Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Название: Удачное приобретение
Автор: +Lupa+
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Размер: макси, 34 080 слов
Персонажи: Эдвард|ОЖП, ОМП в количествах
Жанр: драма, (б)романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды девушка по имени Габи покупает старинный заброшенный особняк.
Примечание: ПОВ от 1-го лица (ОЖП)
Предупреждения: немного обсценной лексики, крови и ранений
Дисклеймер: Все принадлежит Бертону, и Депп – пророк его.
Статус фанфика: закончен
Размещение на других сетевых ресурсах: С разрешения автора. Ибо нефиг.
читать дальше
Пустынное шоссе простиралось впереди, насколько хватало глаз.
Прямая и ровная федеральная трасса № 75 уходила вдаль за горизонт, а по бокам тянулись бесконечные апельсиновые рощи. Асфальт мягко шелестел под колесами, руль словно застыл в одном положении, и все вместе навевало невообразимую скуку. Выудив из бардачка карту, я развернула ее на приборной панели – все равно тут даже опоссумов нет, чтобы ненароком броситься под машину.
Похоже, заповедники остались позади, а это значит, что я почти у цели. Теперь осталось только съехать на шоссе № 41, а потом уже на местную дорогу. Я небрежно сложила карту и запихнула обратно. Потом как-нибудь поправлю. Потянулась за сигаретами, с прискорбием обнаружив, что осталась, дай бог, четверть пачки. Надо будет запастись по дороге, да и еды какой-никакой прикупить. Прикурила, в который раз уже подпалив свисающую на правый глаз косую челку.
Заметив указатель, я решительно повернула руль вправо. Еще несколько миль – и вот оно, сорок первое шоссе. Здесь чувствовалась близость океана: его не было видно, но ветер стал удивительно свежим и, кажется, насквозь пропитался йодом.
Я включила радио и повертела ручку настройки. В эфире были одни местные радиостанции с довольно убогими мотивчиками. Я фыркнула и переключилась на магнитолу, ткнула «рандом». По салону разлились звуки «Hotel California». Отлично, то, что нужно для дальней дороги.
На заднем сидении недовольно завозился Тифон.
– Ш-ш-ш, милый, мы скоро приедем. Потерпи немного. Вода у тебя не кончилась? – Я посмотрела в зеркало заднего вида – сидящий в переноске кот даже сквозь решетку умудрялся глядеть с высокомерным презрением.
Еще через час мы съехали с шоссе. Я проверила уровень бензина. Мда, похоже, железная лошадка проголодалась. Впереди замаячила заправка. Я затушила сигарету, с сомнением покосилась на переполненную пепельницу и выкинула бычок в окно.
Хмурый парень в фирменном комбинезоне ткнул рылом «пистолета» в отверстие бензобака и меланхолично привалился к боку моего пикапа.
– Странная тачка, – невнятно заметил он, перекатывая во рту жвачку. – Не могу разобрать, какой она марки.
Еще бы! Я ее своими руками собирала в гараже у Ларри – лучшего механика на всем Восточном побережье. Кузов от «Форда», причем здорово модифицированный в процессе, а остальное, как говорится, с миру по нитке.
– «Порше». Новейшая модель, – с серьезным лицом заявила я, – только что с конвейера.
– Да? И когда это вы успели ее покрасить в таком случае? – раздался сзади густой бас.
Я чуть не подпрыгнула и обернулась – позади сидел на ветхом стуле пожилой негр с газетой. Крыть было нечем: помимо прочего, моя машина была раскрашена яркими подсолнухами, что смотрелось на ее мордатом, почти квадратном кузове довольно эксцентрично.
– Спецзаказ, – выкрутилась я. – Мне нужен город Неверхилл. Скажите, пожалуйста, до него еще далеко?
– Да тут рядом, – вмешался хмурый парень, – свернете вон за той рощей – и, считайте, приехали. Сначала будет торговый центр, а там и до города рукой подать.
– Спасибо, – кивнула я, расплатилась и покатила дальше.
Торговый центр – это было ценно, тем более что ночевать я собиралась в свежекупленном доме, а ни электричества, ни воды там, судя по всему, не было и пока не предвиделось. Следовательно, было бы неплохо запастись водой, дровами и жидкостью для розжига.
Возле рощи и впрямь был указатель с названием города. И население – полторы тысячи человек. Не густо. Свернув на подъездную дорогу, я невольно ахнула и приглушила двигатель.
