в унисон отозвались те.
– А мне пива, – заявил Спайк, вальяжно облокотившись о столик. Эффект портил зелёный цвет рубашки, придававший его коже ещё более трупный оттенок.
– Значит, – подытожил Ксандер, – четыре содовых. – И заработал выразительный взгляд, пущенный из-под не менее выразительно приподнятой рассечённой брови.
Вернувшись от барной стойки и победно опустив на столик почти не расплескавшиеся стаканы, Ксандер обнаружил, что Уиллоу куда-то делась, а Аня мило о чём-то беседует со Спайком. Мысленно вздохнув от чрезмерной толерантности своей девушки и сделав зарубку попозже поговорить с ней насчёт этого, Ксандер как можно непринужденнее поинтересовался:
– А Уиллоу теперь куда делась?
– Она встретила подругу – помнишь ту миленькую заику, с которой она познакомилась, когда в город прибыли Джентльмены? – ответила Аня, даже не повернувшись в его сторону.
– Что ж… хм, – глубокомысленно проговорил Ксандер и решил отвлечься на содовую – лишь для того, чтобы опрокинуть стакан себе на брюки, когда поток снующих мимо людей вынес на риф имени Ксандера довольно грудастую лодку, грубо пихнувшую его под локоть. – Вот же чёрт!
– Тут слишком людно, – посетовала Аня, тут же забывшая про Спайка и бросившаяся ему на помощь с салфеткой наперевес. – Пойдём наверх.
Они переместились на верхний ярус. Тут было посвободнее, да и обзор лучше. Вновь избавившись от стаканов, Ксандер потащил Аню танцевать, решив, что вполне может на пару минут предоставить Спайка самому себе. Здесь их через некоторое время и нашла Уиллоу. Она привела с собой подругу, Тару, кажется, – довольно миловидную светловолосую девушку с мягкой, словно извиняющейся улыбкой.
– О, вот вы где! Я думала, вас снесло цунами, – улыбнулась раскрасневшаяся Уиллоу. – Познакомьтесь: Ксандер, Аня… – Ксандер кивнул, Аня махнула рукой, – …ммм… Спайк. – Тот встрепенулся, услышав свое имя, после секундной оценки ситуации шутливо отсалютовал добытым где-то стаканом пива и вновь отвернулся к перилам. – А это Тара.
– П-привет, – улыбка Тары стала застенчивой.
– Надо сказать Баффи, где мы находимся, – спохватился Ксандер. – Наверное, она нас потеряла.
Уиллоу хмыкнула:
– Она с Райли, так что вряд ли вообще про нас вспомнит.
– Райли – это тот высокий парень рядом с Истребительницей? – вдруг спросил Спайк, ткнув пивом в сторону танцпола.
– Да, – удивлённо ответила Уиллоу.
– Я его знаю.
– Дай-ка угадаю, – засмеялся Ксандер, – ты пытался его съесть, а он оказался не по зубам?
Спайк бросил на него убийственный взгляд.
– Нет, – опасно спокойно ответил он. – Я видел его в подземной лаборатории. Он один из коммандос.
Вот же дерьмо.

Ощущение дерьмовости этой дерьмовой жизни только усилилось, когда по возвращении Ксандер обнаружил, что подвал затопило. Видимо, прорвало трубу.
– Это ты во всём виноват, – заявил он Спайку. – Наверняка что-нибудь открутил. Нарочно. Теперь можешь валить, куда вздумается. Например, в канализацию – там тебе самое место.
– Там уж точно чище, чем у тебя, – огрызнулся Спайк, но уходить не спешил. Ксандер с удовлетворением подумал, что тот попросту боится, что стоит ему отойти на пару шагов, как тут же набегут парни в камуфляже.
– Нет, – сказала Баффи, до того всю дорогу молчавшая под впечатлением от оглушающей новости о Райли. – Мы ещё не всё узнали.
Ксандер фыркнул и, отряхивая ботинки, поднялся к друзьям, сгрудившимся на пороге подвала.
– А куда его девать? Уил, ты не хочешь приютить бездомного монстра дома у своих родителей?
Чёрт. Плохой выбор слов.
Один монстр уже был.
Уиллоу побледнела и молча помотала головой.
– Спайк будет жить в моём доме, – не то вздохнула, не то грустно усмехнулась Баффи. – Надеюсь, мама меня не убьёт.

* * *

Как ни странно, Истребительница не отменила своего приглашения, хотя Спайк был уверен – это первое, что она сделала после его преисполненной жалости к себе эскапады на кухне её матери. И пока он топтался в холле, внимательно прислушиваясь к происходящему на втором этаже, то невольно забавлялся мыслью, что миссис Саммерс, пожалуй, единственный человек в мире, которого ему совершенно не хотелось осушить. Несмотря на то, что она оприходовала его топором по голове. Зато миссис Саммерс – Джойс, если он правильно помнил, – готовила совершенно изумительное какао.
На секунду Спайк позволил себе отвлечься от груза проблем, так неожиданно свалившихся на его плечи, и помечтать, что мама Истребительницы может снова угостить его этим чудесным напитком. И как раз в этот момент голоса наверху стихли, и по лестнице спустилась упомянутая Истребительница – несколько взъерошенная и нахмуренная.
– Идём, – бросила она. – Пока посидишь в подвале, а там посмотрим.
– Баффи, – в лестничном проёме показалась голова Джойс. – Ты уверена, что нам не стоит приготовить гостевую комнату для этого милого мальчика?
– Абсолютно, мама, – чуть резковато ответила Истребительница.
– Я бы не отказался, – ухмыльнулся Спайк, вновь ощущая, как в нём поднимается симпатия к этой милой леди.
– Обойдёшься! – уже не сдерживаясь, рявкнула Истребительница, рывком распахивая дверь подвала. С грохотом протопав вниз, она указала ему на старый матрас, который, очевидно, использовала для тренировок. – Можешь спать здесь. Завтра я решу, что делать дальше.
– Как насчет ужина? – Спайк насмешливо посмотрел ей в глаза. – Ты ведь не рискнёшь спать в одном доме с голодным вампиром?
– Я бы с удовольствием поспала в одном доме с пеплом голодного вампира, – огрызнулась Истребительница. Потом тяжело вздохнула и развернулась к лестнице. – Принесу тебе крови. Но не рассчитывай на обильный ужин – большая часть того, что отдал Ксандер, свернулась от горячей воды. Посидишь на диете.
– Если я умру с голоду, это будет на твоей совести.
– О, это я переживу.
– Даже если при этом лишишься главного козыря в борьбе с коммандос?
Истребительница зарычала и пулей вылетела из подвала. Спайк громко выдохнул и ссутулился. Без привычных плаща и тяжёлых ботинок он чувствовал себя голым, а жуткое тряпьё, которое от щедрот пожертвовал ему щенок, увело остатки его достоинства в глубокий минус.
А ещё была усталость.
Усталость от постоянного голода, от ощущения чего-то чужеродного в собственном теле. От унижения, которое приходилось терпеть от смертных. Совсем недавно он бы, не задумываясь, свернул шею нахальному щенку – тот бы и рта раскрыть не успел. Да и не осмелился бы. Рыжая… ну, Рыжую он бы убивать не стал. Может, даже обратил бы. Хотя нет, только ведьмы-вампира ему и не хватало. С Рупертом он бы сперва поговорил. О да, поговорил бы по душам. И, конечно, Истребительница. Это был бы прекрасный танец.
Чёртовы коммандос!
Спайк растянулся на матрасе и прикрыл глаза. Всё вокруг было пропитано её запахом, звавшим сразиться и победить. Снова бросить вызов. Это возбуждало. Пожалуй, даже слишком.
Всё-таки она не только Истребительница.
Наверху скрипнула дверь.
– Ужин с доставкой!
И на живот Спайку плюхнулось что-то мокрое и холодное.

На следующий вечер в резиденции Саммерс собрался очередной «военный совет» этой банды неудачников.
На повестке дня стояло два вопроса: что делать с ним и как вести себя с этим Райли.
– Не уверен, что мы можем ему доверять, – раздражающе-менторским тоном заметил Руперт – конечно, имея в виду «капитана Америку». Насчёт Спайка у него сомнений быть не могло.
– Но, возможно… возможно, он не знает? – Истребительница смотрела на Руперта почти умоляюще. – Ведь по сути они не делают ничего плохого: охотятся на демонов, изучают их, ищут способы обезвредить.
– Они не знают толком, кто ты такая, – поддержала её Рыжая. – Наверное, думают, что ты тоже демон, только убивающий демонов.
Спайк не удержался от смеха.
– Поверь, Рыжая, я рассказал им достаточно, чтобы они уяснили, что Истребительница – человек.
– А я согласен с Джайлзом, – сказал щенок. – Неизвестно, почему Райли вообще стал с тобой встречаться, Баффи. Может, его приставили к тебе, чтобы следить.
На секунду Спайк почти пожалел Истребительницу – до того та побледнела.
– Мы не… когда мы познакомились, он вообще ничего обо мне не знал, – выдавила она.
– И всё же нельзя сбрасывать со счетов эту версию, – подытожил Руперт, снял очки и принялся рассматривать их с преувеличенным вниманием.
– Значит… – Истребительница выпрямилась, – я буду следить за ним. Есть шанс, что благодаря ему мы тоже можем получить информацию. И пока не станем ничего ему рассказывать. Если Райли действительно… приставлен ко мне, попробую его расколоть. – И это прозвучало как окончательное решение.
В гостиную вошла Джойс с подносом:
– Кто-нибудь хочет чаю?
Погрузившийся в невеселые размышления о следующем пункте «совета», касающемся одного очень дорогого ему вампира, Спайк не сразу заметил, что разговоры смолкли. И лишь потом понял почему.
Он стоял перед Джойс с вытянутыми руками, будто хотел помочь ей с её ношей. Очень смешно.
Некоторые прижизненные привычки поистине были неискоренимы.
Поколебавшись, Джойс улыбнулась и вручила Спайку поднос, который он с излишней торопливостью пристроил на журнальном столике.
– Спасибо… Спайк, – Джойс слегка кивнула.
Он вернул кивок и поспешно ретировался в самое дальнее от этой Скуби-команды кресло.
– Кстати, о Спайке, – вновь подал голос щенок, кажется, первым обретший дар речи после разыгравшейся перед ними мизансцены, – Райли может его узнать и сообщить начальству о беглеце. На Спайка-то плевать, но они ведь ворвутся сюда…
– Думаешь, Райли его запомнил? – Истребительница выглядела встревоженной.
Щенок выразительно кивнул на голову Спайка, и тот не мог с ним не согласиться. Даже если этот бравый солдат не запомнил его лицо, то выбеленные волосы – чертовски приметная штука. На нём скрестились внезапно все взгляды, и Спайк постарался всем своим видом выразить презрение и уверенность. С первым проблем не возникло, а вот второй он уже давно не испытывал. Сейчас эти идиоты предложат его замаскировать.
– Я могу его замаскировать, – сказала Рыжая. – Наложить заклятие, меняющее...
– Ни за что! – выпалил Спайк, явственно представив себя с волосами интенсивно синего цвета – в лучшем случае.
– Зачем же заклятие? – коварно улыбнулась Истребительница. Похоже, она вполне оправилась от мысли, что её бойфренд – вероятный шпион. – Можно просто покрасить его. Джайлз, у вас ведь наверняка найдётся лишний костюм? А ещё понадобятся очки с простыми стёклами…
– Да его родная мать не узнает, – идиотски захихикал щенок.
Спайк с горечью подумал, что как раз в очках только мама бы его и узнала. Или Дру. Но, как ни противно ему было это признавать, маскировка была нужна. Потому что он ни за что не вернётся больше в ту лабораторию – по крайней мере, в качестве подопытного кролика. И если для этого понадобится нарядиться в костюм Человека-Паука, он не возражает.
– А в качестве кого вы хотите его представить? – вдруг спросила Джойс, которая всё это время стояла, прислонившись к стене возле входа в гостиную.
Придурки переглянулись. Ну да, об этом, конечно, никто не подумал. Спайк с интересом посмотрел на Истребительницу, ожидая её ответа.
– Ну… скажем, что он мой кузен. Сын папиного брата, приехал погостить из Англии, – задумчиво начала та. Потом её лицо просветлело. – И поэтому мне пришлось временно переехать из кампуса обратно домой, чтобы показать ему город.
Спайк картинно вздохнул:
– Всегда мечтал о сестрёнке, – и насладился целой палитрой цветов, проявившихся на физиономиях Скуби-команды.
– Значит, решено. – Истребительница встала с дивана.
– Тогда я всё же пойду и приготовлю гостевую комнату, – Джойс оттолкнулась от стены и, поймав удивлённый взгляд дочери, пояснила: – Не можем же мы держать моего дорогого племянника в подвале.
Нет, положительно, Спайк обожал эту женщину.

Когда дверь в подвал вновь распахнулась со страшным скрипом, Спайк проснулся почти мгновенно. Старый матрас не помешал сну – за последние сто лет где только он не спал? – но постоянное ощущение, что он находится под одной крышей с Истребительницей, сделало сон крайне чутким.
Поэтому делегацию, состоящую из двух женщин клана Саммерс и одной рыжей ведьмы, Спайк встретил, сидя по-турецки и лихо прикуривая от зажигалки.
– Спайк, ты с ума сошёл?! – воскликнула Истребительница, мигом преодолев последние ступеньки. – Ты нам дом спалишь!
Он обвёл взглядом груды коробок и пыли и подумал, что, наверное, действительно погорячился с сигаретой. Не хватало только превратить себя в грёбаное Рождественское полено.
– Да, Спайк, пожалуйста, не кури в доме, – мягко проговорила Джойс, и он тут же притушил окурок об пол. Её он почему-то мог слушаться без ущерба для гордости. Или для упрямства.
– Кстати… – Истребительница посмотрела на него с насмешкой, – мы не можем называть тебя Спайком.
Он вскинул бровь:
– Это почему же?
– Это не имя, а собачья кличка. Отныне ты Уильям Саммерс… – Спайк поморщился при звуках своего старого имени, – сын Джона Саммерса, брата моего отца, – Истребительница ухмыльнулась. – Так что идём краситься, братец.
– А завтрак? – Спайк посмотрел на Джойс щенячьими глазами, уверенный, что та не позволит ему голодать.
Джойс ожидаемо всплеснула руками и забрала у Рыжей термосумку.
– Вот. – Она подошла к нему и опустила сумку возле матраса. – Специально сходила утром за свежей кровью.
Спайк поймал её ладонь и прижался губами к тыльной стороне:
– Спасибо, Джойс.
Краем глаза глянув на Истребительницу и заметив, как она морщится, Спайк решил, что, в целом, день начался неплохо.
– Ждём тебя в ванной, – сухо проинформировала его Истребительница и развернулась к лестнице.
– Цепи будут? – невинно уточнил Спайк, выуживая из сумки один из пакетов.
В ванной его усадили на стул, обмотали полотенцем – хотя самому Спайку была глубоко безразлична судьба ненавистной гавайки – и отошли к раковине, где принялись в шесть рук священнодействовать над пачкой краски. Спайк фыркнул: он уже лет пятьдесят справлялся с этим нехитрым делом – и даже без помощи зеркала. И даже когда осветлитель продавали в таблетках. Но если им так хочется принять участие, то пускай.
Закончив с приготовлением, женщины вернулись и начали кружить вокруг него, как гарпии, вооружённые флаконом со смесью, расчёской и кисточкой. Спайк изобразил на лице недовольство и закрыл глаза. На самом деле это было даже приятно – сидишь, тебя красят, причём довольно аккуратно, и ничего не надо делать.
– Всё, теперь ждём сорок минут, – резюмировала Истребительница, окидывая дело рук своих критическим взором.
– Ой, «Страсти» начались! – спохватилась Джойс, и Спайк живо заинтересовался:
– Как думаете, Томми правда умер?
– Нет, думаю, она просто снова его заштопает. Это же кукла.
И, не обращая внимания на закатившую глаза Истребительницу, они с Джойс спустились к телевизору.
Ещё полтора часа спустя, когда Спайк высушил волосы, снял с ногтей остатки лака и облачился в одолженный Рупертом костюм – отвратительное мешковатое нечто жуткого горчичного оттенка, – преображение завершилось.
– Должно быть, я выгляжу, как какой-нибудь хренов учитель химии, – с тоской протянул Спайк, пытаясь вытянуть прядь волос подлиннее, чтобы разглядеть, во что эти коварные создания его покрасили.
– Скорее, как учитель английской литературы, – захихикала Рыжая, но тут же осеклась, поймав его взгляд.
– Ой, у нас же есть «Полароид»! – воскликнула Джойс. – Хочешь увидеть себя?
Спайк кивнул, правда, без особой уверенности, и Джойс зарылась в комод.
– Погоди. – Истребительница остановила свою мать, уже нацелившуюся на Спайка фотоаппаратом. – Мы забыли про очки.
Кажется, он застонал вслух.
На миг вспышка ослепила его, отразившись в стёклах, отчего он возненавидел эти чёртовы очки, без которых спокойно обходился более века, ещё сильнее, а потом Джойс протянула ему медленно светлеющий снимок.
Спайк помахал квадратиком в воздухе, чтобы ускорить процесс, и опустил взгляд на изображение.
На него смотрел Уильям Пратт.

@темы: ФБ, Моя трава, BtVS, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств

---

"We Will Rock You" - мини с ЗФБ-2014 (Уидонверс, 2 левел)

Название: We Will Rock You
Канон: Баффи – Истребительница вампиров
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: мини, 1109 слов
Пейринг/Персонажи:

Потрошитель

Джайлз, Спайк
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: про давнее знакомство
Примечание: преканон; своего рода приквел к макси «На поводке»
Размещение: запрещено без разрешения автора

Потрошитель точно знал, чего он хочет. И это определённо было не место в Совете Наблюдателей, как пророчил его папаша.
Провидец хренов.
Расписал его будущее на пару столетий вперёд… ах, извините, сынок не проживёт так долго? Ну, тогда это достойное дело завершат его внуки.
Да пошёл он!
Окинув взглядом заброшенный дом, лишь немного облагороженный его бандой – ну, им тут долго не жить, – Потрошитель свистнул Итану и кивнул в сторону выхода. Недавно он наткнулся на логово вампиров и подумывал предложить им присоединиться. Он их не боялся. В случае чего его магии хватило бы, чтобы удержать кровососов от необдуманных поступков.
– Будет дело? – ощерился Итан, когда они вышли из затхлого помещения под полуденное солнце.
– Будет большое дело, – заверил его Потрошитель и щёлкнул серебряной зажигалкой.
Однако когда они добрались до места, оказалось, что там кто-то уже побывал до них – оставив от вампиров лишь кучки пепла, рассеянные тут и там.
– Вот же дерьмо! – с сожалением ругнулся Потрошитель, выуживая из полупустой пачки очередную сигарету. – Я их месяц выслеживал.
– Кого-то ищете, мальчики? – донёсся до них томный голос, и в сумраке проступил женский силуэт.
– Не торопись, Дру, может, у них к нам деловое предложение, – раздался сзади насмешливый баритон, и Потрошитель резко развернулся, рефлекторно направив в правую ладонь сгусток энергии, вспыхнувший ярким пламенем. – О, да это у нас маги… Любопытно.
Тени соткались в мужскую фигуру, облачённую в нечто, похожее на плащ.
Потрошитель понял – сейчас или никогда.
– Я – маг. Он, – Потрошитель кивнул на Итана, – тоже. У нас есть банда, и мы хотим малость расшатать этот мир. Хотите присоединиться?
Парочка вампиров встретилась – прямо перед ними – и слилась в долгом поцелуе. Наконец мужчина прервался.
– Что скажешь, Дру? У нас ведь нет никаких неотложных дел в ближайшее время?
– Мы славно повеселимся, – отозвалась женщина.
– Отлично. – Мужчина сделал шаг, позволяя рассеянному свету проявить его черты. – Я – Спайк.
– Я о тебе слышал, – Потрошитель усмехнулся. – Мы определённо повеселимся.