Дом возвышался над городом – темный, огромный, венчающий собой каменистый холм. Казалось, он давит на это небо, нависает над крохотными аккуратными коттеджами, виднеющимися вдалеке. Закат, обнимающий горизонт, словно обтекал дом, оставляя его черной дырой на полотне этой реальности. Я залезла в сумку и достала фотографии, по которым купила эту махину. Похоже, агент не обманул, и это, действительно, «красивое здание, построенное в XIX веке по индивидуальному проекту в готически-фантазийном стиле». Надеюсь, что дом именно такой большой, каким кажется. Обидно было бы, если бы он оказался мелкой хибаркой. А то, что его отовсюду видно – тем лучше, и никаких указателей не понадобится, он сам себе указатель.
Справа в опускающихся сумерках сиял неоновыми вывесками пресловутый торговый центр. Я зарулила на стоянку, еще раз проверила, как там Тифон, и вошла внутрь. Как и в любом уважающем себя торговом центре, почти весь первый этаж тут занимал супермаркет. То, что надо. Народу в магазине было на удивление мало, но, двигаясь мимо полок с продуктами, я не раз ловила на себе удивленные взгляды. Ну да, в таком маленьком городке наверняка все друг друга знают и чужака распознают влет.
Сдув с глаза челку, я снова выудила из кармана любимых штанов цвета хаки список и проверила покупки. Вроде бы ничего не забыла. Навалившись на ручку, я покатила тяжелогруженую тележку на кассу и пристроилась в хвост очереди.
– Проездом у нас? – обратился ко мне стоящий впереди дядечка, которого я про себя отнесла к виду «горожанин словоохотливый».
– Да нет, – беззаботно ответила я, – собираюсь поселиться. Вот, дом купила.
Дядечка нахмурился.
– А кто у нас продавал дом? Раффены, что ли?
– Нет-нет, что вы, я имею в виду не коттедж, а именно дом. Тот, что на холме.
Воцарилось изумленное молчание – в очереди разом смолкли разговоры, и все, как по команде, уставились на меня, в том числе и те, кто до этого старался на меня не пялиться. Я улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Что ж, послушаем, что они скажут. А им явно было, что сказать.
– Это же дом с привидениями! – ахнул опомнившийся первым дядечка. – Там водятся призраки!
– Там живет маньяк с лезвиями! – довольно громко добавил кто-то сзади.
О как… Славно.
– Не обижайте его, пожалуйста! – перекрыл шум дребезжащий старческий голос.
Я невольно обернулась.
По проходу к кассам семенила старушка, сжимающая в лапках пакет с молоком. У нее были большие печальные глаза и бледное испуганное лицо.
– Не обращайте внимания, – прошептал мне на ухо болтливый дядечка, – это моя тетка Ким. Пятьдесят лет назад ее жениха грохнул тот маньяк, ну, который с лезвиями. С тех пор она чокнулась. Так и не вышла замуж, все твердит про своего возлюбленного, какой он был нежный.
Я молча кивнула. Что ж, в любом городе найдется сумасшедшая бабка, похоже, мне посчастливилось столкнуться с местным изданием. Я проникновенно посмотрела на старушку – этот взгляд я обычно приберегала для Дары.
– Не волнуйтесь, я его не обижу. Поверьте мне.
Та мигом успокоилась и как ни в чем не бывало сунула свой пакет в тележку племянника.
Подошла моя очередь на кассе. За спиной по-прежнему раздавались шепотки. Здорово же я их тут взбудоражила.
– И блок «Lucky Strike», будьте добры, – попросила я кассиршу. Та нырнула за прилавок и выудила картонную коробку.
– А вы на самом деле собираетесь там жить? – спросила она, глядя на меня круглыми глазами.
– И не только, – туманно сообщила я, подхватила пакеты с покупками и потащилась на стоянку.
Судя по реакции местных жителей, мне необязательно даже делать рекламу – сюда и без того будут стекаться толпы любителей острых ощущений. Просто толпы.