Спайк оказался славным малым: как и сам Потрошитель, он никогда не отказывался от хорошей драки, следовал принципу «вижу – хочу – беру», предпочитал ту же марку сигарет и пил всё, что горит. Но самое главное – Спайк не смотрел на Потрошителя свысока, особенно после пары эпизодов, когда только благодаря его магии им удалось унести свои задницы в целости и сохранности. Можно было сказать, что Потрошитель выиграл свой счастливый билет в мир тьмы. Спайка хорошо знали в демонических кругах, особенно после того, как он прикончил свою вторую Истребительницу, и он оказался отличным пропуском в такие места, о которых Потрошитель прежде и не мечтал.
Только Итан не переставал ныть, что этот парень подставит их при первой же возможности. За милю было видно, что он ревнует.
И всё же Потрошитель почувствовал себя куда более уверенно после того, как отвёл от особняка, где пряталась Друзилла – немеркнущая любовь Спайка, – команду охотников. В знак признательности Спайк даже подарил Потрошителю старинные карманные часы.
– Их прежний владелец был кретином, но я думаю, они заслуживают хорошего хозяина, – сказал он с ухмылкой, вручая подарок.
Потрошитель в ответ отдал ему любимую зажигалку.
Влияние их банды ширилось, а из-за Спайка мало кто осмеливался бросить им вызов.
Когда к их мнению стали прислушиваться негласные хозяева Лондона, Потрошитель подумал, что теперь его папаше придётся как следует потрудиться, чтобы восстановить своё доброе имя. И что прозвище «Потрошитель» отныне прочно прописалось в архивах Совета.
Мир начал раскачиваться.
– Не хочу жить по правилам, – признался как-то ночью Потрошитель, когда они со Спайком валялись на крыше новой базы – на сей раз более обжитой и закрытой защитными заклинаниями от всяких нежеланных гостей – и делили на двоих бутылку виски. – Это так скучно. Вариться в общем котле, не осмеливаясь даже приблизиться к грани…
– Да. Скука, – согласился Спайк, передавая ему бутылку. – Когда я был человеком, меня тоже это злило. Но ещё большая глупость, что мой Грандсир пытался навязать мне какие-то вампирские правила.
– Какая чушь! – расхохотался Потрошитель. – В чём тогда смысл быть вампиром?
Спайк фыркнул:
– Я сказал ему то же самое. Он прожил на сто с лишним лет больше, чем я, но так и не уяснил, что самое главное – свобода.
– За свободу! – Потрошитель отхлебнул из горлышка.
– За кровь, которая ведёт нас по жизни!
Спайк прикончил бутылку и отправил её в полёт с крыши. Стекло звонко разбилось о фундамент. Потрошитель откинулся на локти и посмотрел в небо, где сквозь паутину смога проглядывали редкие звёзды.
– А ты никогда не думал о том, чтобы стать вампиром? – вдруг спросил его Спайк.
– А ты никогда не думал о том, чтобы стать тёмным магом? – в тон ему ответил Потрошитель.
И оба расхохотались.
Пожалуй, если бы Потрошителя попросили дать определение слову «дружба», он бы прилепил к нему эту картинку.

Всё рухнуло, когда Итан навёл на них одного из лордов-демонов.
Когда на них напали, они со Спайком сидели в полуподвальном баре в одном из отдалённых районов Ист-Энда. Огненный шар накрыл несколько кварталов, но по счастью из бара открывался ход в канализацию.
Спайк матерился, таща на себе Потрошителя, из последних сил поддерживавшего щит, не позволявший адскому пламени обрушиться на их головы. А потом они проползли через разбитую решётку и упали на покрытую битым стеклом траву посреди какого-то пустыря. Позади, из пекла, доносились дикие крики горящих заживо людей.
– Мы должны помочь им, – вскинулся Потрошитель – и тут же со стоном упал. Дико кружилась голова.
– Чёрта с два, – отозвался Спайк. – Плевать мне на этих людей.
– Но ты же присоединился к моей банде…
Спайк развернулся к нему. В переменчивом свете пожара казалось, будто в его зрачках полыхает такое же пламя.
– Я присоединился к тебе. Потому что увидел почти-себя. Мы с тобой так похожи. Я думал, это будет весело… Я думал, мы действительно расшатаем этот мир. А ты продолжаешь играть по правилам, что бы ты там себе не думал. К чёрту смертных, одни приходят, другие уходят. Ты выше всей этой сентиментальной чуши. Идём со мной, отомстим, надерём задницу местным шишкам и сами станем всем тут заправлять. Всё просто.
Потрошитель представил себе будущее, залитое кровью. Почему-то именно сейчас, когда смерть подошла совсем близко, но собрала свою жатву не с него, ему ярко вспомнились слова отца:
«Можно прославиться, как Гитлер, и закончить с дыркой в голове. Можно прославиться, как Корчак, и закончить в газовой камере. Разница лишь в том, каким тебя запомнят».
Прежде Потрошитель никогда не воспринимал всерьёз метафору «кровь невинных на руках». Теперь на него медленно падал их пепел.
Если расшатать этот мир – он опрокинется или упадёт тебе на голову?
– Мир... расшатать… вот это чушь, – хрипло ответил Потрошитель. – Мы всего лишь паразиты, и он нам не по зубам. Я не пойду с тобой.
И Спайк исчез.
Месяц спустя Руперт Джайлз стоял на мосту, раскачивая в руке старинные часы. Он рассказал Совету всё, что успел узнать про Спайка, Уильяма Кровавого, добавив не одну страницу в архивы.
Пепел по-прежнему лежал на его плечах.
Мир по-прежнему стоял.
Спайк хозяйничал где-то в Штатах.
Руперт размахнулся и бросил часы в воду.
Время нельзя было отмотать назад – но можно было сделать так, чтобы оно не повторилось.

@темы: ФБ, Моя трава, BtVS, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств

---

"Домик в Эльзасе" - мини с ФБ-2013 (Inception, 2 левел)

Название: Домик в Эльзасе
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: 2681 слова
Пейринг/Персонажи: Артур/Ариадна
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: история всегда повторяется.
Примечание/Предупреждения: нет

Их называли «удачным творческим тандемом». Сам Артур предпочитал думать, что они просто хорошая пара.
Вспоминая, как они из категории «коллеги по работе», а если говорить честно – подельники, перешли в разряд сперва случайных любовников, а потом и постоянных, Артур удивлялся, как они вообще умудрились сойтись.
Сразу по приземлении в Нью-Йорке Имс предложил ему и Ариадне завалиться в какой-нибудь клуб и отметить успешное, несмотря ни на что, завершение дела. Заодно и обмоем боевое крещение нашей дебютантки, смеялся Имс. Почему он предложил это именно им? Ну, наверное, потому что все остальные не согласились бы. Сайто был птицей слишком высокого полета, Дом торопился воссоединиться с детьми, а Юсуф не собирался задерживаться в Америке, намереваясь отоспаться в гостинице при аэропорту, а наутро взять билет до родной Момбасы. На самом деле, Артур и Имс частенько устраивали такие «отмечания», но как Имс догадался пригласить на суровую мужскую попойку неопытную студентку… Артур объяснял это временным помутнением разума.
Итог вечера был вполне предсказуем, хотя Ариадна удивила их обоих – она пила немногим меньше их и практически не пьянела. Когда Имс прямо спросил ее об этом, Ариадна засмеялась:
– Разве ты не слышал байки о французах и их отношениях с алкоголем?
В общем, набрались они тогда знатно и, кажется, даже устроили на танцполе какое-то феерическое шоу. Потом Имс, как обычно, подцепил двух симпатичных девушек, явно собираясь с пользой провести остаток ночи, а Ариадна пошла ловить такси до отеля.
Артур решил проявить себя хоть немного джентльменом и вызвался проводить ее. Вот тогда-то и случился их первый – нет, второй, поправлял себя Артур, первый был во сне, – поцелуй. И, выходя из машины, Ариадна сама предложила ему подняться к ней в номер. Все произошло само собой, и наутро Артуру отчего-то было стыдно, словно он заделался растлителем малолетних.
Ариадна его точку зрения не разделяла.
А потом… Артур и сам не понял, как привязался к этой девочке. К ее самоуверенности и нахальству, к милой, какой-то домашней улыбке, ко всем ее платкам, шарфикам и куче самодельных браслетов на тонких запястьях.
В Париж они вернулись вместе.

Оказалось, Ариадну совсем не смутило, что ее первый опыт в дримшеринге был таким… нестандартным. «Это же все из-за Кобба», – сказала она и улыбнулась.
Они начали работать вместе.
Ариадна действительно была прекрасным архитектором, а полет ее фантазии – поистине безграничным. Она делала лишь первые шаги на этом поприще, но по сравнению с ее проектами даже самые удачные работы Кобба смотрелись плоско и невыразительно. Потрясающее внимание к деталям, думал Артур, шагая по мостовой придуманного ею города. Ариадна еще ни разу не прокололась – ее макеты были удобны для извлекателей и реальны для объектов.
А еще Артур замечал, что, увлекаясь новым делом, Ариадна становилась будто бы живее и ярче, словно фонтанирующая из нее творческая энергия была волшебством. И превращала обычную милую девушку в мага. Демиурга. В такие моменты Артур почти боялся ее. И влюблялся еще сильнее.
Иногда он думал, что где-то уже видел все это.

Первые ростки тревоги появились в сердце Артура, когда Ариадна начала спускаться в сон без повода. То есть формально-то повод был. «Я хочу проверить этот переход – я хочу убедиться в надежности моста – я сомневаюсь в главной локации», – говорила она. И подключалась. Артур пытался переломить это, вытаскивал на прогулки, просил показать достопримечательности, словно никогда раньше не бывал в Париже… Бесполезно. Проекты Ариадны становились все безупречней и… безумней, а сама она – все одержимей.
Последней каплей стал ее собственный день рождения, в разгар празднования которого Ариадна вдруг вскинулась, будто вспомнив что-то, и, не извинившись, убежала прямо из-за стола. Ее немногочисленные друзья вопросительно посмотрели на Артура, ожидая объяснений, а он…
Он понял, кого ему напоминает Ариадна.
Мол.

Мол была так увлечена исследованиями отца, что увлекла Доминика, их общего с Артуром друга. А Доминик увлекся Мол и готов был поддерживать ее самые смелые начинания. Все было таким новым, таким поразительным. Они верили, что открывают новый мир, что не за горами новая эра человечества, новое направление в науке, физике, медицине…
И все кончилось ее смертью.

Артур не хотел видеть, как история повторяется, только с другими героями. И особенно не хотел, чтобы этими героями становились он и Ариадна.
– Давай уедем куда-нибудь, – предложил он тем вечером, когда гости разошлись. – Отдохнем, развеемся. Ты совсем нигде не бываешь.
– Можно, – подумав немного, согласилась Ариадна. – А ты расскажешь мне, как ты обычно провозишь ПЭСИВ через таможню?
Артур покачал головой:
– Никаких ПЭСИВов, никакого дримшеринга – только ты и я. Поедем на острова, на Бали, например. Представь: закат, теплое море, белый песок… Неужели не вдохновляет? – Он притянул Ариадну к себе, обнял покрепче и закачал. – Смотри, это прибой. Чшшшш… А вот свежие фрукты. – Артур высвободил одну руку и взял с тарелки персик. – Мы будем есть фрукты, и рыбу, и мидий – и пить вино прямо из бутылки. И нырять на рифе. А еще можно снять яхту и уйти далеко в океан, и там не будет совсем никого…
– Ты умеешь управлять яхтой? – слабо удивилась Ариадна, усыпленная мерным покачиванием.
– Умею, – усмехнулся Артур ей в волосы.
– Как ты красиво все расписал. Артур, почему ты сам не пошел в архитекторы? – внезапно спросила Ариадна.
– Это долгая история, – после паузы ответил Артур. – И не самая подходящая в качестве сказки на ночь.
– Все равно расскажи, – Ариадна упрямо надула губы.
– Ну… однажды я просто понял, что быть координатором у меня получается лучше, чем архитектором.
Артур умолк, мысленно продолжая: «А еще я уступил эту роль Доминику, когда понял, что Мол хочет работать с ним. И до сих пор не могу себе этого простить»…
Когда он вынырнул из воспоминаний, Ариадна уже крепко спала, и он отнес ее на кровать, раздел и укутал одеялом, а сам улегся рядом, поверх одеяла, сняв только ботинки, и до утра смотрел на темноволосый затылок, гадая, какие видения приходят к Ариадне, когда она спит по-настоящему.
Сам Артур давно уже не видел снов.

Утром его разбудил поцелуй.
– Артур, я придумала, куда мы поедем, – сообщила сияющая Ариадна, едва он успел открыть глаза.
– Ммм… – пробормотал он, стряхивая остатки дремы.
– В детстве я часто ездила летом к бабушке, в Эльзас. Там у нее был свой дом, и она завещала его мне. Поедем, а? Я сто лет там не была, не видела друзей…
– Можно и в Эльзас, – покладисто согласился Артур.

В Эльзасе было тепло, солнечно и удивительно тихо – после шумной столицы. Домик бабушки оказался, конечно, запущенным и пыльным, но Ариадна радовалась, как ребенок. Так оно и есть, думал Артур, обметая паутину с углов, это возвращение в детство. Наверное, это даже лучше, чем Бали.
Ариадна познакомила его с Николь, своей давней подругой, и девушки куда-то ушли, оставляя Артура разбираться со старым домом. К счастью, бабушка, видимо, была женщиной аккуратной, и после ее смерти ничего не трогали, лишь завесили мебель чехлами. Артур привел в порядок кухню и спальню на втором этаже, решив, что этого достаточно на первое время – а потом они вместе с Ариадной вычистят весь дом.
Ариадна вернулась довольная, с блеском в глазах, на ее руке покачивалась накрытая белоснежной салфеткой корзина. Из-под салфетки выпирало горлышко внушительной бутыли.
– Это сидр, – пояснила Ариадна, взгромождая добычу на стол. – Я встретила по дороге тетю Ивонн, она так обрадовалась, сразу потащила меня домой, накормила и дала еды с собой. А когда услышала, что я приехала не одна, еще и добавила, – и Ариадна прыснула. – Думаю, она представила себе какого-нибудь дикого викинга, который сожрет меня вместе с косточками, если я не умилостивлю его богатым подношением. Слушай, – вдруг спохватилась она, – а ведь ты наверняка проголодался за уборкой. Какая же я эгоистка – бросила тебя тут одного и совсем не помогла!
– Ничего страшного, – Артур снял салфетку и принялся доставать еду: жареную курицу, овощи, мягчайший домашний хлеб, – это ведь твой город – конечно, тебе хотелось все обойти. И не волнуйся, на твою долю здесь еще достаточно грязи.
Ариадна счастливо рассмеялась.
В эту ночь Артур впервые за долгое время увидел сон. Их с Ариадной будущее: в нем они были уже женаты, у них были дети (отчего-то похожие на Филиппу и Джеймса), все они жили в этом мирном провинциальном доме, и Артуру не хотелось возвращаться. Не хотелось шататься по миру, не хотелось больше никаких разделенных сновидений, работы, граничащей с преступлением, и связанной с этим опасности. Он больше не хотел того будущего – ни для себя, ни для Ариадны. Он хотел это будущее.

Ариадна водила его по своим любимым местам, показала ореховую рощу на холме и старый каменный мост через реку. Глядя на обточенные временем, заросшие мхом камни, Артур вспомнил, что видел этот мост в одном из ее проектов, и невольно улыбнулся. Ариадна сумела воспроизвести его с потрясающей точностью. Все-таки она была отличным архитектором, жаль было зарывать такой талант в землю. Но иного выхода Артур не видел. Так будет лучше для самой Ариадны, осталось лишь подвести ее к этому решению. Да, она должна решить сама.
А уж он постарается, чтобы Ариадна не пожалела о сделанном выборе.

Каждый день был похож на предыдущий: они просыпались и долго валялись в постели, наслаждаясь льющимися в окно солнечными лучами, потом лениво завтракали и шли гулять. Иногда купались в холодной и удивительно чистой речке. Потом перекусывали в маленьком кафе и шли домой, где Артур возился в таком же запущенном, как и дом, саду, пытаясь возродить его к жизни, а Ариадна разбиралась на чердаке. Ближе к вечеру Артур принимался готовить ужин (кулинария не была сильной стороной Ариадны, так что по негласному соглашению на кухне заведовал он), а Ариадна уходила встречаться с друзьями.
В один из таких вечеров Артур управился с ужином гораздо раньше, чем планировал, и подумывал о том, как скоротать время до возвращения Ариадны. Он вышел на крыльцо – и увидел неподалеку Николь.
– Эй! – слегка удивленно окликнул Артур: он был уверен, что Ариадна сейчас у нее – по крайней мере, она так ему сказала.
– Привет! – Николь махнула ему рукой, явно собираясь пройти мимо, но Артур сбежал со ступеней и остановился прямо перед ней.
– Привет. Где ты потеряла Ариадну? – с веселым недоумением спросил он.
Николь широко раскрыла глаза.
– Ариадну? Да я ее не видела с первого дня. Ты же сам ее и не отпускаешь.
– Что? – Артуру почудилось, что вечер стал заметно темнее. – Что ты сказала?
– Я ей звонила, приглашала потусить со старыми друзьями, а она отказалась, потому что ты ее не отпускаешь, – пояснила Николь. На ее лице вдруг проступило понимание. – Ооо…
Но Артур уже не слушал. Он развернулся и бросился обратно в дом, через весь дом, на кухню и дальше – через заднюю дверь в сад, через калитку в поле, где возвышался амбар – такой же каменный и старый, как и мост.
Замерев перед закрытой дверью, Артур уже знал, что там увидит. Для этого вовсе не обязательно было быть провидцем, и даже подглядывать в широкие щели между досками было необязательно. На какой-то миг Артур захотел поверить, что ошибается, что Ариадна просто встретила какую-нибудь старую любовь и кувыркается с ней на сене. Черт, он бы обрадовался, если бы это было так! Если бы Ариадна изменила ему.
Если бы изменила с живым человеком, горько усмехнулся Артур.
И резким толчком распахнул дверь.