Однако надо было торопиться: на улице неотвратимо сгущались сумерки, а мне совсем не улыбалось таскаться по тамошнему саду в потемках. Исходя из мутных фотографий, сад был большой и запущенный. В конце улицы, на небольшой площадке для разворота, пришлось притормозить – высокие кованые ворота, когда-то венчавшие собой ограду, проржавели и погнулись, одна створка была свернута набок, вторая валялась на земле. Я осторожно проехала по ней, молясь про себя, чтобы там не оказалось какой-нибудь острой завитушки, только и ждущей, чтобы впиться в колесо моему автомобилю. Дорога зигзагом поднималась вверх. Я не особо глядела по сторонам: приходилось следить за дорогой, чтобы не впереться во что-нибудь ненароком. Наконец, припарковав машину перед очередными – на сей раз целыми – воротами, я прихватила фонарик и протиснулась между прутьями в сад.
К моему несказанному удивлению, сад оказался вполне приличным с виду. Нет, сухих деревьев в нем было полно, но помимо них моему взору предстали ухоженные клумбы и изумительно подстриженные кусты. Кажется, похожие делали во Франции. И в Англии, кажется, тоже. Во всяком случае, картинки из Гугла показывали что-то вроде этого. Любопытно, у кого это такая буйная фантазия? Учитывая нелицеприятное мнение местных жителей об этом доме, вряд ли кто-то из них ходит сюда по воскресеньям, чтобы поработать садовником. Скорее, это агентство недвижимости расстаралось, всячески стремясь пустить мне пыль в глаза. Неудивительно, если принять во внимание, что я первый покупатель, которого они смогли найти на это здание за последние сто лет.
Я посветила фонариком вверх. Стены и крыша дома, ограда сада были украшены фигурками зверей, птиц и каких-то диковинных животных. То, что надо. И цвет камня отличный. Из этой развалюхи выйдет отличный отель, совмещенный с аттракционом «дом с привидениями». Народ валом повалит. Внутрь я заходить не стала. Кто знает, как оно там, внутри… небось, все прогнило. Еще не хватало оказаться похороненной под обвалившейся балкой в собственном доме!
Протиснувшись обратно, я первым делом выпустила Тифона. Кот немедленно задрал хвост трубой и навострил лыжи прямиком на ограду.
– Счастливой охоты, – пожелала я своему миниатюрному «Шер-Хану», – смотри, не загуляйся там… сам по себе.
Мне неохота было таскаться туда-сюда сквозь узкую щель, да еще и с вещами, поэтому я вытащила из багажника ломик и принялась раздвигать створки. Через десять минут пыхтения и проклятий, а также один сломанный ноготь, одна из створок поддалась и со страшным скрипом распахнулась. Ну и зер гут, как говорится.
Поскольку ночевать в доме я не собиралась, пришлось выгребать из машины походное снаряжение. Палатку ставить не стала – и так тепло. Пошарила вдоль ограды, насобирала камней, сложила очаг. Рядом кинула пенку, спальник и пакеты с едой. Предположив, что в таком саду хоть где-то должна лежать огромная куча хвороста, я обошла его по периметру, и в одном из дальних углов, действительно, обнаружила эту самую кучу. Тем лучше – одновременно буду готовить и расчищать угол от мусора. Запалив недурной костер, ухнув на решетку видавшую виды сковородку и свалив на нее содержимое банки с воодушевляющим названием «Свинина с бобами», я принялась сооружать умывальник. Конечно, если понадобится принять душ или помыть голову, он мне не поможет, но пока сгодится, а потом, думаю, все наладится. Взяв одну из бутылей с водой, я открыла ее и закрыла обратно. Потом повесила на ворота оплетку из толстой проволоки, сунула в нее бутыль в перевернутом виде и аккуратно провертела ножом дырку в ее донышке. Теперь достаточно слегка открутить крышку – и вуаля – умывальник готов.
Потом я неспешно ужинала, поглядывая на чистые весенние звезды, вдыхая солоноватый восточный ветер и заново привыкая к ночевке под куполом неба. Как давно это было! Больше трех лет прошло. Но я помню. Я все еще помню.
Горячий ужин, пара банок пива – что еще нужно человеку для счастья? Правильно, теплый спальник и ясная погода. Убрав за собой, я умылась, расплела косу, сняла с себя все фенечки, чтобы они не будили меня своим звоном, и, поставив мобильник на семь утра, заползла в спальник.
И долго еще лежала, глядя в рассыпающиеся в очаге угли и слушая, как где-то скачет по саду Тифон. И сама не заметила, как уснула.