Ариадна лежала на старом одеяле, а рядом стоял серебристый чемоданчик, и по трубке от прибора к ее запястью бежала прозрачная жидкость. Артур остановился, навис над ней, с какой-то холодной отстраненностью думая, что же он будет сейчас делать? Притворится, что ничего не произошло? Устроит скандал? Свяжет Ариадну и увезет в какую-нибудь тихую лечебницу, спустится к ней в сон, пустит себе пулю в лоб – что? В мозгу будто перещелкивались костяшки старинных счетов, сводился дебет с кредитом – какое решение будет правильным? Как ему избежать повторения истории?
Артур наклонился и резко выдернул иглу.
Он выбрал скандал.

За всю дорогу до Парижа они не проронили ни слова. Надежно запертый ПЭСИВ покоился в багажнике, а Ариадна задумчиво потирала образовавшийся на запястье синяк. Артур смотрел на дорогу и старался ни о чем не думать.
В Париже Ариадна заговорила первой. Она извинялась, убеждала его, что это больше не повторится, она демонстративно отказалась от нескольких заказов – два из которых сулили немалую выгоду. Ариадна купила билеты в театр, а после потащила Артура на Эйфелеву башню, откуда показывала на разные здания и рассказывала их историю. Туристы, которые их окружали, были в полнейшем восторге.
Артур поверил ей.
Но спрятал ПЭСИВ в банковскую ячейку.
И стер из ее телефона все контакты.
И из своего.
А еще ему больше не снился Эльзас.

Прошел месяц. Ариадна не заикалась о дримшеринге, макеты пылились на рабочем столе. Зато у нее появилась привычка вертеть в руках шахматного слона.
В тот вечер они сидели в гостиной: Артур читал, Ариадна смотрела какой-то фильм на французском. Он не сразу понял, что телевизор замолчал.
– Артур, – позвала Ариадна.
Он посмотрел на нее – она сидела, опустив глаза, и постукивала слоном о ладонь. Артур поймал себя на том, что эта привычка его раздражает.
– Да, – отозвался он.
– Я… мне нужно побыть одной, – медленно выговорила Ариадна. – Можно?
– Мне уйти? – спросил Артур.
– Нет, – Ариадна подняла глаза. – Я хочу уехать.
– В Эльзас? – Артур не смог сдержать сарказма.
Ариадна покраснела.
– Ну зачем ты так?
– Извини.
Артур поднялся из кресла, подошел к ней и присел на корточки. Ариадна немедленно спрятала тотем, и это почему-то неприятно укололо Артура, хотя она все сделала правильно.
– Я тебя чем-то обидел? – он взял ее ладони в свои, низко склонился и подышал на них, согревая. Ладони Ариадны были ледяными и пахли металлом.
– Нет, конечно, нет. Дело во мне. Я хочу разобраться в себе. А потом, если хочешь, можем уехать в Эльзас. Насовсем.
Это звучало хорошо, просто здорово, но Артуру их диалог напоминал какую-то дешевую банальную мелодраму из серии «а через пару дней она позвонила ему и сказала, что все кончено, потому что она любит другого». И он с трудом заставил себя сказать то, что она ожидала услышать:
– Да, поезжай. Думаю, нам обоим это пойдет на пользу.

Возвращение Ариадны затягивалось, и Артур ощутил смутное беспокойство. Она не звонила, не писала, она не сообщила, куда поедет.
Когда раздался телефонный звонок, он так сильно нажал на кнопку, что та вдавилась и застряла.
– Добрый день, Артур. Или что там у вас, вечер? – Юсуф. Ему позвонил Юсуф.
Тревога забила в голове острыми молоточками.
– Вечер, – сухо ответил Артур. – У тебя ко мне какое-то дело?
– Да как тебе сказать… – Юсуф словно не заметил небрежности его тона, – у меня тут твоя девочка, Ариадна. Я слышал, что вы вместе. Это правда?
– Что с ней? – волнение все-таки прорвалось сквозь маску спокойствия.
– Уже месяц ко мне ходит, каждый день, как на работу. По восемь часов проводит во сне.
– Какого хрена ты не позвонил раньше?! – не сдержался Артур.
– А с какой стати? – резонно поинтересовался Юсуф. – Она исправно платит, в долг не просит, а я ей не нянька. Правда, в последнее время она сильно похудела и осунулась. Бледная такая. А мне совсем не нужно, чтобы она умерла в моем салоне. У нас приличное место… Хочешь, я попрошу Имса захватить ее – он как раз собирается в ваши края? – Юсуф явно наслаждался собой и ситуацией.
– Не надо, – очень ровно ответил Артур. – Я приеду.
Он аккуратно отколупнул залипшую кнопку, повертел телефон – и с размаху швырнул в стену.

В самолете Артур уснул.
Он видел то, что когда-то рассказывал ему Доминик: разгромленный номер в отеле, колышущиеся занавески в открытом окне… Только вместо Мол на противоположном карнизе сидела Ариадна. Артур молча смотрел на нее, потому что заранее знал – слова не помогут. Как не помогли они Коббу. Ариадна покачала ногой, сбрасывая туфельку…
– Мы подлетаем, – с дежурной вежливостью сообщила разбудившая Артура стюардесса.
Притон Юсуфа он нашел быстро.
Толстяк лично проводил его вниз, туда, где в полумраке подвала с низким потолком рядами стояли кушетки. И на каждом лежал человек, спустившийся сюда за билетом в личный рай. Артур подумал, что так выглядят опиумные притоны, не хватает лишь дыма и юрких китайцев.
Ариадна лежала в углу – «заботливый» Юсуф отгородил ее ширмой. Она была бледна, как смерть, глаза запавшие, одежда казалась слишком большой для нее. Она будто истаяла, превратившись в собственную тень.
– Ну, я вас оставляю, – скороговоркой пробормотал Юсуф и сделал знак сидевшему возле лестницы старику. Тот кивнул и снова задремал.
А Артур смотрел вниз, на Ариадну, вспоминал свой сон про Эльзас и понимал, что ничего этого уже не будет. Что он не может и не хочет бороться, что все будет бесполезно, и они закончат так же, как Доминик и Мол. Может, это будет не отель – скорее всего, это будет не отель. Это будет старый амбар, который Ариадна зальет бензином и подожжет вместе с собой.
Артур представил себе это так ярко, что его опалило жаром.
Он понял, что прямо сейчас, в этот миг, отказывается от Ариадны.
И что его любовь умерла там, перед закрытыми дверями амбара.

Выйдя на улицу и сощурившись от яркого африканского солнца, Артур достал новенький телефон и набрал знакомый номер.
– Привет, Имс, это Артур. Не сомневаюсь, что ты меня узнал. Скажи, у тебя случайно нет на примете подходящего для меня дела?

@темы: ФБ, Inception, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, Увлечения

---

"Доппельгангер" - мини с ФБ-2013 (Inception, 2 левел)

Название: Доппельгангер
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: 1717 слов
Пейринг/Персонажи: Имс, ОЖП, ОМП
Категория: джен
Жанр: ангст, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: во время очередной поездки он видит в толпе самого себя, потрясенно моргает – и видение растворяется.
Примечание/Предупреждения: нет

Темная витрина ловит отражения проезжающих автомобилей и ярко-желтый слепящий свет фонарей. Имс стоит перед ней на тротуаре, поправляя шарф. Поздний вечер, почти ночь, и кажется, будто Имса нет – только светло-песочное кашемировое пальто парит над асфальтом.
Имсу вдруг чудится, что за его плечом кто-то стоит: он резко оборачивается. Улица пустынна, не считая бездомного пса, шумно роющегося в урне. Имс пожимает плечами и сваливает все на темноту и зябкую изморось.
Но на долю секунды – ровно за миг до того, как он отходит от витрины, – ему кажется, что его отражение двоится.

Имс много работает. Денег достаточно, они не лежат мертвым грузом, а крутятся в финансовых жерновах, выдавая ежемесячно свой «мешочек с мукой» в виде дивидендов, но Имс все оттачивает мастерство перевоплощения. Ему кажется, что он делает недостаточно убедительные копии. Поэтому он требует от координаторов подробнейшие досье, над которыми сидит ночами. Он без конца пересматривает записи с камер слежения, чтобы запомнить мельчайший жест. Он целыми днями крутится возле объекта, недостаточно долго, чтобы тот начал что-то подозревать, но вполне довольно, чтобы перенять его привычки.
Имс работает с несколькими командами, и они ценят его так высоко, что каждая старается переманить к себе насовсем. Но ему это не нужно – ведь тогда исчезнет разнообразие, и он, в отсутствие практики, может потерять что-то важное, что-то, делающее его профессионалом. Имс мало спит и много ездит по Европе, почти не бывая дома.
Во время очередной поездки он видит в толпе самого себя, потрясенно моргает – и видение растворяется. Это обычный мужчина, совсем на него не похожий, разве что рост и комплекция совпадают. Дурацкий выверт психики, думает Имс, профдеформация.

Неделю спустя Имс ловит себя на том, что покупает сигареты, хотя последний раз курил во времена студенчества. Растерянно убирает в карман пачку и сдачу – и вспоминает, что его последний объект тоже курит. Именно эту марку. Выйдя из магазина, Имс отдает сигареты развалившемуся на лавочке бродяге.
Имс начинает внимательнее следить за собой, контролировать свои действия и понимает, что весь будто соткан из привычек других людей. Он поворачивает запястье, чтобы посмотреть на часы, совсем как брат нечистого на руку бизнесмена, партнеры которого хотели прижать его к ногтю. Он завязывает галстук таким же узлом, как муж истеричной дамочки, любовник которой хотел узнать пароль от ее сейфа с драгоценностями. Он даже может сыграть на пианино несколько пьес, хотя никогда этому не учился – зато училась девушка наследника одной богатой семьи, глава которой хотел убедиться в том, что делает правильный выбор, составляя завещание.
Имс пытается вспомнить, какие же привычки были у него до того, как он стал имитатором. И старается свести к минимуму заказы, в которых требуется этот его талант.

После очередного дела не проходит и недели, а Имс ловит себя на том, что не узнает собственное отражение в зеркале. И ему не нравится это серый унылый мужчина с мешками под глазами. Зато двойники среди прохожих попадаются чуть ли не каждый день. Имс списывает все на усталость и покупает витамины и подушку, наполненную гречневой крупой.
В последнее время Имс стал плохо спать.

Имсу совсем не хочется выходить на улицу, но он заставляет себя. Сейчас середина зимы, магазины украсились к Рождеству, а на улицах полно вечно спешащего народу. Все мечутся по распродажам, выискивая подарки, куда-то торопятся, укрывшись за шапками и поднятыми воротниками, и Имс расслабляется. Зима – прекраснейшее время года, решает он, потому что не видно лиц. Имса несет толпа, и он решает свернуть с главной улицы, чтобы избежать толчеи – время подползает к семи вечера, и все торопятся домой.
Один из таких торопыг чувствительно пихает Имса в плечо и, скороговоркой извинившись, исчезает в раззявленной пасти подземки. Имс чертыхается про себя, потирает ушиб – и замирает, озаренный внезапным пониманием. Он знает этот голос. Знает, потому что слышал его в записи, и пусть техника искажает тембр, но свой – свой – голос Имс ни с чем не может спутать. Имс стоит столбом, и толпа обтекает его, подобно реке.
Имс привычно нащупывает в кармане пальто фишку и немного успокаивается.

Рождество – самое время, чтобы позвонить родным. Имс набирает номер и ждет. Трубку снимают после третьего гудка.
– Здравствуй, мама, – говорит Имс.
– Сынок, как хорошо, что ты позвонил! – Имс слышит в голосе матери радость и корит себя за то, что целую вечность не навещал родителей. – Как раз сегодня тебя вспоминала.
– Правда? Это тетя Агнесс опять перемывала мне кости?
Имс готовится выслушать лавину последний новостей и сплетен обо всех родственниках, некоторых из которых он видел один раз в жизни, а других предпочел бы не видеть вообще.
– Нет, – смеется мама, – я сегодня ездила в супермаркет. Оказывается, у нас кончились свечи, а еще Томас – ты бы видел, каким он стал толстым – опрокинул елку и разбил несколько шаров…
– Что случилось в супермаркете? – напоминает Имс, прерывая этот словесный поток. Иначе мама не успокоится, пока не расскажет ему про старого ленивого кота, про отца, который уже пятый год обещает починить книжную полку…
– Я видела тебя, – говорит мама.
Имс косится на свое отражение в гладком лезвии столового ножа и думает, что так, должно быть, выглядят серийные убийцы. Или герои древнегреческих трагедий. А еще в полной мере понимает смысл фразы «застыть, как соляной столп».
– В каком смысле? – тихо спрашивает Имс.
– Ну… не тебя, конечно, – мама снова смеется. Она так рада, что я позвонил, повторяет про себя Имс, так рада, что болтает всякие глупости. – Я завернула в отдел с консервами, потому что вспомнила, что каперсы испортились, и вдруг увидела тебя. Точнее, подумала, что это ты – со спины. Очень удивилась и окликнула…
– И?.. – Имс невольно подается вперед, точно мама может его видеть.
От этого движения опрокидывается бокал, и по белоснежной скатерти разливается густое красное вино. Имсу плевать. Он ждет ответа.
– И ничего. Это оказался не ты, само собой, – в голосе матери слышится укор, – совершенно незнакомый мне человек, просто немного похож с затылка. Я извинилась и покатила тележку дальше. Это все из-за того, что ты нас совсем забыл. Хоть бы приехал разок, навестил родителей…
– Да. Да, конечно. Извини, мама. Приеду на твой день рождения, обещаю. – Имс криво улыбается. – С Рождеством.
– С Рождеством.
Имс вешает трубку и начинает аккуратно убирать со стола тарелки и приборы, сгребает испорченную скатерть и относит в мусорное ведро. Снова наполняет бокал и подходит к зеркалу.
– С Рождеством, – повторяет он и чокается со своим отражением.
Бокал мелодично звенит. Имс пьет, подливает еще вина и думает, что, наверное, надо больше отдыхать.
Отражение пьет вместе с ним.

Это было правильное решение – хорошенько отдохнуть, размышляет Имс по пути из аэропорта. И горнолыжный курорт – тоже удачный выбор. Удивительно, что ему удалось забронировать номер в отеле, учитывая сезон. Возможно, просто не нашлось других желающих вселиться в самый дорогой люкс. Отель, вопреки ожиданиям, на удивление малолюден, и Имс успокаивается окончательно. Мало людей – меньше вероятность снова столкнуться с самим собой… или как это еще назвать?
Он ужинает в ресторане, потом идет в клуб – здесь же, в отеле, – и усталый возвращается в номер. Поначалу у Имса мелькала мысль подцепить кого-нибудь для необременительного романа, но… не захотелось. Он вешает пиджак на зеркало в прихожей и набрасывает покрывало на зеркальную дверцу шкафа. Так надежнее. Упав в кровать, Имс почти сразу же засыпает и не видит, как покрывало медленно сползает вниз.
Его двойник не спит.

Две недели пролетают почти незаметно. Вечером накануне отъезда Имс решает никуда не ходить, а посидеть в номере. Он долго валяется на диване и щелкает каналы, потягивая ледяной тоник. Потом вспоминает, что еще не принимал душ после прогулки, идет в ванную. Снимает тонкий свитер и смотрит на себя в зеркало. Ничего не происходит. Имс отворачивается, чтобы повернуть краны в душе, регулирует напор воды… ванную начинает заволакивать паром. Имс снимает брюки, носки и белье. Краем глаза он замечает в зеркале какую-то странность и выпрямляется.
За его спиной стоит он сам.
Имс быстро оглядывается – никого.
– Это чья-то шутка? – громко спрашивает он, но голос звучит тускло, теряясь в клубах пара. – Оптическая иллюзия? Гипноз?
Двойник одет в любимый костюм Имса, серо-стальной в тончайшую полоску. Вот только тот костюм давно и безвозвратно погиб в одной не слишком приятной ситуации. Имс хочет достать тотем, но не может двинуться.
– Это не гипноз, – говорит двойник, – ты и сам знаешь, что гипноз на тебя никогда не действовал.
– Тогда что ты такое? – кричит Имс – вернее, думает, что кричит, но с его губ не слетает ни слова. Он будто парализован.
– Ты что-нибудь слышал о доппельгангерах? – мягко улыбается двойник.
Имс пытается кивнуть. «Что-нибудь» он слышал.
– Ты слишком долго и слишком часто примерял на себя личины других людей, слишком много впитал чужого… Однажды они заполнят тебя целиком, и ты растворишься в них.
– И ничего не останется? – мысленно спрашивает Имс.
– Почему же? – удивляется доппельгангер.
Он проводит рукой по спине Имса, вызывая волну мурашек. Имс вздрагивает: он отчаянно хочет сбросить эту руку, напрягает все мышцы, но безуспешно.
– Останусь только я.
Ладонь доппельгангера замирает – как раз напротив того места, где бешено колотится сердце, – и Имса пронзает холодом. Острым, болезненным, бесконечным.
Зеркало пустеет.
Всю ночь Имс сидит под хлесткими струями душа с закрытыми глазами, и кран с горячей водой вывернут до максимума.
Утром Имс звонит из аэропорта Майку, координатору одной из своих команд. Через три дня они должны были начать работу над очередным делом.
– Я уезжаю, – сообщает Имс. – Извини, но вам придется подыскать другого имитатора.
– Но… почему? Хочешь больше денег? – Имс понимает недоумение собеседника – прежде Имс никогда не отказывался от работы.
– Нет. Просто беру тайм-аут. Аванс я верну сегодня же.
Имса немного злят эти расспросы, в конце концов, он не обязан ничего объяснять.
– Что ж… Жаль, конечно. Надеюсь, доведется еще поработать, – говорит Майк после паузы. – Серьезно, я не знаю никого лучше тебя. У тебя настоящий талант.
– Спасибо, – искренне отвечает Имс, в глубине души мечтая выцарапать этот талант из себя, вырвать и растоптать.
– Куда направишься? – спрашивает Майк напоследок.
Имс смотрит на табло с ближайшими вылетами:
– Туда, где потеплее.