В какой-то момент мне снилось, что на меня смотрят. Я буквально всей кожей ощущала этот взгляд. Но он не был тревожным, этот сон. Скорее, это было… предвкушение, как в детстве, когда ждешь Рождество или день рождения, и твои сны полны ожиданием чуда. Потом было легкое, почти невесомое прикосновение. Кажется, я начала просыпаться… «Наверное, это лист с куста упал», – подумала я и отмахнулась. Послышалось мелодичное позвякивание, моя рука задела что-то плотное – и все пропало.
– Тифон, башку отверну, зверюга полосатая, – пообещала я – и опять уснула.
Утро встретило меня веселеньким треньканьем будильника и ярким солнцем, бьющим точно в глаза. Выпростав из спальника левую руку, я попыталась нашарить телефон. Неудачно. Под закрытыми веками плавали золотисто-розовые круги. Вздохнув, я повернулась набок. Вернее, попыталась повернуться – и обнаружила, что голова моя плотно прижата к земле.
Ну елки-палки!
Я дернулась посильнее, и над ухом раздался вопросительный мурк. Все ясно. Тифон, как обычно, разлегся у меня на волосах. И чего ему в ногах-то не спится?
– Брысь, скотина, – я закинула руку за голову и пихнула кота в волосатый бок. Тот обиженно мявкнул, вскочил и пронесся мимо меня куда-то в кусты. Наконец-то мне удалось вырубить звонок.
Тут я заметила рядом с мобильником нечто странное. Это была прядь моих волос. Начисто срезанная.
– Тифон, ты просто монстр, – пробормотала я. – Придется тебя запирать в подвале, как аттракцион для туристов. И где только такие когти отрастил? Вот лишу тебя довольствия – будешь знать.
Костер прогорел, оставив после себя серый пепел. Я вздохнула и выбралась из спального мешка. Роса давно высохла, день наливался теплом, как спелое яблоко. Пора было приниматься за дело. Но сперва – кофе. Заново запалив костерок и взгромоздив на решетку кофейник, я побрела умываться.
При свете дня старый сад казался куда менее таинственным, чем ночью. Яркие цветы на клумбах, забавно подстриженные кусты… Только дом все такой же серый, мрачный и… холодный, что ли?
Сегодня в плане у меня стояло обследование первого этажа и предварительные прикидки объема ремонтных работ, хотя и так было понятно, что денег сюда придется вбухать немерено. Конечно же, суммы, оставшейся после покупки дома, на это бы не хватило. Удачно, что я смогла договориться с Билли – вряд ли бы кто еще согласился ссудить мне полмиллиона наличными. Теперь деньги лежали в банковской ячейке и ждали того момента, когда я начну превращать их в камень, доски, стекло, трубы… Дел хватало.
Для начала я достала миски и корм для Тифона. Он, конечно, тот еще охотничек, но, как я подозревала, тут и крыс нету. С чего бы им тут быть-то? Поживиться все равно нечем. Потом наскоро перекусила хлебом с клубничным вареньем, влила в себя пару кружек кофе и почувствовала, что готова к труду и обороне. Захватив фонарик помощнее, рулетку, блокнот и карандаш, я подошла к крыльцу. Ну, пора приступать к делу.
Дверь тихонько скрипнула и неожиданно легко отворилась. Солнечные лучи осветили огромный пыльный холл в два этажа. Пыль была везде: на полу, на столах, даже на стенах. В одном месте ровный слой пыли разбивала цепочка следов, уходящая на лестницу, что вела на второй этаж. Так-так, кажется, юное поколение не очень-то верит в бабушкины сказки про маньяка и бегает сюда на свидания. Ну, я им малину испорчу. Фонарик оказался пока не нужен – сквозь высокие окна внутрь проникало довольно света, и я повесила его на пояс.
У дальней стены высились какие-то бесформенные кучи, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся чудовищных размеров допотопными автоматами. Я рассмотрела их, но не нашла ничего нового для себя – все это было таким… старым. Просто ржавый хлам, который никуда не годится. Рядом с ними стоял стеллаж с запчастями. Похоже, хозяин дома был инженером-конструктором. Любопытно. Все было пыльным и грязным. Особенно меня порадовала паутина на люстре. Представляю, как я буду ее обметать. Хотя сама по себе люстра шикарная. Очень антуражно. Почти все стекла в окнах оказались предсказуемо разбиты, так что я попросту обошла холл и подсчитала количество окон. Вдоль стен стояла закрытая чехлами мебель. Дорогая, наверное. Антиквариат. Единственной не завешенной мебелью оказался длинный стол, уставленный книгами, письменными приборами и еще бог знает чем.