Имс уже четыре года живет в Момбасе и никак не может согреться.
Ему хватает денег, чтобы жить и развлекаться в свое удовольствие. Он сводит знакомство с Юсуфом и думает, что стоит проверить – вдруг тот, другой, наконец-то убрался.
Имс сталкивается с собой на главной улице африканского города и зарекается спускаться в сон.
Но возвращается снова и снова, будто испытывая себя и противника на прочность. Имс подолгу смотрит в зеркало, и ему начинает казаться, что его отражение становится бледнее.
В какой-то момент Имс вспоминает, что с детства любит красные яблоки.
А потом вспоминает, почему выбрал тотемом игральную фишку.
Когда приезжает Кобб, Имс сразу отказывается работать с ним. Но потом думает, что просто спускаться в сон, как он делает сейчас, недостаточно. Нужно испытание посерьезней. А Коббу нужен имитатор. Имс поможет ему и себе, докажет, что ничто не в силах лишить его самого себя – и пусть это будет последнее дело.
Доппельгангер в зеркале за барной стойкой улыбается.

@темы: ФБ, Inception, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, Увлечения

---

"Как в сказке" - драббл с ФБ-2013 (Inception, 5 левел)

Название: Как в сказке
Задание: кроссовер с  fandom Tales 2013
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: 343 слова
Пейринг/Персонажи: Ариадна, остальные упоминаются
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Какой ты сказочный персонаж?
Примечание/Предупреждения: нет

Очередной день этой безумной подготовки близился к завершению, и Ариадна позволила себе присесть. Кто-то мог бы сказать, что она и так проспала полдня, но искусственный сон только утомлял, не давая покоя ни мозгу, ни телу.
Девушка откинулась в кресле, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за остальными. Артур склонился над прибором, аккуратно сворачивая трубочки и укладывая по бокам. Почему-то он напомнил ей лепрекона, колдующего над горшком с золотом. Ариадна украдкой хихикнула: в действительности мало кого можно было бы найти, менее похожего на волшебного ирландского карлика. Ну… тогда пусть будет дракон. Дракон и его сокровище.
Спонтанно придуманная игра захватила Ариадну, и она поискала глазами Имса. Тот о чем-то переговаривался с Юсуфом – отсюда ничего не было слышно, но они, видимо, обсуждали какие-то детали плана. Кто же он? Белоснежка? А что, зеркало, зеркало на стене… Нет, не то. Вот. Мачеха Белоснежки. Кто на свете всех милее? Ну, милее или не милее – это спорный вопрос, а бюст у его имитации впечатляющий, даже завидно.
С Юсуфом все понятно, тут и гадать нечего. Джинн из лампы, выполнит три желания и подарит волшебное зелье. А там ты уже сам сможешь строить дворцы и разрушать города…
Кобб… Кобб устало склонился над какой-то схемой, его осунувшееся лицо не выражало ничего, кроме озабоченности. Иногда Ариадне было его остро жалко, хотя воспоминание о сумасшедшей суке, воткнувшей ей нож в живот, несколько притупляли это чувство. Хмм… С ним совсем сложно. Какой-нибудь принц, который должен совершить подвиг, чтобы воссоединиться с семьей. Но таких Ариадна в сказках не припоминала. К тому же, принцы обычно спасают принцесс, а Кобба самого бы кто-нибудь спас… И вдруг ее озарило. Рапунцель. Ну конечно! Ведьма заперла ее в башне и обрезала косы. И сама с этой башни рыбкой…
О себе Ариадна задумалась ненадолго. Необязательно ведь брать просто сказку, мифы тоже сгодятся. Так что тоже все понятно. Ариадна и есть. Клубок в руки, гугл-мапс в помощь, и доставит кого угодно куда угодно: дракона к рыцарю, мачеху к гномам, джинна к Сулейману ибн Дауду, а Рапунцель – к тренеру по альпинизму.
Ариадна вздохнула. Отличная компания подобралась, осталось спросить у Сайто, нет ли у него дочери и полцарства.

@темы: ФБ, Inception, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, Увлечения

---

С праздником!

@темы: Картинки, События

---

Решила вспомнить, что я все-таки фоннадко)))

Отрадно осознавать, что не одна я дрочу на светлый образ, бгг.

@темы: Моя трава, BtVS, Видео, Важнейшее из искусств, Песни

---

Потрясающе. Лаконично и емко.

18.04.2014 в 19:28

Пишет  Li Nata:

© Кот Басё

16.04.2014 в 17:07

Пишет  Hurry to like:

Даже если Бог достал тебя из глубин,
Если он тебя из тысячи выбирал,
Ты не знаешь смерти, если ты не любил.
И не знаешь жизни, если не умирал.

© Кот Басё

@темы: Стихи

---

"Выход на бис" - мини с ФБ-2013 (Призрак Оперы, 2 левел)

Название: Выход на бис Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve, Елена Размер: мини, 2449 слов Версия канона: фильм 2004 года Пейринг/Персонажи: Кристина Даае, Призрак Оперы, упоминаются мадам Жири, Рауль де Шаньи Категория: джен с намеком на гет Жанр: романс, приключения Рейтинг: G Краткое содержание: "Совсем недавно она молилась, чтобы он исчез, – и её молитвы были услышаны. Но она же не этого хотела… не так" Примечание/Предупреждения: технический обоснуй временами не учитывается в угоду художественному вымыслу. Разговор с Раулем не принёс Кристине желанного облегчения. Ей по-прежнему было страшно, и даже надежда на то, что сегодня всё закончится, что она сможет свободно вздохнуть, не могла перевесить тревогу за собственную судьбу и за жизни тех людей, которые этим вечером будут в театре. Рауль был так убедителен, так верил в себя, что его энтузиазм захватил Кристину на некоторое время. Ровно до тех пор, пока за Раулем не закрылась дверь часовни. Оставшись одна, Кристина несколько минут постояла, ощущая, как в груди снова сжимается ледяной комок, и упала на колени перед фреской с безмятежным ангелом. — Господи, если ты слышишь меня, — от волнения она позабыла слова традиционной молитвы и бормотала то, что тревожило её сердце, — прошу тебя, пусть всё будет хорошо. Пусть никто не пострадает. «Пусть Призрак уйдёт и не вернётся, пусть Рауль его не поймает, пусть он просто исчезнет», — продолжила Кристина про себя, даже в этом уединённом месте не решаясь произнести вслух свои потаённые чаяния. Она не хотела зла никому, даже Призраку, несмотря на все его злодеяния. Всё-таки он столько раз помогал ей, он пришёл на помощь, когда она была совсем одна, он облегчил боль от смерти отца… — Кристина… — донеслось из ниоткуда. Будто бы сами стены решили заговорить с ней. Девушка вздрогнула. Так раньше звал её Ангел. Но теперь она знала — то был Призрак. Боже, он пришёл сюда, в часовню! Она испуганно сжалась на полу, ожидая, что в любой момент откроется какая-нибудь потайная дверь, и Призрак заберёт её, не дожидаясь спектакля. Но ничего не произошло. Тогда Кристина неуверенно ответила: — А… Призрак? Ты здесь? — Здесь… — откликнулись стены. Тихо и печально. — Что… как… зачем ты пришёл? Что тебе нужно? — запинаясь, спросила Кристина. — Просто хотел услышать тебя. Ты ответила, и этого мне достаточно. Спасибо тебе и прощай. — Призрак? — снова позвала Кристина. И ничего. Он ушёл. Он ушёл? — удивилась Кристина. Не похоже на Призрака: явиться только для того, чтобы переброситься с ней парой слов? Это было подозрительно. Она ещё немного посидела на полу, потом встала, отряхнула юбки и вышла из часовни — чтобы окунуться в суету театра, который лихорадило накануне столь знаменательной премьеры. Но странное поведение Призрака не шло у Кристины из головы. Она ждала, когда же он проявит себя, опасливо поглядывая из-за кулис на заполняющую места публику, на вошедших следом жандармов — с ружьями, господи помилуй! — поднимая взгляд на Рауля, нервно барабанящего пальцами по бордюру ложи. Она весь первый акт ждала, что вот-вот — и Призрак выкинет какую-нибудь злую шутку в своём характере. К началу третьего акта Кристина напоминала себе падающий со стола бокал — ещё секунда — и рассыплется на сотни звонких осколков. Она опасалась, что от волнения не сможет петь, что у неё пропадёт голос, и она опозорится так же, как Карлотта в своё время, только без посторонней помощи. Но кончился третий акт, наступил финал, и публика начала хлопать — опера показалась зрителям необычной, но мастерство артистов и сюжет они оценили, — а Призрак никак не давал о себе знать. И в душе Кристины внезапно зародилось странное, необъяснимое ощущение. Словно случилось нечто ужасное. Она невольно вспомнила интонацию, с которой Призрак сказал своё «прощай». Будто и в самом деле прощался с ней — навсегда. Проигнорировав вызов на поклон, Кристина бросилась искать мадам Жири. К счастью, та стояла неподалёку, наблюдая за спектаклем — и за залом. — Вы знаете, где он? — спросила Кристина без обиняков. Мадам не нуждалась в объяснениях, о ком спрашивает её названная дочь. Но отвечать не торопилась. — Вы же понимаете, что он должен был прийти. Это его опера, и я исполняю главную партию. Остановить его могло лишь что-то по-настоящему серьёзное. Слово «смерть» не прозвучало, но почти осязаемо повисло в воздухе. — Я не проведу тебя к нему, — ответила наконец мадам Жири. — Если он не стал тревожить театр, то и мы не станем тревожить его. Всё к лучшему — теперь ты свободна, он отпустил тебя. — Прошу вас… — Кристина умоляюще сложила руки. — Так нельзя. Прошу вас. — Зачем тебе это? — мадам Жири, казалось, была по-настоящему удивлена. — Ты так хотела избавиться от его власти, а теперь сама жаждешь попасть в лапы зверю. — Не знаю, — честно призналась Кристина, — но не отступлю. Если вы не поможете мне, я сама найду путь. Я разобью зеркало в гримёрной. Мадам Жири вздохнула и посмотрела на неё с жалостью. — Хорошо, я проведу тебя, но только до того места, где была сама. Ты убедишься, что там опасно, и мы вернёмся. Ведущая в темноту и неизвестность винтовая лестница действительно пугала. Кристина приподняла повыше лампу и заглянула в колодец, образованный её витками. — Вот. Сама видишь, тебе там нечего делать, — мадам обвела рукой крутые ступеньки, — а теперь пойдём обратно. Рауль наверняка уже ищет тебя. — Спасибо вам, матушка, — со всей искренностью поблагодарила Кристина и, подобрав юбки, припустила по лестнице. — Стой! Куда ты? Глупая девчонка! — неслось ей вслед, но Кристина уже была далеко внизу. Перепрыгивая через две ступеньки и едва не теряя равновесие на поворотах, она в считанные минуты оказалась внизу. Здесь была круглая площадка и единственный проход в противоположной стене. Кристина помедлила, собираясь с духом, — и сделала шаг. Хотя она смутно помнила, как Призрак вёл её в свое жилище и отводил обратно, но это определённо была не та дорога. Там она тоже спускалась по лестнице, но не винтовой, потом был тоннель с высоким потолком, который заканчивался наполненным водой каналом. Здесь же были только бесконечные коридоры, переходящие один в другой, и если бы не лампа, Кристина давно уже повернула обратно. Впрочем, она и так колебалась, готовая признать свою затею неудачной и неразумной. Керосина в лампе оставалось совсем на донышке, когда Кристина прошла в очередную арку — и вздохнула от нахлынувшего облегчения. Это место было ей знакомо: кажется, именно тут стоял, дожидаясь, чёрный конь. Точно, вот и остатки растоптанного навоза на полу. Воодушевлённая, девушка прибавила ходу. Но, не пройдя и тридцати метров, застыла в недоумении. Наклонный пол уходил под воду. — Как же так? — удивилась вслух Кристина. Вода должна была быть гораздо дальше, если только… Затопило, с ужасом поняла Кристина. Подвалы затопило, и Призрак оказался заперт в ловушке. Совсем недавно она молилась, чтобы он исчез — и её молитвы были услышаны. Но она же не этого хотела… не так. Что делать? Вернуться и позвать на помощь? Кристина скептически покосилась на лампу. Та скоро погаснет, а возвращаться в темноте… Нет, выбора не осталось — придётся идти вперёд. Возможно, всё не так плохо, как она себе навыдумывала. Вода была холодной, и ноги у Кристины совершенно закоченели. А ещё вода поднималась всё выше и выше, и когда Кристина добралась до того места, откуда начинался канал, её было уже по пояс. Зато здесь же обнаружилась ещё одна лампа — она висела на крюке, довольно высоко, — и странный плот с большими щелями между досками. Причал всплыл, догадалась Кристина. Но и это было лучше, чем ничего. С трудом добравшись до «плота», Кристина отбуксировала его немного назад, чтобы было удобнее залезать, улеглась сверху и, гребя руками, подрулила к лампе. Судя по весу, в той осталась примерно половина горючего. В принципе, ничто не мешало Кристине взять эту лампу и отправиться восвояси, но упрямство пересилило, и девушка поплыла вперёд. Вскоре ей попалась широкая доска, и она воспользовалась ею вместо весла. Вот и барельеф в виде головы — Кристина успела рассмотреть его в тот раз на обратном пути. Сейчас он почти целиком ушёл под воду: были видны только лоб и волосы. Значит, арка, отделявшая дом Призрака от остального подземелья, должна была быть где-то рядом. Лишь бы решётка не оказалась опущена. Внимание Кристины привлекло идущее из-под воды слабое свечение. Она направила свой плот поближе. Мелкие волны плескались у одной из стен, образуя водовороты. Кристина осторожно нагнулась и у самой кромки воды заметила узкий просвет — шириной не более двух пальцев. Похоже, это и была арка. Перспектива оставить хотя бы относительно надёжный плот и самой лезть в воду не воодушевляла. С другой стороны, странно, что Призрак сам не преодолел такое пустячное препятствие. Значит, с ним наверняка что-то случилось, и он там совсем один… Никому и в голову не придёт ему помогать. Тут Кристине в голову пришла поистине ужасающая мысль: а что, если Призрак уже ушёл? Что, если там, за аркой, никого не будет? И тогда она сама окажется запертой в затопленном подвале безо всякой надежды вырваться. Даже если мадам Жири покажет Раулю дорогу, в подземном лабиринте так легко заблудиться… А вода поднимается всё выше… Но оставаться снаружи в неведении тоже глупо. Я сама загнала себя в ловушку, подумала Кристина, и её сердце сжалось в страхе. Спустившись в воду и не сдержав невольного возгласа — вода тут была ещё холоднее, — Кристина вцепилась пальцами в каменную кладку и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Какое счастье, что в детстве отец немного учил её плавать! Долго оттягивать неприятный момент не имело смысла, и Кристина нырнула. Юбка мешала плыть, путаясь в ногах, но она справлялась. Вскоре арка кончилась, и девушка с плеском вынырнула, громко отфыркиваясь и отбрасывая с лица слипшиеся мокрые волосы. Свет, который она заметила с той стороны, исходил от оставшихся над водой канделябров, утыканных множеством свечей. Благодаря им было видно, что вода затопила пещеру до половины, не добравшись лишь до возвышения с органом и ниши с кроватью. Перебрав в уме все слышанные когда-либо от рабочих сцены слова, которые приличным девушкам знать не полагается, Кристина собрала остаток сил и добралась до ближайшего не покрытого водой участка пола. Её немедленно начало знобить. Кое-как отжав волосы и подол, Кристина огляделась. Как будто подтверждая её недавние опасения, Призрака нигде не было видно. Неужели она действительно оказалась заперта в этом каменном мешке и утонет в одиночестве безо всякой надежды на спасение? И это будет только её вина. Не вынеся груза страшного осознания, дрожа от холода и развернувшихся в воображении сцен собственной гибели, Кристина опустилась на стоявший перед органом стул и сжалась в комок. По её щекам текли запоздалые слёзы — ни страх перед задуманной Раулем авантюрой, ни тревога за свою судьбу и жизни людей не смогли выжать из неё и слезинки, но это ощущение одиночества и беспомощности словно прорвало внутри Кристины незримую плотину, и она никак не могла остановиться. И почему-то сквозь смертельный ужас и отчаяние прорывалась обида и сожаление. Как же так? Это же её Ангел, который всегда поддерживал её, помогал, учил… И он бросил её. Одну. Ушёл. О том, что она сама жаждала освободиться от опеки Призрака, что до последнего момента единственное, чего ей хотелось, — это быть с Раулем, прожить с ним долгую и счастливую жизнь, не ощущая постоянной угрозы, не оглядываясь на каждую тень, что её никто не тянул в подвалы, как-то позабылось. — Кристина?! — услышала она позади удивлённый возглас и оглянулась. Призрак — в своём обычном костюме и плаще — стоял на бывшем балкончике перед спальной нишей — сейчас вода плескалась практически у самых его ног, превращая балкончик в островок. — Кристина! — повторил Призрак — Какого чёр… что ты тут делаешь?! — Я… — начала Кристина. Голос подвёл её, пришлось откашляться. — Я испугалась, когда ты не появился, и захотела проверить… — Но как ты сюда добралась? И зачем? Глупая девчонка! Чёрт! Теперь придется снова плыть и отвозить тебя… Чёрт! Там столько ловушек, ты могла погибнуть. Ну зачем, зачем ты пришла? Что за безрассудство! Куда смотрел твой виконт?! — продолжая говорить, вернее, браниться, перескакивая с одного на другое, Призрак ступил в воду, подумал немного, снял плащ, скрутил его в комок и поднял повыше. — Но если ты пришла, может, всё и правильно? Может, так всё и должно быть? — бормотал он нечто непонятное, спускаясь по скрытым под водой ступеням и снова поднимаясь — уже рядом с Кристиной. — Вот, держи. Призрак накинул на неё плащ, и Кристина на секунду закрыла глаза, наслаждаясь ощущением сухой ткани, согретой теплом чужого тела. — Не спи! — прикрикнул Призрак. — Сиди тут, я скоро вернусь. Кристина сонно смотрела, как он забирается в болтающуюся на привязи лодку — из-за того, что причал остался под водой, казалось, что та просто застыла на поверхности, — и вяло размышляла о том, что теперь, наверное, всё будет хорошо. К сожалению, её надеждам не суждено было сбыться. Кристина успела задремать, когда её ощутимо встряхнули за плечи. — Вставай! Вставай, Кристина! Я не смог спустить воду! Попробуем выбраться другим путём. Девушка едва сумела разлепить веки. Призрак нависал над ней, озабоченно вглядываясь в её лицо. — Откуда взялась вода? — неожиданно даже для себя задала Кристина вопрос, терзавший её с самого начала. Призрак отвёл взгляд. — Неважно. — Нет, важно! — настаивала Кристина. — От того, что ты затопил подвалы, театру особого вреда не будет. Значит… — её глаза расширились, — ты собирался затопить только свой дом. И себя. Ты… — У нас мало времени, — оборвал её Призрак, подхватил на руки и сбежал с возвышения. Конечно, она снова намокла. И после того, как она успела почти согреться, это было настолько неприятно, что Кристина взвизгнула и теснее прижалась к Призраку. Тот сжал руки, но сразу же отпустил её, поставил рядом с собой. — Держись за меня! — скомандовал он и, не глядя, нашарил массивный подсвечник. Отведя плотную занавесь с огромного, в рост человека, зеркала, Призрак хорошенько размахнулся и ударил импровизированным молотком прямо в центр гладкой поверхности. Отражение исказилось, множась сотнями осколков, Призрак ударил ещё, и ещё, и ещё — и осколки обрушились вниз. Вода немедля хлынула в открывшееся отверстие, увлекая за собой Призрака и клещом вцепившуюся в него Кристину. Целую вечность и неисчислимое множество погружённых в зловещий мрак коридоров спустя они стояли перед самой обычной дверью, из-под нижней щели которой пробивался неяркий свет. Призрак отодвинул щеколду. Кристина, ослеплённая, зажмурилась — привыкшим к темноте глазам показалось, что снаружи солнечный день. — Успели… — выдохнул Призрак. — Иди. Иди. Ну же! Уходи! — крикнул он и подтолкнул Кристину вперёд. Та сделала несколько неуверенных шагов, всё ещё с трудом различая, что творится вокруг. Кажется, она вышла на площадь перед Опера Популер. Кажется, — судя по звукам, — там столпилось всё население Парижа. — О боже, Кристина! — перед ней вырос смутный силуэт, в котором Кристина едва узнала Рауля. — Я думал, что ты… — Рауль порывисто обнял её, поцеловал, прижал к себе, гладя по влажным волосам, отстранился, пристально вглядываясь в лицо. — Мадам Жири сказала, что ты пошла вниз, к нему… Я немедленно собрал жандармов, мы спустились, но там всё затопило, мы не смогли пройти. Как ты?.. Кристина медленно высвободилась и обернулась. Призрак по-прежнему стоял в дверном проёме, наполовину скрытый в густой тени. — Он?! — задохнулся Рауль. Кристина видела, как напрягся Призрак, как открытую половину его лица исказила странная смесь страдания и облегчения, как он закрыл глаза… Ничего не происходило, и Рауль больше ничего не добавил, а Призрак всё стоял, будто ожидая чего-то. Но вот он открыл глаза, огляделся — и осел на землю, словно лишился всех костей разом, и закрыл руками лицо. Его плечи сотрясались не то от рыданий, не то от сдерживаемого хохота. Кристина посмотрела на Рауля — тот неуверенно переминался с ноги на ногу, явно не понимая, что происходит (да она и сама, если честно, не понимала), — и подошла к Призраку. Поколебавшись, она положила руку ему на плечо. — Спасибо, что спас меня. Призрак поднял голову и посмотрел на неё сухими глазами. Всё-таки он смеялся. — Это ты меня спасла. — Значит, мы спасли друг друга, — подытожила Кристина. Она хотела вернуться к Раулю и пойти с ним прочь от Оперы и круговерти событий, в которую она оказалась втянута благодаря этому месту, но отчего-то продолжала стоять, сжимая плечо Призрака и глядя, как разъезжаются с площади экипажи, как расходятся не дождавшиеся зрелищ зеваки, привлечённые молниеносно разнёсшимися слухами о затопленном театре, и думала, что ничего ещё не кончилось.