Позади парадной лестницы, украшенной зловещего вида фигурой, было еще две боковые лесенки. Я хмыкнула – и решительно направилась налево.
Там был узкий коридор и две двери, ведущие в жилые комнаты. Ага, две спальни. Первая явно женская. Обилие вазочек, салфеточек, несколько картин, прячущихся за мутными стеклами, ширма с китайскими мотивами, кованая кровать с шишечками, слоники на комоде. Надо будет разобрать это все, посмотреть, что можно оставить. В шкафу висели старинные платья – я не решилась их тронуть, побоялась, что рассыплются от старости. Хотя здесь сухо, вряд ли они сгнили, но…
Вторая комната, видимо, принадлежала хозяину. Там я обнаружила красивое бюро с множеством отделений, обитую зеленым шелком кушетку и кровать, как две капли воды похожую на ту, что стояла в соседней спальне. И еще там был камин. На каминной полке стояла фотография в рамочке. Я взяла ее, стряхнула пыль и всмотрелась в лица обитателей дома, умерших бог знает сколько лет назад. Франтоватый мужчина с усами, молодая женщина, младенец, завернутый в кружевные пеленки. Ничего особенного.
Кроме разве что того, что они были семьей. Одно целое, вместе – не то что я, отрезанный ломоть.
У Дары никогда не будет таких фотографий.
Я перевернула рамку и сняла заднюю стенку. На обороте подобных снимков обычно делали всяческие памятные надписи. Но ничего было не разобрать – здесь окно закрывали тяжелые бархатные шторы. Я потянулась отодвинуть одну из них – и весь карниз целиком рухнул к моим ногам, подняв облако пыли. Я едва успела отскочить и от неожиданности выронила фото. Рамка жалобно звякнула, поздоровавшись с каменным полом.
Ну твою же мать!
Чихая и ругаясь на чем свет стоит, я выскочила в коридор. Ладно, пора заканчивать с этими сентиментальными прогулками. Правая лесенка вела в хозяйственные помещения: кухню-столовую, библиотеку и весьма приличную мастерскую. Во всяком случае, инструменты и тиски там были такие же, как и в любой другой мастерской.
Я вернулась к парадной лестнице. Отрадно все-таки, что полы и лестницы тут каменные – одной головной болью меньше, да и шансы быть погребенной под развалинами этого дома резко уменьшались. Наскоро обежав второй этаж и не найдя ничего выдающегося, я спустилась обратно в холл. На чердак не пошла – там как раз пол был деревянный. Но и беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: крышу придется делать заново, и это будет куда проще и дешевле, нежели ремонтировать старую. Подвал я тоже решила оставить на сладкое.
Выйдя из дома, я позвонила Ларри. Он обещал подогнать бригаду хороших строителей, да и сам собирался подъехать. Потому что второй его любовью после автомобилей была я. Ему нравилась моя увлеченность такими мужскими занятиями, как возня с моторами, ремонт сантехники и прочее. Он был старым другом отца, и я считала его крестным. А Ларри всякий раз, приезжая к нам домой, рассказывал тогда еще маленькой мне, как мой папа выиграл этот дом в кости почти сразу после того, как мама выиграла папу в карты.
При мысли о родном доме у меня заныло сердце. Я подняла глаза вверх и мысленно извинилась перед родителями. Но ничего не поделать – там не было никаких перспектив. А тут… вдруг получится?
Запустив руку в волосы, я ощутила, как они буквально скрипят под пальцами. Пыль. Да, надо бы организовать какое-никакое постоянное водоснабжение. Внезапно мне пришла в голову интересная мысль. Я обошла сад со всех сторон и наконец обнаружила небольшой колодец возле задней двери. Скинув в его мрачную глубину ведро на цепочке, я услышала далекий плеск. Значит, вода есть. Надо поставить насос, и пусть себе качает…
По дороге в строительный магазин я размышляла, что еще можно сделать до приезда Ларри, который обещал появиться через неделю. По всему выходило, что немного. Ну и ладно. Пусть его ребята расстараются.
Когда я, купив насос и душевую кабинку с баком на крыше, вернулась домой, время уже перевалило за пять часов пополудни. Остаток дня ушел на то, чтобы заставить эту штуку работать. Чудно. Теперь всегда можно будет ополоснуться. Оглянувшись по сторонам – я помнила про следы в доме и мальчишек на велосипедах, которые кружили вокруг моего автомобиля, точно стая чокнутых дельфинов, – я нырнула в кабинку. Вышла я из нее посвежевшая и, вполне возможно, помолодевшая. Ну… чуть-чуть.
После ужина меня потянуло на лирику, и я взялась за гитару. Села прямо на спальник, подсунула под спину рюкзак и провела рукой по струнам. Они радостно отозвались на прикосновение…
И сразу память услужливо подсунула совсем другие ночи – но тоже наполненные перебором струн и тихим голосом. Мобильник, будто нарочно, пискнул, возвещая о новой смс-ке. Я протянула руку, помедлила… и удалила сообщение, не читая.
Как обычно.
У меня есть Дара – и этого вполне достаточно. А память часто лжет.
Так я и сидела, наигрывая простенькие мелодии, пока не задремала.
Во сне струны пели мне об одиночестве и снеге, а я отвечала им переборами фламенко и говорила, что смерти нет.
Я проснулась от того, что Тифон затеял на редкость шумную возню где-то в кустах. Солнце поднялось высоко. Глянула на часы – уже десять. Однако горазда я спать!
Я встала, подняла с пенки гитару и с удивлением обнаружила на ее лаковом боку свежую царапину. Вечером ее точно не было...
В кустах снова зашуршало.
– Тифон, сволочь ты хвостатая, я тебя на шапку пущу, так и знай! – рявкнула я и метнула в кусты огрызок сосиски – остаток вчерашнего ужина.
Шум затих, и из кустов выперся мой кот, гордо неся в зубах сосиску. Я грустно погладила риф и убрала гитару в чехол. Еще одна царапина. Жалко, подарок ведь… Ну да ладно.
Сегодня я собиралась спуститься в подвал. Но сначала нужно было съездить в строительный магазин – еще вчера мне пришла в голову свежая идея о том, что стоило бы запастись коробками для вещей, которые мне могут пригодиться, и мусорными мешками для барахла.
Выехав за ворота, я увидела на площади полицейскую машину. Сам полицейский – полноватый шатен слегка за сорок в топорщащейся на животе форме – стоял рядом и явно поджидал меня.
– Что вам угодно, офицер? – поинтересовалась я, притормозив и высунув голову в окно.
– Тоббс. Лейтенант Джеффри Тоббс. Мисс… – неуверенно начал он.
– МакКормик, – назвалась я. – Мисс Габриэль МакКормик. Так что вы хотели?
Полицейский слабо улыбнулся.
– Понимаете, с этим домом связана нехорошая история, поэтому…
– Поэтому вы решили проверить, жива ли я или меня уже прирезал маньяк с лезвиями? – насмешливо продолжила я.
Полицейский кивнул.
– Но вижу, с вами все в порядке. Что ж… Если вам понадобится моя помощь…
– Я наберу 911, честное скаутское, – пообещала я и покатила через город в сторону поворота на местное шоссе.
Странные они все. Поэтому меня нисколько не удивляет, что самые кровавые маньяки появляются в таких вот тихих городках. Поживешь тут пару десятков лет – и мысль о том, чтобы расчленить соседа зубочисткой уже не кажется такой уж дикой.
В магазине оказалось несколько более людно, чем в прошлый раз, так что пришлось немало потолкаться.
– Мисс? – окликнул меня кто-то – как раз когда я по уши углубилась в изучение характеристик мощной блекэнддекеровской дрели и прикидывала, не будет ли слишком расточительно купить ее взамен своей старенькой. – Мисс, это ведь вы приобрели дом на холме?
Я обернулась.
Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти со светлыми, едва тронутыми сединой густыми волосами, ярко-серыми глазами и широким мужественным лицом.
– Ну, допустим, я. – Похоже, на сегодня мне приветливости не завезли.
– Я Генри. Генри Милтон. Если вы уже слышали о том давнем убийстве, то… Это был мой брат.
Я вытаращила глаза.
– Кто? Маньяк?
Мужчина нахмурился.
– Нет, мой брат Джим. Это его убили в доме на холме. Я знаю, вам рассказывали, будто Ким его невеста, но это не так. Они просто встречались в школе. И отец говорил мне, что она была заодно с тем маньяком.
Я оценивающе посмотрела на этого Генри. Словно угадав мои мысли, он поспешно пояснил:
– Я родился уже после смерти брата.