@темы: Батлер, ФБ, Моя трава, Призрак Оперы, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

"Недотрога" - мини с ФБ-2013 (Призрак Оперы, 2 левел)

Название: Недотрога Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve, Елена Размер: мини, 1552 слова Версия канона: фильм 2004 года Пейринг/Персонажи: Рик Шейни (Рауль де Шаньи)/Кристина, Эрик/Кристина Категория: гет Жанр: АУ, милитари, драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: "Новый полковник оказался суровым мужчиной лет тридцати пяти — высокий, слегка угрюмый, с изукрашенным шрамами и дочерна загорелым лицом, он был похож на закалённую ветром и дождями скалу" Примечание/Предупреждения: небольшой ООС Эрика (Призрака) Главное во время кросса — правильное дыхание. Если «поймать волну», то можно бежать и бежать, не уставая. Однако сержант Рик Шейни был лишён этой роскоши ввиду необходимости покрикивать на валяющих дурака солдат. Вечные проблемы с этими чёртовыми новобранцами! — Отряд, стой! — рявкнул Шейни, когда они достигли тренировочной площадки. — Упали — отжались! Пятьдесят отжиманий! Гринберг, ты отжимаешься или подмахиваешь?! — Ну как? — подходя, спросил сержант Фриман. Его подопечные уже закончили упражнение и теперь нарезали круги вокруг площадки, чтобы не остыть. — Да как обычно, — раздражённо дёрнул плечом Шейни. — Понаберут всякого дерьма, лишь бы выполнить план, а нам потом разгребать. — Ты каждый раз так говоришь, — ухмыльнулся Фриман, — а потом оказывается, что не такое уж они и дерьмо. Не все из них, — поправился он и вдруг воскликнул: — Рик, глянь-ка, какая цыпочка! Шейни проследил за его взглядом и увидел поразительно красивую девушку. Та стояла на краю площадки и наблюдала за тренировкой. Лёгкое небесно-голубое платье подчёркивало точёную фигурку и оттеняло густые каштановые волосы, крупными волнами рассыпавшиеся по плечам. Заметив, что на неё глазеют, девушка смутилась и отвернулась. — Кто она? Откуда взялась? — спросил Шейни. Всех девушек на базе он знал наперечёт, а с некоторыми был знаком… весьма близко. — Кажется, это дочка полковника Дестлера, нового начальника базы, — сообщил всезнающий Фриман. — Горячая штучка, правда? Рик рассеянно кивнул. Он помнил, как командирский состав познакомился с полковником. Никто толком не знал, откуда тот взялся и чем занимался прежде. Ходили слухи, что он побывал во всех горячих точках планеты, а теперь, что называется, ушёл на покой. Дестлер отличался от прежнего начальника базы, рыхлого коренастого полковника Лефевра, которого уже и не чаяли выпроводить на пенсию. Новый полковник оказался суровым мужчиной лет тридцати пяти — высокий, слегка угрюмый, с изукрашенным шрамами и дочерна загорелым лицом, он был похож на закалённую ветром и дождями скалу. Шейни сразу проникся к нему странной неприязнью — смешанной, впрочем, с изрядной долей уважения и опаски. Ему показалось, что они не сработаются. Но пока рано было об этом говорить. И вот теперь эта девушка… Вечером Рик снова столкнулся с ней — на улице, по дороге в бар. Она сидела на скамейке в аллее с электронной книгой в руках, но не читала, а смотрела по сторонам, на прогуливающиеся парочки, и улыбалась каким-то своим мыслям. Рик решил, что это шанс. — Добрый вечер, — поздоровался он. — Разрешите? Девушка отодвинулась, хотя на скамейке было полно места. Рик сел на краешек, размышляя, с чего бы начать. Девушка искоса поглядывала на него, видимо, ожидая продолжения. Рик набрал в грудь побольше воздуха: — Позвольте представиться — сержант Ричард Шейни. Но друзья зовут меня Рик. Девушка посмотрела на него в упор. — Кристина Дестлер. Но друзья зовут меня Крис. Правда, здесь у меня пока нет друзей. Неприятное ощущение. — Я готов быть вашим другом, — пожалуй, слишком поспешно сказал Рик. — Хотите, проведу вас по территории базы? Покажу, где тут что, расскажу про людей… — С удовольствием воспользуюсь вашим предложением, — Кристина выключила книгу и встала. Рик подумал, что чёрт с ним, с баром. На следующий день у Рика была увольнительная, и он рассчитывал провести весь день с Крис — и, возможно, завершить этот день чудесным вечером и прекрасной ночью. Они договорились встретиться в кафе, а затем продолжить осмотр базы (накануне Рик едва успел показать ей основные «достопримечательности» вроде спортивного клуба или кинотеатра под открытым небом), но в итоге разговорились и задержались в кафе до самого обеда. — Ко мне уже приходили соседки с пирогами, — со смехом рассказывала Крис, — нанесли столько, что я не знаю, куда это всё девать. Я столько не съем, они наверняка испортятся или зачерствеют, а выбросить было бы невежливо… — Ну так скорми папочке, — фыркнул Рик, — подумаешь, проблема! Лицо Крис посуровело. — Не называй его так. К тому же, он не любит сладкого. — А как же мне его называть? — опешил Рик. — Полковник Дестлер, — отрезала Крис, и Рик не нашёлся, что ответить. Он с ужасом видел, что Крис теряет к нему интерес, очевидно, отнеся в категорию недалёких ловеласов. Его опасения усилились, когда девушка засобиралась домой. — Всего доброго, — сказала Крис, поднимаясь из-за стола. — Погоди, — Рик схватил её за запястье. — Если я чем-то обидел тебя, прости, пожалуйста. Я не думал, что ты так трепетно относишься к своему… полковнику. Останься. Крис покачала головой: — Мне действительно пора идти, я обещала. И ты меня не обидел, ты не обязан был знать. — Значит, мы можем увидеться завтра? — мигом ухватился Рик за открывшуюся возможность. — Конечно. Давай встретимся в аллее, у той скамейки, где познакомились, — предложила Крис. Рик только кивнул, невольно разжав руку, и девушка со смехом упорхнула. В последующие несколько дней он забросил всех своих прежних пассий, всё свободное время проводя с Крис и с восторгом и ужасом осознавая, что по уши в неё втрескался. Крис не была похожа ни на одну девушку, которую он знал: ей были неинтересны бары и дискотеки, а любому блокбастеру она предпочитала книгу. Она почти ничего не говорила про полковника, но у Рика создалось впечатление, что тот — довольно строгий отец. Что ж, это лишь подогревало интерес. Такой вызов грех было не принять. Единственное, что удручало его через месяц знакомства, — это то, что они до сих пор даже не поцеловались, не говоря уже о большем. Однако Рик возлагал большие надежды на приближающееся 4-е июля и приуроченный к празднику маскарад. Общая атмосфера, алкоголь и возможность незаметно сбежать с торжества должны были помочь Рику в нелёгком деле соблазнения. Для маскарада он выбрал красивый костюм угольно-чёрного цвета — с высокими сапогами, лосинами, расшитым золотом мундиром и перевязью с бутафорской шпагой, — который подчеркивал фигуру и придавал некий ореол романтичности. И, судя по восторженным перешёптываниям местных красоток, Рик в нём действительно был неотразим. Крис, будто нарочно, нарядилась в платье «под старину» — длинное, со шлейфом, нежно-розового цвета. Вместе они смотрелись просто сногсшибательно. Рик оглядел зал, отметив, что полковника Дестлера нигде не видно. Всё складывалось как нельзя более удачно. После нескольких танцев — Рик буквально не выпускал Крис из рук, отшивая особо настойчивых кавалеров ледяным взглядом, обещавшим наутро грандиозные неприятности, — они вышли на опоясывающую здание клуба офицеров террасу, чтобы освежиться. Оставив свою даму ненадолго в одиночестве, Рик сбегал за ледяным шампанским. — Душно внутри, — заметила Крис, отставляя бокал на перила и обмахиваясь веером. — А из-за этого корсета вообще дышать невозможно. Рик, ты не мог бы его чуть ослабить? Там, на спине, завязки — распусти их, пожалуйста. Иначе я грохнусь в обморок. — Как и положено светской даме, — шутливым тоном мурлыкнул Рик. Он исполнил требуемое и задержал ладони на горячей спине девушки. — Крис, — шепнул он, — ты сегодня необыкновенно красива. — Правда? — Крис развернулась в его объятиях. — Правда. И я ничего не могу с собой поделать — так хочется тебя поцеловать. Рик потянулся губами, но Крис отстранилась: — Нет, я не могу… извини. — Почему? — Рик предпринял ещё одну попытку, но Крис снова ускользнула, изогнувшись так, что едва не стукнулась о перила. — Боишься полковника? — Не в этом дело. Просто не хочу. — Что? — Рик не поверил своим ушам. После всех его ухаживаний, после того, как он проявил поистине ангельское терпение, она… не хочет? — Знаешь, как это называется? Динамо. — Я ничего тебе не обещала, — похоже, Крис всерьёз рассердилась, — отпусти меня! — Да ладно, тебе понравится, вот увидишь, — Рик был так близок к цели и не собирался отступать. — Ну же, не ломайся. Он перехватил девушку покрепче — её затылок удобно лёг в руку, — и, с лёгкостью преодолевая сопротивление, притянул её к себе. — Пусти, — прошептала Крис, толкая его в грудь кулачками, но Рик уже нашёл её губы — мягкие, пухлые и такие сладкие. Воображение начало рисовать приятные перспективы сегодняшнего вечера… …как вдруг его плечо сжали, словно клещами. В следующую секунду он оказался лицом к лицу с полыхавшим холодной яростью полковником Дестлером, едва успел заметить летящий в нос кулак, а потом всё взорвалось разноцветными искрами — и померкло. Рик пришёл в себя на кушетке в кабинете начальника базы. Дестлер сидел за столом и невозмутимо набирал что-то на компьютере. — Очнулся? — неприветливо поинтересовался полковник. — Иди сюда, садись. Рик послушно переместился в кресло для посетителей. Дестлер закончил печатать, почти сразу зажужжал принтер, выплёвывая одинокий листок. — Послушайте… я могу всё объяснить… — промямлил Рик. — Подпиши, — Дестлер сунул ему под нос свежеотпечатанную бумажку. Рик вчитался. — Но… это же рапорт о переводе, — он растерянно поднял глаза. — По собственному желанию. В Аризону. Вы шутите? — Нет, — полковник откинулся в кресле. — И скажи спасибо, что не на Аляску. — Почему? За что? — Рик всё ещё ничего не понимал. — Потому что не стоит лапать жену начальника базы! — рявкнул Дестлер так, что стёкла задрожали. — Можете быть свободны, — добавил он, успокаиваясь. — Транспорт будет ждать вас утром. Рик вышел из кабинета и привалился к двери. Как он мог так облажаться?! Почему не узнал всё заранее? Достаточно было просто спросить… Он выпрямился и медленно зашагал по коридору. Вдалеке мелькнуло розовое, и Рик укрылся в нише перед очередной дверью. Мимо, перестукивая каблучками, пробежала Крис, не заметив его в полумраке. Рик осторожно высунулся. Крис скользнула в кабинет Дестлера, оставив дверь приоткрытой. Некоторое время они стояли молча. Потом Кристина опустила голову. — Прости. Это моя вина. Я хотела, чтобы ты ревновал. — Зачем? — в изумлении задрал брови Дестлер. — Просто… последнее время… мне казалось, что ты перестал меня замечать. Изумление Дестлера достигло предела. Наконец он расхохотался. — Глупая! — Он подошёл к Кристине и ласково приподнял её подбородок. — Я вижу только тебя. Дестлер наклонился, явно намереваясь поцеловать жену, и на секунду отвлёкся, толкнув дверь. Последнее, что увидел Рик перед тем, как дверь захлопнулась, — это Кристину, нежно обнимающую своего сурового мужа за шею. Понимание обрушилось вместе с обидой. Всё это время он был третьим лишним! Его просто использовали! Судорожно сжав в кулаке рапорт, сержант Шейни вышел на крыльцо штаба. И плевать! Утром его здесь уже не будет, и значит, все сплетни пройдут мимо. А в Аризоне можно будет начать всё заново. Он ещё молод. И вообще — говорят, в Аризоне полно красивых девушек.

@темы: Батлер, ФБ, Моя трава, Призрак Оперы, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

"Маленькое кафе в большом городе" - мини с ФБ-2013 (Призрак Оперы, 2 левел)

Название: Маленькое кафе в большом городе Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve, Елена Размер: мини, 1215 слов Версия канона: фильм 2004 года Пейринг/Персонажи: мистер Уай (Призрак Оперы), Кристина де Шаньи (Даае) Категория: джен Жанр: романс, постканон Рейтинг: G Краткое содержание: "Он прошёл мимо потрёпанной афиши, объявляющей об открытии сезона в театре мистера Уай, и свернул на боковую улочку. Уличный шум всё же утомил его. Он огляделся в поисках какой-нибудь лавочки и заметил вывеску. Надо же, кафе" Примечание/Предупреждения: в фике имеются некоторые отсылки к сиквелу мюзикла "Призрак Оперы" – "Love Never Dies", таймлайн оттуда же Он шёл не спеша, слегка опираясь на трость, — спешить ему давно уже было некуда. Мимо него по тротуару сновали туда-сюда многочисленные прохожие, по дорогам мчались сверкающие хромом автомобили. Нью-Йорк — деловой город, и праздношатающихся здесь редко встретишь. Все гуляки собираются на Бродвее и в Центральном парке. Но ему нравилось погружаться в эту суету — здесь кипела жизнь, и он поневоле начинал ощущать свою причастность к ней. Всё лучше, чем сидеть дома. Забавно, у него столько времени, он так мечтал, чтобы оно появилось, а теперь не знает, что с ним делать. Как будто вернулся на тридцать лет назад. Он прошёл мимо потрёпанной афиши, объявляющей об открытии сезона в театре мистера Уай, и свернул на боковую улочку. Уличный шум всё же утомил его. Он огляделся в поисках какой-нибудь лавочки и заметил вывеску. Надо же, кафе. Почему бы не отдохнуть там, выпить чашечку кофе, может, почитать свежую газету — с утра он совсем забыл о ней за телефонным разговором с сыном. Кафе оказалось крошечным и очень уютным. Судя по всему, посетителей здесь знали в лицо, поэтому его появление не прошло незамеченным. Что ж, к этому он давно привык. Заказав капуччино и для вида раскрыв меню, он с любопытством оглядел зал. Всего трое клиентов, кроме него, а кажется, будто кафе битком набито. В углу, на возвышении, за отдельным столиком сидела немолодая уже женщина. Тронутые сединой каштановые волосы собраны в строгий пучок, простое тёмное платье с эмалевой брошью, светлая ажурная шаль; перед ней — стакан сока, надкушенный круассан и объёмистая книга, судя по всему — что-то бухгалтерское. Ему стало любопытно. — Скажите, — спросил он у склонившейся над ним в ожидании заказа официантки, — скажите, мадемуазель, — он так и не избавился от некоторых привычек, — кто сидит за вон тем столиком? Девушка проследила за его взглядом и улыбнулась: — Это миссис Шаней, хозяйка нашего кафе. Он понимающе кивнул: в таких местечках хозяева часто сидят в зале, чтобы лично следить за работой. — Что будете заказывать? — вопрос прервал его размышления, и он наконец опустил глаза в меню. Забавно, оно было стилизовано под театральную программку. Ну да, ведь и само кафе оформлено с намёком на театр — шторы на окнах в виде занавеса, фотографии актёров и актрис в рамках, на стенах афиши, маски комедии дель арте, на полочках — театральные бинокли, баночки с гримом, какой-то реквизит… кажется, он даже видел череп Йорика. — Я буду… — он вчитался в меню, — а порекомендуйте мне, какое пирожное лучше взять? — Попробуйте эклеры, наш кондитер делает их такими воздушными, что хочется съесть десяток. Он рассмеялся: — Хорошо, пусть будет эклер. — Я могу забрать меню? — Да, конечно, — он протянул папку и только сейчас заметил на обложке — под смеющейся и плачущей масками — надпись затейливой вязью. «Крис». Очевидно, название. И оно всколыхнуло старые и, казалось, навеки похороненные воспоминания. Должно быть, просто совпадение. Но, отдавая меню, он всё же спросил: — А откуда такое название? — По имени хозяйки, — с готовностью ответила официантка. — На самом деле её, конечно, зовут Кристина, но Крис звучит лучше, — и девушка упорхнула. Нет, не может быть. Таких совпадений просто не бывает! Но он знал уже, что не уйдёт, пока не выяснит правду. Взяв чашку с кофе в одну руку, трость — в другую, он решительно направился к столику хозяйки. — Разрешите? — Подождите секундочку, — попросила женщина: она торопливо писала что-то в книге — перо так и летало над бумагой. Голос… Он прикрыл глаза, чтобы вспомнить голос той… и понял, что не помнит. Женщина закончила писать. — Что вам угодно? — она наконец-то подняла на него взгляд. Пауза. — Здравствуй. Похоже, она сразу его узнала и вроде почти не удивилась, как будто ждала, что однажды он войдёт в это кафе, и они встретятся. А он… узнавал её, открывал для себя заново. Её фигура слегка округлилась, но сохранила девичью стать, лицо стало жёстче, тёплый каштановый цвет волос разбавила седина… и вот этой складки от крыльев носа он совсем не помнил. — Кристина… — Присаживайся, — женщина кивнула на соседний стул и махнула официантке, чтобы та несла заказ к её столику, — давно здесь? — Давно, — ответил он, не зная, что ещё сказать, не в силах подобрать слова. Это было так неожиданно — прошлое стукнулось в дверь, распахнуло её, и оказалось, что ничего ещё не кончилось. Чтобы отвлечься, он отпил немного кофе. — А ты давно тут? Я думал, только мне на месте не сидится. Кристина издала коротенький смешок. — Мы перебрались в Америку сразу, как только старушку-Европу начало трясти. Жили в Бостоне, потом уехали сюда. Здесь веселее. Сын вот даже кафе мне купил, чтобы не скучала. — Сын? — переспросил он. — Надо же, у меня тоже. — Ты женился? — её изумление было неподдельным, и он даже слегка обиделся. Как будто он не имел права жениться… Да, это не было романтической историей. Просто однажды к нему прибежала в слезах дочь его делового партнера и пожаловалась, что её хотят выдать за престарелого сенатора. А она не хочет и готова выйти замуж даже за него. Тогда ему тоже было обидно за это «даже», но он пожалел девочку. Согласился. И сразу объявил ей, что она вольна делать, что вздумается, лишь бы не было публичных скандалов. Сперва не было ничего, кроме благодарности. А потом… Он знал, что это не любовь. У него было, с чем сравнивать. Но она подарила ему сына и была так ласкова, так добра… Он ни разу не пожалел о своём решении. — Я вдовец, — глухо ответил он. — Она умерла в родах десять лет назад. — Прости, — Кристина накрыла ладонью его ладонь. — Это было бестактно. — А что же Рауль? — в свою очередь спросил он. — Возглавляет местную когорту аристократов? — Он умер, — так же глухо ответила Кристина. — Не смог приспособиться. Его убил двадцатый век и Новый Свет. К счастью, ему хватило ума не разорить нас, иначе бы я оказалась на улице с двумя маленькими детьми. Сейчас-то они уже выросли… — Прости. — Да ничего, — Кристина тряхнула головой, и из пучка выпало несколько завитков. Он проследил за их полётом, бездумно протянул руку и заправил ей за ухо. Она смутилась. — Перестань. Девочки мне проходу не дадут — начнут спрашивать, что за таинственного поклонника я привечаю. — Ну и что? — он неторопливо допил кофе. — Это ударит по твоей репутации? Кристина снова засмеялась: — Моя репутация такова, что я и не прочь, чтобы её кто-нибудь пошатнул. Всяко лучше, чем терпеть заигрывания отставного адмирала — моего соседа. И он невольно подхватил её смех. Почему-то больше не ёкало в груди от её близости, не учащался пульс… всё было так, словно встретились давние знакомые, и им хорошо друг с другом, хорошо от того, что они вместе, и абсолютно не имеет значения, какое общее прошлое у них было. Главное, что оно было. — А чем ты занимаешься? — спросила Кристина. — Музыкой? Он качнул головой: — Слышала про парк аттракционов мистера Уай? — Да, конечно… — её глаза расширились: — Так это ты? Он широко улыбнулся, довольный произведённым эффектом. — Я. Начал с нуля, а теперь строим третий парк в Калифорнии. Ну, уже не я строю… Передал все дела сыну. — А ты совсем не изменился, — невпопад ответила Кристина и склонила голову набок. — Только маски не хватает. — Она протянула руку и провела по его изуродованной щеке. — Я не надевал её с той ночи. Решил, что хватит с меня. Хватит прятаться, — он перехватил руку и поднёс к губам. — Знаешь, я рад, что мы встретились. Ты не будешь возражать, если я как-нибудь ещё зайду? — Я даже выпишу тебе скидку как постоянному клиенту, — тихо сказала Кристина. Он вышел в весеннее утро, но, пройдя несколько шагов, оглянулся. Кристина стояла на пороге кафе. Заметив его взгляд, помахала рукой. Потом плотнее закуталась в шаль и ушла. Он шагал к Центральному парку и едва опирался на трость. Всё-таки прав был сын — после шестидесяти жизнь не заканчивается. Всё только начинается.

@темы: Батлер, ФБ, Моя трава, Призрак Оперы, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Пустота" - мини с ФБ-2013 (OUaT, 2 левел) - Bianca Neve

Название: Пустота Автор: Bianca Neve Бета: +Lupa+ Размер: мини, 1 592 слова Пейринг/Персонажи: мистер Голд/Эмма Свон, dark!Белфайер/Эмма Свон, упоминаются Генри Свон (Миллс), Мила, Киллиан Джонс Категория: гет Жанр: АУ, ангст Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: история одной не-семьи Примечание/Предупреждения: смерть персонажа 1 Эмма не плачет на похоронах. Голд не отходит от неё, с минуты на минуту ожидая взрыва, истерики, криков и обвинений — хоть чего-то, но Эмма спокойна и неподвижна, как статуя, её руки мраморно-холодны, а взгляд совершенно сухих глаз не отрывается от могилы. Голд не знает, о чём она думает. Не знает впервые за много лет. А ведь он привык считать себя проницательным. Священнослужитель бормочет что-то утешающе-пафосное, вокруг вырытой ямы собралась толпа чёрного воронья — сочувствующие, поправляет себя Голд, это сочувствующие, наши друзья, родственники и подчинённые (он слышит, как они шепчутся: «Ему было всего пятнадцать!», «Какая трагедия!»). На самом деле, ни у него, ни у Эммы нет друзей и родных. Раньше он думал, они есть друг у друга. Раньше — это очень давно. Сейчас от всего этого остались только ледяные руки Эммы, её пустые глаза, чёрная земля, засыпающая гроб — самый дорогой из тех, что можно купить за деньги, — гул сплетничающих голосов и мраморное могильное надгробие. «Генри Свон». Так написано на камне. Когда Голд возвращается домой, Эммы там больше нет. Он долго смотрит на её вещи, на аккуратно заправленную постель, на всю её жизнь, оставленную тут, в его доме, как что-то ненужное и неважное. Потом идёт в кабинет, закуривает и выбирает из своего богатого алкогольного арсенала самый дешёвый виски. Голд даже не раздумывает, кого он собрался поминать: Генри, который за эти годы стал ему почти сыном, Бея, который после бегства Милы так сыном и не стал, Эмму… Себя. * * * Однажды ночью Мила, любимая, почти боготворимая жена, предаёт его, предаёт с Киллианом Джонсом, его же подчинённым, исчезает, унося с собой деньги, документы, важные связи и доверие. Потеря последнего — больнее всего. Голд разрушен, земля под его ногами — плитка, асфальт, натуральный камень дорожек в его особняке — перестаёт быть надёжной опорой. Он даже не находит в себе сил на месть. Голд считает себя великодушным. Внутренний голос называет его трусливым. Когда пятилетний Бей спрашивает, куда делась его мама, Голд отворачивается. Он с головой уходит в работу, пытаясь восстановить то, что разрушил Джонс, вернуть пошатнувшийся авторитет, и почти не видит сына. Бей всё время проводит с нянькой, потом Голд нанимает репетиторов. Джонсу удалось отхватить себе приличный кусок его бизнеса, но империя остаётся на плаву. Сферы влияния поделены, кровавые разборки остались в прошлом. Когда Бею исполняется десять, о нём вспоминает Мила и просит Голда отдать ей сына. Голд отправляет его в частную школу. Впервые увидев Эмму, Голд думает: «О боже, девочка, что ты забыла в этом опасном месте?» Думает, но вслух не говорит. Зачем ему сочувствовать какой-то глупой блондинке с кукольным лицом и красными от стирки руками? Тогда он, конечно, не знает, что у Эммы просто нет стиральной машины. Блондинка оказывается не глупой. И совершенно не кукольной. На какой-то миг Голд даже чувствует неприятный холодок под ложечкой, противный трепет, который ощущает каждый трус, когда видит по-настоящему отважного человека. В том, что он не трус, Голд перестал себя убеждать давным-давно. Эмма не гнушается ничем, у неё будто бы совсем нет сердца, зато есть маленький сын, которого надо вернуть, и Голд ловит себя на том, что платит ей чуть больше, чем стоит её работа. Эмма говорит, что Голд — просто человек. Она единственная, кто так говорит. Эмма собирает его по кускам. Все восемь лет. * * * Через восемь лет из школы возвращается Бей, его совсем чужой сын-не сын, и Голд долго делает вид, что не замечает, что происходит между ним и Эммой. На самом деле, он просто боится, что однажды ночью они просто исчезнут, как исчезли Мила и Киллиан, и кто тогда будет чинить Голда? Иногда он чувствует себя действительно старым. У внутреннего голоса, как обычно, есть мнение на этот счёт. Это длится, и длится, и длится. И длится. Год растягивается, кажется, на целую сотню лет. А потом, как это часто бывает, всё внезапно заканчивается. * * * Голд сидит в своем кабинете, одинокий и старый, и пьёт дешёвый виски, но не пьянеет. Бей исчез — с деньгами, и с документами, и с важными связями, и с доверием. Бей исчез, Генри, который пытался его остановить, мёртв, Эмма собирается отомстить. А Голд знает, что она сможет, знает — и боится. Но не собирается ей мешать. 2 Эмма совсем не чувствует боли. Это странно, и она почти целый час стоит перед зеркалом, тщетно ища в своём лице признаки горя, печали, страдания. Хоть чего-то. Ищет и не находит. Её строгое чёрное платье — идеальный баланс между красотой и мрачным требованием момента — сидит превосходно, шляпка и вуаль подобраны со вкусом, простые чёрные лодочки блестят. Сегодня похороны её единственного сына, и Эмма неторопливо наносит макияж. Лёгкая, в общем-то, работа: ей не нужно маскировать синяки под глазами, следы слёз, преждевременные морщины — она так же красива, как была до смерти Генри. Красива и совершенно пуста. Эмма не курит — бросила, выйдя из тюрьмы, не пьёт, ест только здоровую пищу и занимается спортом. В свои тридцать два она выглядит на двадцать пять. Как будто теперь это имеет значение. * * * Она попадается по-глупому, по-идиотски, и никогда не винит в этом никого, кроме себя. Даже того мальчика — полузабытого и такого же нелепого, как вся юность Эммы, — который подбил её на ограбление. Ограбление. Подумать только, как громко звучит! На самом деле они были пьяными и бестолковыми, а часовой магазин казался доступным, а приятель её паренька обещал приличные деньги — ну, тогда эти деньги казались приличными… А потом паренёк испаряется, остаются только она и полицейские, и она настолько пьяна, что всё время хихикает. Всё время, пока не просыпается в камере. В полицейском управлении Бостона закручивают гайки, и Эмма не успевает моргнуть, как отправляется в тюрьму для несовершеннолетних. Когда её начинает тошнить по утрам, Эмма даже не удивляется. Это её жизнь, в конце-то концов, а в её жизни в последнее время происходит сплошное дерьмо. Ребенок — не худшее, что может случиться с человеком. Она могла подцепить что угодно. Отец ребенка ни разу её не навестил. Эмма называет мальчика Генри, в честь своего дедушки (они однажды ездили на рыбалку, это всё, что Эмма о нём помнит), а через три месяца после его рождения её отпускают на свободу. Условно-досрочное, «за хорошее поведение и ввиду особых обстоятельств». Чудесная гуманная система не подумала, чем она будет кормить ребёнка и себя на свободе. Отчего-то никто не рвётся брать на работу мать-одиночку с судимостью. Первый год ужасен, второй — не намного лучше, и Эмма совсем забывает о той девочке, которой она была до тюрьмы и Генри, потому что девочки не выживают в тюрьме и с ребёнком. Им совсем нечего есть, и Генри уже не плачет — тихо скулит от голода. Когда в их холодную конуру приходят соцработники и уводят мальчика, Эмма даже рада этому. Теперь о её сыне позаботятся, как не смогла она. Старая Эмма покоится с миром. У новой Эммы новая работа — хорошая работа. Ловить беглецов от правосудия, в основном неплательщиков алиментов и прочий сброд, совсем не трудно. Эмма находит в этом какое-то смутное удовлетворение, ей не жалко этих нелепых запутавшихся людей. Одно плохо – много на этом не заработаешь. Эмма переступает через границу легко и непринужденно — она пытается разыскать Генри, но чтобы платить за информацию, требуются огромные деньги, которые негде взять. Она начинает ловить не только преступников. А потом на неё выходит Голд. Правда, тогда его никто ещё не звал мистером Голдом. Рампл — странная кличка, но она удивительно шла этому тощему вертлявому стареющему мужчине. Он совсем не нравится Эмме с первого взгляда. Со второго тоже не нравится. И даже с третьего Эмма — красавица Эмма, умница Эмма, Эмма, теперь знающая себе цену, — не находит в мистере Голде ничего привлекательного. Зато он хорошо платит. Голд помогает ей вернуть Генри — подключает свои связи, нажимает на нужные кнопки. В сентябре они вместе ведут Генри в школу. И именно тогда Эмма впервые начинает видеть в Голде человека. А он начинает видеть в ней Эмму. Сейчас Эмме кажется, она его по-настоящему любила. * * * Через восемь лет из школы возвращается Бей. Бей чуть старше, чем была она, когда её детство внезапно и остро закончилось. Он совсем другой. Юный и беззаботный, и Эмме кажется — она такой никогда не была. С ним она может наверстать все годы, проведённые среди невыносимо скучных Взрослых Серьёзных Людей, почувствовать себя молодой и желанной. Не той статуей, которую по своему образу и подобию слепил из неё Голд. Не опасной, не безжалостной, не холодной. Живой. Бей ухаживает по-детски нелепо, но по-взрослому настойчиво, почти на глазах своего отца, а Эмма всё ищет причину отказать ему — и не отказывает. Поправляя шляпку, Эмма пытается вспомнить, что она в нём нашла. И не может. * * * После похорон Эмма не возвращается в дом Голда. Генри там больше нет, Бея там больше нет, там больше нет ничего. Зато у неё ещё есть работа. Та, которую она так здорово научилась делать – найти, поймать, засунуть в багажник. Только на этот раз она не собирается передавать преступника ни в руки правосудия, ни в руки жаждущих расправы бандитов. Только в свои собственные руки. 3 Белфайер сидит в самом красивом и дорогом баре в центре Нассау и разглядывает ночную жизнь вокруг. Он полностью доволен собой и жизнью. Бей ни о чём не жалеет. Наконец-то — впервые в жизни — он чувствует себя на своём месте. В собственной шкуре. Не тем, кем его считал отец. Не тем, кем его хотела воображать Эмма. Собой. У него достаточно денег, чтобы развлекаться до конца жизни. Тратить, сколько захочет — а хочет он не так уж много. Свобода, вот что самое прекрасное и самое бесценное. И эта свобода теперь у него есть. Бей знает — отец никогда не заявит на него в полицию. Смерть Генри станет несчастным случаем, одним из длинной, бесконечной череды несчастных случаев, устроенных законопослушным мистером Голдом. Бей хотел бы думать, что это потому, что отец любит его. Хотел бы — но не думает. Он никогда не вернётся домой. Но другого сына у Голда тоже не будет. Белфайер улыбается и идёт к стойке. На высоком стуле скучает симпатичная девушка. — Привет, — говорит он. — Угостить тебя? Девушка кивает. — Вэнди, — представляется она. — Питер, — ухмыляется Бей.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

"Любовь и немного клея" - мини с ФБ-2013 (OUaT, 2 левел)

Название: Любовь и немного клея Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve Размер: мини, 2 408 слов Персонажи: мистер Голд/Лейси (Белль) Категория: гет Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: «Он преодолевает искушение взмахнуть рукой и при помощи магии сделать чашку целой. На ней не будет ни трещин, ни сколов… Но почему-то Голду кажется, что с клеем надёжней, и он продолжает свою кажущуюся бесконечной работу» Примечание/Предупреждения: попытка изнасилования Голд сидит, низко склонившись над столом. На истёртую и изрезанную, залитую кислотой и какой-то краской поверхность перед ним ярко светит настольная лампа. Голд работает. Он близоруко щурится в свисающую со стального ободка лупу и, держа пинцетом крохотный кусочек фарфора, аккуратно наносит на его края водостойкий клей. Работа медленная, кропотливая, но Голд никуда не спешит. У него вся ночь впереди. Он вспоминает… Эта девушка сразу понравилась ему своей бесшабашной храбростью. Вот так, словно в омут головой, согласиться пойти с ужасным тёмным магом, чудищем, которым пугают непослушных детей, — это в равной степени могло быть отвагой и глупостью. Но девушка не показалась ему глупой. Поначалу Румпельштильцхен находил извращённое удовольствие, пугая её своими — чаще выдуманными — злодеяниями. Конечно, никаких младенцев он не ел. Но было так забавно наблюдать, как она вздрагивает, как её глаза расширяются, как у затравленной собаками лани. Вскоре ему прискучила эта забава. Да и Белль перестала пугаться, так же скоро раскусив его обман. Но чашку с отбитым краем — память о самом сильном её испуге — Румпельштильцхен всё же сохранил. И посмеивался, отпивая крепко заваренный чай и вспоминая виноватое лицо Белль. Тогда он даже предположить не мог, чем для него станет эта чашка. И кем станет для него Белль. От долгого сидения у Голда затекает шея, он морщится и крутит головой. Донышко готово, но остались ещё стенки и ручка, и нужно собрать узор… На стене за его спиной громко тикают часы: два часа ночи, самый тихий час. Час, когда оживают кошмары. Тёмный всегда думал, что самый ужасный миг в своей жизни он уже пережил — когда не удержал сына, когда голыми руками рыл землю в воронке, ломая толстые чёрные ногти и не ощущая боли. Оказалось, что жизнь ещё может преподносить ему сюрпризы. Он сразу почуял угрозу, когда эта принцесса исподволь, невзначай прокралась в его сердце. Румпельштильцхен так привык к ней, что заранее устрашился потери. Он всё равно должен был потерять её рано или поздно — человеческий век так короток, а он… он будет жить вечно. Ну, или пока не найдёт Бея. Отпуская Белль, Румпельштильцхен надеялся, что это будет легко. Что потом ему станет легче — в конце концов, разве мало он видел принцесс? И все они рано или поздно становятся королевами. Иногда — злыми. Может быть, однажды Белль тоже позовёт его, чтобы заключить сделку. Но всё равно стоял в башне и смотрел в окно, как обычный влюблённый осел. Белль вернулась — и всё уничтожила. Много позже Румпельштильцхен понял, что она ничего не знала, не думала, что для него это так важно — его магия. Но тогда… Тогда он стоял, вытянувшись струной, а Белль бросала ему в лицо самое ужасное обвинение, будто кто-то подсказал ей это единственное оружие против его безумия, против его хитрости и злобы. Трус. «Этот трус и дезертир, Румпельштильцхен», — слышал он в её голосе десятки шепотков за спиной. «Я не хочу быть женой труса!» — ловил он далёкий крик своей умершей любви. «Ты трус, папа», — наотмашь били его последние слова сына. Белль вырвала себя из его сердца. Вырвала с мясом, и раны едва-едва зарубцевались, и всё потекло по-старому. Не хватало только перестука каблучков в пустынных залах, звонкого смеха да смутного женского силуэта на подоконнике, с очередной книгой в руках, полускрытого тяжёлыми шторами. Не хватало Белль. Румпельштильцхен заново привыкал к одиночеству, обрастал бронёй и прятался за плотным щитом насмешек и сарказма. А потом в замок пришла Регина, и Румпельштильцхен сразу понял — случилась беда. Никогда ещё это не было так тяжело — маска трещала по швам, обнажая кровоточащее нутро, а Регина наслаждалась его страданием, вонзая шпильки ещё глубже, рассказывая о смерти Белль во всех леденящих душу подробностях. Самый ужасный миг. Не будучи провидицей, Белль предсказала ему будущее. Бесплодные сожаления да разбитая чашка. Он был жалок. Белль победила Тёмного. Убила без помощи волшебного кинжала. — Это навсегда, — тихо плакал Румпельштильцхен, водружая чашку на постамент. — Это навсегда, — стонали стены опустевшего и притихшего замка. — Это навсегда, — первое, что подумал Голд, услышав имя «Эмма». Короткая летняя ночь быстро заканчивается, и за окном разгорается яркая узкая полоска рассвета. Но Голд ещё не закончил собирать тонкие синие веточки и боится отвлечься, ошибиться, нарушить гармонию. Он преодолевает искушение взмахнуть рукой и при помощи магии сделать чашку целой. На ней не будет ни трещин, ни сколов… Но почему-то Голду кажется, что с клеем надёжней, и он продолжает свою кажущуюся бесконечной работу. Возвращение магии словно вдохнуло в Голда новые силы. И новую радость. Белль была жива, была с ним, и оставалось совсем немного. Он вернул любовь, скоро он вновь обретёт сына — и получит, наконец, своё собственное, выстраданное «долго и счастливо». Судьба снова посмеялась над ним. Не только магия имеет свою цену. Всякий поступок в прошлом, как оказалось, тоже ложится на чашу весов. То, что Белль его не помнит, не укладывалось у Голда в голове. Как? Как это возможно? Он бы смирился с тем, что она его ненавидит, он бы знал, за что борется. Но это… Это было похоже на попытку пробить хрупкой фарфоровой вещицей бетонную стену. Бессмысленно и жестоко. Когда Белль отшвырнула чашку, и брызнули во все стороны осколки, Голд подумал, что спит. Он даже ущипнул себя. Если бы это был сон… Он бы радовался кошмару, как ребенок. Но всё было наяву, и Голд просто ушёл. Потому что это было невыносимо. Потому что даже у него есть предел. А Белль даже не поняла, что она сделала. Голд заканчивает с узором и переходит на оставшиеся стороны чашки. Это самое сложное — они абсолютно, девственно белые, и подобрать осколки друг к другу почти нереально. Словно пытаешься склеить измельчённый в шредере чистый лист, где ничего ещё не написано. Но Голд — тот ещё упрямец, и над склеенным донышком миллиметр за миллиметром поднимается фарфоровая стена. Голд совсем не знал Лейси. Он не понимал её, не узнавал — и даже в некотором роде осознал, что чувствовала Белль, когда очнулась в больнице, ничего не помня, окружённая, как ей казалось, чужими людьми. Эта женщина была полной противоположностью той девушке, которую когда-то полюбил Румпельштильцхен. Она зарабатывала игрой в бильярд, она красилась и одевалась так, словно намеревалась сниматься для «Плейбоя», — и Голд ни разу не видел её без стакана. Это была не Белль, это был кто-то другой. Кто-то, кого Румпельштильцхен вряд ли смог бы полюбить. И она обманула его, о, как она его обманула! Там, в грязном проулке, Голд снова медленно умирал, глядя, как нежные губы Белль, спрятанные под слоем вульгарной кровавой помады, терзает рот какого-то мужлана. Голд готов был сорваться в пропасть. Так просто было вспомнить, что он — тот самый Тёмный, детская страшилка, перед которой трепещут короли и рыцари. Голд уже почти упал, он сжал руку, представляя в ладони скользкий противный язык, который этот пьяный идиот, шериф из сгинувшего в проклятье другого Ноттингема, распускал в прямом и переносном смысле… И не смог. Когда-то, кажется, совсем в другой жизни, Белль просила его хотя бы попробовать стать лучше. Тогда Голд ничего не обещал ей. А сейчас пообещал себе самому. Чтобы наверняка. Потому что всякая нарушенная клятва сильнее всего била самого Румпельштильцхена. Хоть это-то он успел понять за все столетия своей невыносимо долгой жизни. Поэтому он отвёл Лейси в её отель и отправился домой. Голду хотелось разнести всё вдребезги, раздробить, раскрошить в труху… Вместо этого он опустился в кресло — и просидел так до самого утра. Понимание настигло его, как молния. Ах, как легко любить правильную девушку — сильную, смелую и добрую, сумевшую разглядеть немного человечности в сердце даже у темного мага! Как легко равняться на неё и стараться быть лучше, чем ты есть, когда перед глазами такой пример! И как легко не заметить, отказаться замечать, что глубоко внутри Лейси прячется его возлюбленная. Нужно только суметь её разглядеть. Храбрость переросла в опасные игры с пьяными завсегдатаями бара, дружелюбие — в распущенность, а мечтательность — в алкоголизм. Но это всё равно Белль. — Ты трус, Румпельштильцхен, ты просто трус, — бормотал Голд, бездумно глядя на сверкающий золотом набалдашник. — Как был трусом, так им и остался. В последующие дни он искал встречи с Лейси, ничем не выдавая, что его задел её поступок. Они сталкивались на улице, в баре, возле отеля. Голд приглашал её на обеды и прогулки, помогал справиться с заевшей дверью и пьяную провожал до номера. Лейси смотрела на него с понимающей усмешкой, но не возражала. Перелом наступил в одну из ночей, когда Голд упустил Лейси из виду, и она исчезла из клуба. Она всегда уходила внезапно, не прощаясь — просто бросала кий и растворялась в извивающейся на танцполе толпе. Но Голд обычно был начеку. А тут… С лихвой расплатившись с барменом, Голд вышел через заднюю дверь, не сомневаясь, что найдёт Лейси именно здесь — не держащуюся на ногах и судорожно заталкивающую выигрыш в декольте. Она уходила этим путём специально, чтобы её не ограбили недовольные проигравшие. На сей раз всё было не так. Уже на пороге Голда встретил отчаянный женский крик, и он поспешил в ту сторону, кляня свою хромоту и молясь всем богам, чтобы не было слишком поздно. Он не опоздал. Группа юнцов окружила кого-то, лежащего на земле, свистя и подбадривая. Голд врезался в толпу, яростно размахивая тростью направо и налево. Не ожидавшие нападения ублюдки прыснули в стороны, и Голд увидел на асфальте Лейси, почти полностью скрытую за спиной какого-то урода. Издав дикий крик, Голд отшвырнул насильника прочь. — Твою мать, Тёмный! — завизжал урод, в котором Голд без труда узнал парня, которого Лейси сегодня обчистила буквально до нитки. — Бежим! Голду даже не пришлось воспользоваться магией — репутации было достаточно. Убедившись, что в переулке никого не осталось, Голд упал на колени рядом с телом Лейси. Она была без сознания. Он наскоро осмотрел её, пришёл к выводу, что действительно успел вовремя, и немного успокоился. Густые каштановые волосы Лейси… нет, Белль, — полоскались в грязной луже. Голд ласково провёл по ним ладонью, очищая. Он мог бы наколдовать носилки и отбуксировать Белль в больницу, но вместо этого магией увеличил свою силу и поднял Белль на руки. И нёс на руках до своего дома. Хотя нога почти убивала. Пробуждение Лейси совсем не походило на то, как это обычно бывает в сказках, — никаких бросаний на шею, никаких поцелуев и обещаний любви до гроба. — Какого чёрта ты лезешь в мою жизнь?! — рявкнула она, едва придя в себя и, видимо, мигом оценив обстановку. — Я спас тебя, — спокойно напомнил Голд. Он сидел на стуле рядом со своей кроватью, куда всего несколько часов назад уложил Лейси, и терпеливо дожидался, когда она очнётся — или, вернее, проснётся от тяжкого похмельного сна. — А я тебя просила?! — ещё громче завопила Лейси, резко сев и повернувшись к нему. — Это не твоё дело. — Не было бы моё, — так же спокойно ответил Голд, — если бы на тебя не напали. Но это был лишь вопрос времени. — То есть ты намекаешь, что я сама виновата? — задохнулась Лейси. — Да, — тяжело припечатал Голд. — Почему-то из всех девушек Сторибрука эти негодяи выбрали тебя. Скажешь, что это совпадение? — Вот только не надо читать мне мораль, — пренебрежительно протянула Лейси. Похоже было, что она совсем оправилась — во всяком случае, на её лице не было заметно никаких следов нынешней бурно проведённой ночи. — Ты ничего обо мне не знаешь. — Ну так расскажи, — предложил ей Голд. — Тебе? — фыркнула Лейси. — Да ты вообще не имеешь представления о том, каково это — жить впроголодь, потому что твой отец — грёбаный мечтатель, который просто не в состоянии отложить хоть немного денег. Каково ходить в обносках и не видеть ничего, кроме этих чёртовых роз, кроме этого чёртова фургона! — почти в истерике выкрикнула она. — Да, я виновата. В том, что не хочу жить так, как мой отец. Я зарабатываю деньги на бильярде — и что? Я пью и вешаюсь на любого, у кого шевелится в штанах, — потому что умираю в этом затхлом городишке! Потому что отсюда не уехать! — Лейси замолчала, будто выдохлась. — Я пью, чтобы не видеть всего этого. Чтобы не думать ни о чём, — тихо закончила она. — Почему бы тебе не устроиться официанткой, как Руби? — после паузы спросил Голд, с трудом сдерживая себя, чтобы не бросить к ногам этой несчастной девушки все сокровища мира. И чтобы не рассказать ей о том, насколько хорошо он знает, каково это — жить впроголодь. — Ну да, конечно, — в голосе Лейси было столько презрения, что его бы хватило на десяток Злых Королев. — Ты в курсе, сколько получает официантка? Весь мой заработок уходил бы на оплату комнаты. — Я могу дать тебе работу, — сказал Голд и поднял руку, предупреждая сальные ухмылки и скользкие намёки. — Мне тяжело с моей ногой, — он демонстративно постучал об пол тростью, — стоять за прилавком. И я бы не отказался, если бы в моём магазине работал кто-то более… располагающий к себе. Как ты на это смотришь? — Ммм… Заманчивое предложение. Лейси села, свесив ноги с кровати, и посмотрела на Голда, склонив голову набок. — Но у меня одно условие, — предупредил Голд. Лейси заранее скривилась. — Никакого алкоголя на работе. Повисла долгая пауза. — Я согласна, — наконец ответила Лейси. Чашка почти готова. Голд проводит пальцем по кружевному краю и начинает методично собирать ручку, не обращая внимания на то, что давно уже минул срок открывать магазин, что на улицах стало привычно шумно, что у него невозможно ломит спину и слезятся глаза. Он знает, что должен закончить. Лейси продержалась неделю. В понедельник она не пришла на работу, и Голд прекрасно знал, где её искать. Как ни странно, он ошибся. Её не было ни в «Кроличьей норе», ни в одном из переулков по соседству. Голд обшарил их все. Бармен сказал, что не видел её с прошлого понедельника — с того дня, когда она встала за прилавок ломбарда мистера Голда. И Голд направился в отель. Он ловил на себе недоумённо-неприязненные взгляды, но плевать на них хотел. Руби косилась на него удивлённо и немного с сочувствием — будто знала всё, что происходит. Лейси отказалась ему открывать. Голд вышиб дверь магией. Лейси обнаружилась на полу под окном. Она была в одном нижнем белье и прижимала к груди полупустую бутылку дешёвого виски. Стакан валялся неподалеку. — Ну давай, уволь меня, — прохрипела она вместо приветствия. — С какой стати? — Голд прошёл через всю комнату к ней и мягко отобрал бутылку. — Потому что я плохая девочка, — цинично усмехнулась Лейси. — Я алкоголичка без морали и тормозов, долбанутая дочка цветочника, которую упекли в психушку, когда она начала ловить чертей по подворотням. Я не заслуживаю второго шанса. — Ты просто дура, — сказал Голд. — Проспись. Я жду тебя завтра. Сперва зайдёшь ко мне домой, я дам тебе зелье от зависимости. И кстати, можешь опоздать на час. И он ушёл, оставив Лейси рыдать в полумраке безликого номера. Ручка встаёт точно на место. Голд придирчиво осматривает чашку, ещё раз на всякий случай промазывает все швы клеем и ставит готовую работу на стол — сушиться. Завтра он нальёт в чашку воды, чтобы посмотреть, не протекает ли где. Голд устало откидывается на стуле и трёт воспалённые глаза. В дверь звонят, и он снимает фартук, берёт трость и идёт к двери, машинально размазывая между пальцами остатки клея. На пороге стоит Лейси — на ней ни грамма косметики, вместо ставших привычными откровенных нарядов — простое голубое платье, судя по всему, одолженное у кого-то из подруг Руби. — Привет, — говорит она. — Здравствуй, Белль, — отвечает Голд. И Белль не возражает.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

"Дракон" - мини с ФБ-2013 (OUaT, 2 левел)

Название: Дракон Автор: +Lupa+ Бета: Bianca Neve Размер: мини, 1 866 слов Пейринг/Персонажи: Шляпник, Румпельштильцхен (Тёмный) Категория: джен Жанр: юмор, приключения Рейтинг: G Краткое содержание: однажды Тёмный решил, что ему позарез нужен дракон. А отдуваться пришлось Шляпнику Примечание/Предупреждения: нет День, когда Тёмный в очередной раз вызвал к себе Шляпника, никоим образом не намекал на свою исключительную неудачливость. Напротив. Тепло, солнечно, птички-цветочки… Поэтому и настроение у Шляпника было самое что ни на есть приподнятое. Задержавшись перед входом, он попытался рассмотреть себя в карманное зеркальце — у Тёмного с зеркалами были какие-то непростые отношения, так что приходилось обходиться своими силами, — не особо преуспел и ограничился тем, что расправил шейный платок. Если честно, то Шляпника даже радовал этот вызов. Он означал интересное приключение, само собой, но помимо того ещё и щедрую плату. А Шляпник как раз решил жениться. Вот как встал сегодня с утра, так и подумал: а не жениться ли мне? Тем более что и девушка подходящая на примете имелась. А в таких предприятиях деньги никогда не бывают лишними. — Наконец-то! — в лёгком раздражении воскликнул Тёмный вместо приветствия. Он даже не обернулся: как стоял, уткнувшись в свои пробирки, так и остался. — Рубашку подбирал под цвет глаз? — А хоть бы и так, — не удержался Шляпник, подумал было прикусить язык, но решил, что уже поздно. Тёмный всё-таки обернулся. — Пижон! И это мне говорит человек… хм… некто в кожаных штанах, мысленно усмехнулся Шляпник. Тонкие губы Тёмного тоже искривила ухмылка, будто он прочитал эти мысли. — Для тебя есть работа, — перешёл он к делу. — Мне нужен дракон. — Что? — вытаращился Шляпник. — Не что, а кто, — терпеливо поправил Тёмный, — дракон. Большой и страшный. — Но з-зачем? Тёмный пожал плечами: — Ну, замок у меня есть, а замок зловещего волшебника без дракона… несолидно как-то. — И как я его доставлю? Он же меня сожрёт! — Шляпник попрощался с надеждой на заработок и приготовился провести несколько неприятных месяцев в облике какой-нибудь ползучей твари — Тёмный временами бывал импульсивен и скор на расправу. — Да нет, — рассмеялся Тёмный, — от тебя требуется лишь достать яйцо дракона, а дальше я уж сам. — О-о-о… — только и смог выдавить Шляпник. — В общем, ты меня понял. Оплата как обычно. Ступай. Тёмный вернулся к своим опытам, а Шляпник, верно расценив это как прощание, тихонько вышел из башни. Задачка оказалась нетривиальной. Вот где можно найти яйцо дракона? Хотя… как раз найти-то не проблема. Проблема в том, чтобы забрать яйцо и остаться живым и по возможности невредимым. Шляпник почти дошёл до леса, как вдруг остановился и хлопнул себя ладонью по лбу — у него даже цилиндр слетел, пришлось лезть в овраг у дороги и его разыскивать. Яйцо же можно попросту купить! У Шляпника был на примете один трактирчик, где часто останавливались путешественники. Там можно было достать всё, что угодно, а не только какое-то там драконье яйцо. И совсем необязательно лезть в кладку и в буквальном смысле совать голову в пасть чудовищу. * * * — Это что? — Драконье яйцо. Как заказывали. — Да что ты говоришь! — Тёмный брезгливо постучал по крапчатой, отливающей зелёным скорлупе. — Это кто тебе такое сказал? — Купец из северных земель, — сразу же признался Шляпник. Честность в общении с Тёмным была наилучшей политикой — всё равно тот всё узнает, а так хоть не разозлится. Не сильно разозлится. Ненадолго. Как повезёт. Тёмный вздохнул, обошёл стол, на котором красовалось яйцо, а потом коротко, без замаха треснул по скорлупе кулаком. Та немедленно пошла трещинами, и спустя несколько секунд перед ошарашенным Шляпником возвышалось мокрое встрёпанное нечто в перьях и чешуе. — Это василиск, — буднично сообщил Тёмный. Шляпник охнул и зажмурился. — Да не пугайся ты так. Он же маленький ещё, тебя от его взгляда даже в сон не потянет, — хохотнул Тёмный, явно довольный испугом своего «снабженца». — Но, как видишь, это и близко не дракон. Так что давай теперь без глупостей и халтуры. Найди мне настоящее драконье яйцо. И это должен быть большой дракон. Понимаешь? Чтобы все говорили: «Да-а, какой у Румпельштильцхена большой дракон». Шляпник послушно закивал и, на всякий случай не открывая глаз, наощупь выбрался из комнаты. Очутившись за воротами, он сдвинул шляпу на нос и почесал в затылке. Местные драконы все как один были либо мелкими, либо заколдованными. Либо самцами. Шляпник вздохнул, сдёрнул цилиндр и бросил его на землю. Была у него на примете пара мест. Про одно как раз очень увлекательно рассказывал Франкенштейн… * * * Шляпник ворвался в замок безо всякого приглашения, ураганом пронёсся по залам, едва не увлекая за собой тяжёлые занавеси, с топотом взлетел в башню и рывком распахнул дверь. — Я… нашёл… его… — судорожно пытаясь отдышаться, возвестил он. Тёмный аккуратно докапал золотистую жидкость на закреплённый на столе пергамент и лишь после этого соизволил повернуться. — Его? — он приподнял правую бровь. — Дракона! — выдохнул Шляпник. — Настоящего! Огромного! И их там целая куча, на любой вкус. Только один я туда больше не пойду — меня чуть не съели, — он продемонстрировал оторванный рукав камзола. — Но они… вы бы видели! Тёмный задумчиво постучал указательным пальцем по губам. — Ладно, — согласился он. — Открывай свой портал. Заодно выберу себе по душе, а то ты принесёшь какого-нибудь заморыша… Шляпник не стал обижаться. Скорее, вздохнул с облегчением. С таким спутником никакие драконы не страшны. И не в том смысле, что он страшнее драконов. Хотя и не без этого. * * * — Осторожно! Шляпник инстинктивно толкнул Тёмного от себя и сам завалился вбок. Между ними, хлопая кожистыми крыльями, просвистел один из летающих драконов. Здоровенный, как корова, хотя в прошлый раз Шляпник видел только его мелких собратьев. Тёмный хихикнул и щёлкнул пальцами. Их мгновенно окутал радужный пузырь, похожий на те, что выдувают умельцы-фокусники на ярмарках. Только насчёт этого пузыря Шляпник был абсолютно уверен — ничто не сможет прорвать его стенки. — Хо-хо! — озвучил свои впечатления Тёмный. И ведь было чему впечатляться! Вокруг росли деревья самой причудливой формы: некоторые из них напоминали огромные папоротники, другие вообще были ни на что не похожи. Весь этот «лес» и равнина перед ними — «охотники на драконов» приземлились на краю «леса» — кишмя кишели поразительными существами. По правде сказать, Шляпник вовсе не был уверен, что это драконы, хотя на них существа смахивали больше всего. Зубастые, когтистые, огромные, маленькие, с гребнями на головах и хребтах, с шипастыми хвостами, с рогами, разноцветные… Просто глаза разбегались. — Смотрите, кладка! — Шляпник ткнул пальцем в заросли, откуда виднелась верхушка небольшой пирамидки, сложенной из вытянутых сероватого цвета яиц. — Хм, кладку я вижу, а вот что из них вылупится? — задумчиво произнёс Тёмный. — Понятия не имею, — развёл руками Шляпник, — их мамы тут нет, так что… Будто в ответ на его слова в чаще раздался оглушительный рёв и топот, и несколько секунд спустя перед ними выросло жуткое чудовище. Казалось, большую часть его тела занимала массивная голова, сплошь утыканная острыми зубами. Маленькие глазки были налиты кровью, а гигантские задние лапы вспахивали землю почище любого плуга. — Берём, — сходу решил Тёмный, потянулся и схватил верхнее яйцо. — Возвращай нас. Быстро! Шляпник скинул с себя оцепенение — всё-таки не каждый день видишь подобных страшилищ — и бросил цилиндр наземь. Закрутилась родная и привычная воронка. Тёмный, бережно прижимая к груди добычу, шагнул в неё и пропал. С треском лопнул радужный пузырь. — Ой! — дёрнулся Шляпник, ясно осознавая, что ничто уже не защищает его от чудовища, и ринулся следом за Тёмным. У него над головой клацнули зубы, и последнее, что Шляпник услышал перед тем, как перенестись в родной мир, был разочарованный рык. * * * К тому моменту, как Шляпник переместился обратно, Тёмный успел положить яйцо на каменную дорожку и теперь задумчиво его рассматривал. Шляпник осторожно кашлянул. Тёмный и ухом не повел. — Простите, — как можно нейтральнее сказал Шляпник, стараясь замаскировать любопытство, — а как… — Деньги сам знаешь где, — отмахнулся Тёмный. — Или тебе нужно что-то другое? — Нет, я не про плату. Мне просто интересно, как вы собираетесь его выращивать? Ну, дракона. Это же, наверное, долго… — Пустяки, — снова отмахнулся Тёмный, — вырастет волшебным образом. Прямо сейчас. — Ой! — Шляпник заозирался, — а может, надо цепь какую-нибудь приготовить? Не знаю, поводок там… Он же огромный. И зубы… — Есть в твоих словах зерно истины, — неожиданно согласился Тёмный. — Вынесем его за ворота. Они расположились на поляне, что лежала между замком и лесом. Яркое весеннее солнышко подсвечивало яйцо, и было видно, как внутри кто-то возится. Скорлупа оказалась мягкой и при каждом движении существа вспучивалась маленькими бугорками. — Ну-с, посмотрим, — Тёмный предвкушающе потёр ладони. Шляпник на всякий случай отошёл подальше. В конце концов, он человек ещё молодой и вполне не прочь встретить счастливую старость целым, со всем комплектом частей тела. А эта тварь голову откусит — недорого возьмёт. Тёмный проделал руками какие-то сложные пассы, скорлупа заколыхалась, треснула и разорвалась посередине. Из яйца вывалилось нечто длинношеее и длиннохвостое, которое мигом встало на четыре ноги-тумбочки и жалобно запищало басом. — Это не тот дракон! — ахнул Шляпник. — Сам вижу, — разочарованно бросил Тёмный, но ничего не сделал, наблюдая за детёнышем. Впрочем, детёнышем создание уже не было. Пока они обменивались репликами, оно вымахало размером с лошадь и явно не собиралось на этом останавливаться. — Когда же оно расти-то перестанет?! — обалдело спросил Шляпник, задирая голову и придерживая цилиндр, чтоб не слетел. Удивительный дракон уже был ростом со стену замка, а его голова на длинной шее оказалась точно вровень с окном самой высокой башни. С другой стороны эту поразительную шею уравновешивал не менее поразительный хвост. Каждая нога дракона была обхватом с три колодца. Конечно, Шляпник не стал бы утверждать наверняка, но, кажется, Тёмный тоже обалдел. — А чем его кормить? — прошептал Шляпник. — Он же, небось, целое стадо на завтрак сожрать может. В этот момент на него упала тень шеи дракона, а в следующий миг тот уцепил пастью ветвь и принялся её размеренно жевать, меланхолично поглядывая на стоящих возле его задней ноги букашек-людей. — Он жрёт траву, — с удивлённым смешком сказал Тёмный, как будто Шляпник и сам этого не видел. — Мы притащили вместо дракона какую-то корову-переростка. Какой стыд. — Зато большой, — заметил Шляпник, как бы намекая, что свою часть сделки он выполнил, — как вы и заказывали. — Тут не поспоришь, — мягко согласился Тёмный. — Большой — это не то слово. Он мне весь лес за неделю выкосит. — Ну, я пошёл, — полувопросительно сказал Шляпник. — Нет уж. Останешься до вечера, пока я решу, что с этим делать, — Тёмный махнул рукой в сторону дракона, который успел обожрать добрую половину опушки. — Обратно я его не потащу, — мигом открестился Шляпник, — да он и не пролезет. Но Тёмный его уже не слышал — он развернулся и пошёл обратно в замок. Шляпник немного постоял, да и побрёл следом. Как ни крути, а в обществе этакой махины ему было неуютно. Раздавит ведь и не заметит. * * * На закате Шляпник поднялся на смотровую башню и обнаружил там Тёмного. Тот стоял со скрещенными на груди руками и смотрел на дракона, который уже порядком углубился в лес — так что видна была только длиннющая шея и часть спины. Дракон жевал. Тёмный смотрел. Шляпник вздохнул и приготовился к долгому спору — он не сомневался, что Тёмный постарается заставить его вернуть зверюгу, откуда взяли. И тут дракон запел. Эта невероятная громадина, эта гора плоти пела. Чистый низкий звук, похожий на трубу, плыл над лесом, и ему отвечали разбуженные и вышедшие на охоту звери и птицы. Он плыл, поднимаясь к едва проступившему серпу луны, пел о тёплой, как парное молоко, ночи, о далёких звёздах, об одиночестве и тоске, о радости дома и манящих лентах дорог. О волшебстве — и о силе человеческого сердца. Люди стояли неподвижно, точно заворожённые. Наконец песня умолкла. — Ступай, — велел Тёмный, не поворачиваясь. — Иди домой. — А… — заикнулся было Шляпник. — Я его оставляю. Большой поющий дракон — как раз то, чего не хватало моему замку. И Шляпник ушёл. Он больше никогда не видел в окрестностях замка чудесного дракона, а спросить побоялся. Но если бы спросил — Тёмный мог и ответить. Что уменьшил дракона в несколько раз, держал на конюшне и кормил сеном и травой, а время от времени давал морковку, которую тот схрупывал прямо с руки. О чем Румпельштильцхен никогда бы и никому не рассказал — так это о том, что иногда по вечерам он возвращает гиганту его рост и слушает удивительное пение. Зачем? Да кто их поймёт, этих магов.

@темы: ФБ, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, OUaT, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств

---

05.04.2014 в 22:33

Пишет  Эстет Тобиасович:

они идут по дороге из желтого кирпича:
руки в крови, платье разодрано у плеча,
он говорит ей с ухмылочкой палача
что все будет лучше.

вдоль до развилки, оттуда – свернуть на Юг.
они заблудились. они замыкают круг.
он ей не враг, она ему даже не друг.
несчастный случай.

крошка Элли сдала свои башмачки в ломбард,
старого Гудвина насмерть срубил инфаркт,
лев за решеткой, а вы все - колода карт,
хотя, это другой сюжет.

он красиво смеется, он так отчаянно молод
она бы свернула, но не нашелся повод.
они идут по дороге в свой изумрудный город
не зная пока,
что города
больше
нет.

(с) Удивительная Легкость

@темы: Стихи

---

"Чего ждёт миссис Броудвелл" - драббл с ЗФБ-2014 (Уидонверс, 2 левел)

Название: Чего ждёт миссис Броудвелл
Канон: Баффи – Истребительница вампиров
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: драббл, 289 слов
Пейринг/Персонажи:

Энн Броудвелл

Баффи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Размещение: запрещено без разрешения автора

Телефон в доме Броудвеллов почти всегда молчит.
Конечно, когда не трещит без умолку.
Но в такие моменты миссис Броудвелл благоразумно остается на кухне, не спешит на каждую раздавшуюся трель – ведь звонят её сыну. Её знакомые звонят лишь несколько раз в год – поздравить с праздниками.
Ну, знаете, Рождество, День Независимости, день рождения.
День падения Саннидейла.
И миссис Броудвелл всякий раз ждёт, когда в трубке раздастся чей-то взволнованный голос, вещающий, что всё плохо и требуется её немедленная помощь.
Миссис Броудвелл уже за тридцать, но она всё ещё надеется.
А потом смотрит на сына – и понимает, что всё было не зря. Грехем, её солнышко, то, ради чего она ушла тогда, давным-давно, и стала тем, что она есть.
Маленький новый человечек, новая жизнь, которую она выпустила в мир.
Которую она подарила миру.
Но звонки от друзей редки и банальны. Поздравления. Несколько коротких слов о том, что всё хорошо.
Друзья.
Те, кто когда-то шёл за неё. Ради неё. Те, ради кого она. Те, кто её…
Они – как часть тела, которую не вырвать без наркоза.
Но они так далеки.
И миссис Броудвелл, Энн Броудвелл, – всё ещё ждёт.
Что глухой дрожащий голос скажет в трубку: «Баффи, мир под угрозой. И только ты…»
Что глубокий, до боли, до бессонных ночей знакомый голос с таким прежним, врезавшимся в кожу акцентом прошепчет: «Привет, милая. Это я».
И всё будет неважно.
Но телефон молчит.
И мистер Броудвелл понимающе отстраняется, не трогая жену в такие дни. Не осмеливаясь.
А миссис Броудвелл ждёт.
И телефон молчит.
А потом вся эта обычная жизнь – образцовая жена, почти примерная домохозяйка, необременительная работа школьным психологом… всё рассыпается в пыль.
Потому что раздаётся телефонный звонок.
Не в праздник.
И никого больше нет дома.
Миссис Броудвелл поднимает трубку и тихо произносит:
– Истребительница у телефона.
И всё становится неважно.

@темы: ФБ, Моя трава, BtVS, Фанфики и переводы, Важнейшее из искусств

---

"Фантомная боль" - драббл с ФБ-2013 (Inception, 2 левел)

Название: Фантомная боль
Автор: +Lupa+
Бета: Bianca Neve
Размер: 647 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Фишер, Питер Браунинг
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: сон так реален, что не верится, что это сон.
Примечание/Предупреждения: нет

У Роберта снова колет в груди, и он украдкой прижимает ладонь к сердцу. Ловит встревоженный взгляд дяди Питера – мистера Браунинга, не стоит забывать о корпоративной этике, – и слабо улыбается, давая понять, что все хорошо, не о чем волноваться. Переговоры продолжаются.
Роберту хочется, чтобы переговоры тянулись подольше, чтобы был повод задержаться на работе и, придя домой, просто рухнуть в кровать. Чтобы не было сил видеть сны.

Все начинается, когда он прилетает на похороны отца. Точнее, после похорон. Приняв все должные соболезнования и проводив до дверей пришедших проститься с Морисом Фишером, Роберт падает на диван и засыпает. Во всяком случае, дядя Питер говорит, что он спал. И кричал во сне, так кричал, что дядя Питер испугался и хотел послать за семейным врачом. Роберт отказывается, и потом все чаще думает, что зря.
Сон так реален, что не верится, что это сон. Первая часть его пугает меньше, хотя иногда кажется, что сердце выскочит. Здесь Роберта похищают и надевают ему на голову мешок, и становится трудно дышать. Кругом стреляют, автомобиль, куда его запихнули, заносит, а у Роберта связаны руки, и невозможно защититься, ухватиться хоть за что-нибудь.
Потом он сразу переносится куда-то в другое место, где нет похитителей. Роберт куда-то идет и вдруг его что-то толкает в грудь, словно кто-то шутки ради двинул кулаком меж ребер. Накатывает слабость. Роберт опускает глаза и видит расползающееся на груди, на снежной белизне ткани, красное пятно.
Наверное, тогда Роберт и начинает кричать.
Сон приходит снова и снова, выматывая, не давая расслабиться, заставляя бояться прихода ночи. Питер настаивает, чтобы Роберт записался к психологу. Бесполезно.
Позже добавляются боли в груди, но о них Роберт молчит. Слишком много дел. Ему еще надо доказать, что он может управлять корпорацией, что он не зря учился и работал все это время. Что отец мог бы им гордиться.

Переговоры действительно затягиваются, а боль в груди все не уходит, как бывало прежде; она будто намерена поселиться в груди Роберта навсегда. Высокомерный японец с цепким взглядом – мистер Сайто, так, кажется, он представился, – спрашивает о чем-то, но Роберт не слышит слов. Боль становится нестерпимой, что-то теплое поднимается по горлу, он начинает кашлять, хватает стакан с водой… вроде бы полегчало.
Роберт поднимает голову от стакана, в котором отчего-то кружат, растворяясь, розовые завихрения, и сталкивается взглядом с Сайто. И поражается ужасу в его глазах. Роберт смотрит на остальных, на Питера и видит тот же ужас. Он не понимает, на что они уставились, пока не догадывается взглянуть на стол.
Бумаги перед ним залиты кровью, брызги ее разлетелись далеко по столу, и эта же кровь каплями стекает по его пиджаку, впитываясь в дорогую шерсть. Роберт машинально проводит пальцами по подбородку – они тоже испачканы в красном. Новый комок поднимается в горле, становится нечем дышать, и окровавленные пальцы – это последнее, что видит Роберт.
Он приходит в себя в больничной палате. Пикают приборы, сбоку свисает трубочка капельницы. Роберт чувствует себя вполне сносно и готов сделать что угодно, подписать любые бумаги, чтобы уже уйти из этого места, так невыносимо напоминающего об отце.
В приоткрытую дверь палаты Роберт видит человека в белом халате. Доктор. Его надо позвать, чтобы Роберта выписали, но голос не идет, Роберт слышит только сипение. Вот рядом с доктором появляется дядя Питер, они о чем-то говорят, но отсюда не слышно, доктор качает головой, и Питер быстро оглядывается на дверь. Он видит Роберта и отводит глаза.
Они оба заходят в палату. Роберту вдруг становится страшно. Он переводит взгляд с Питера на доктора, еще ничего не понимая, но уже смутно догадываясь…
– Мистер Фишер, – густым басом начинает доктор, и Роберт скукоживается, желая исчезнуть, желая зажать уши руками и ничего не слышать, – мистер Фишер, у меня для вас плохие новости.
Роберт чувствует сквозь больничное одеяло, как Питер слегка сжимает его плечо, и от этого жеста ободрения становится совсем невмоготу.
– Что со мной? – сипит Роберт, с трудом выталкивая из себя воздух. Легкие будто ватой набили, каждый вдох дается неимоверными усилиями.
Доктор поджимает губы.
– У вас рак легких. Мне очень жаль.
И тогда Роберт закрывает глаза и беззвучно кричит.

@темы: ФБ, Inception, Фанфики и переводы, Муки творчества, Алмазные британцы, Важнейшее из искусств, Увлечения