– Это все, конечно, здорово, но мне-то вы зачем рассказываете свою семейную историю? Хотите уверить, что в доме полно привидений? Так я не против.
– Нет-нет, – Милтон усмехнулся, – просто я хочу, чтобы вы знали: тело моего брата лежало под окнами того дома. Ким заявила, что они с маньяком убили друг друга. Но второе тело так и не нашли. Я подумал, что вам стоит знать.
– Спасибо за беспокойство.
Я рассеянно покрутила в руках упаковку с дрелью и поставила обратно на полку. Вот ведь… умеет же человек испортить настроение! Я огляделась в поисках недавнего собеседника, но его и след простыл.
Ограничившись в итоге десятком коробок и упаковкой мусорных пакетов, я вернулась домой.
Домой… Странно и непривычно это было, но я уже воспринимала мрачное здание как родной дом. Все же человек – такое животное, что ко всему привыкает. Даже если в так называемом доме протекает крыша, и на чердак не зайти – того гляди обвалится.
Как я ни оттягивала момент спуска в подвал, но пришлось взять себя в руки.
Врубив фонарик, я толкнула тяжелую дверь, и та с возмущенным скрипом начала открываться. Словно протестуя против вторжения. Да я бы и сама с удовольствием отказалась, но как тогда проверить состояние труб? Как прикинуть возможности прокладки кабеля? Короче, надо идти. На всякий случай, памятуя о складах пыли наверху, я натянула на лицо маску и для верности повязала сверху влажный платок.
Вниз вели крутые, обвивающиеся вокруг колонны каменные ступеньки. Обуздав свою неуемную фантазию, сразу же подкинувшую мне картину выскакивающего из-за угла монстра с лезвиями – непременно в слизи и бородавках, – я начала спуск.
Подвал поразил мое воображение своими размерами, высотой потолков – и страшной запущенностью. Чего тут только не было! Какие-то автоматы, железяки, старая мебель, сундуки… Разделенный на несколько помещений низенькими арками, подвал напоминал сокровищницу свихнувшегося Аладдина. В самом дальнем помещении я нашла стеллаж с запыленными бутылками. В них, несомненно, было вино и, судя по датам, очень старое. И наверняка очень дорогое. Это был приятный сюрприз.
Воодушевленная, я продолжила «экскурсию». Аппараты и механизмы рассматривать не стала, для этого здесь было недостаточно света. Пускай ребята Ларри вытащат это барахло, а потом уже разберемся, что с ним делать. В наименее запущенном отсеке подвала хранились, по-видимому, какие-то дорогие сердцу хозяина вещи. Я подняла крышку одного из сундуков. Одежда. Мужская. Старинная, с чулками и бриджами, я такую только на картинках и видела. Можно продать в магазины для маскарада, а лучше этим… как их? А, реставраторам. Аутентичные вещи, да еще в таком приличном состоянии – с руками оторвут. Может, даже оставлю себе что-нибудь. Например, этот шелковый шейный платок. И это чудесное платье…
Я чувствовала, что погружаюсь в глупые исследование, на которые совсем нет времени. Да, все эти вещи, одежда – такие таинственные… можно выдумать сотни романтических историй. Ну у меня уже есть одна. И хэппи-энда у этой сказки не было. Так что к черту.
Второй сундук я открывать не стала, посчитав, что найду там то же самое. А вот за ним… За ним стояли холсты в рамах. Я осторожно вытащила один и развернула к свету. Краска с картины осыпалась, но на ней явственно угадывался дом. Тот самый, в пыльном подвале коего я сейчас находилась. Я пригляделась поближе: тот, да не тот. Похоже, это был эскиз будущего дома: куда более яркий, пронизанный светом и теплом, он при ближайшем рассмотрении весьма отличался от мрачного здания, которое я видела воочию. Однако фигуры зверей, дракон, вычурная ограда – все было очень похоже. Я поняла, что он мне напоминает.
Волшебный замок. Причем не просто так, а замок какой-нибудь принцессы. Спящей красавицы, к примеру. И то, что на картине, – это его счастливое изображение. А то, что есть на самом деле, – это замок тех времен, когда принцесса еще спит и не надеется, что принц ее разбудит. Даже подстриженные кусты навевают мысли о зарослях шиповника, сквозь которые придется прорубаться незадачливому принцу.
Наконец в самом темном и укромном углу я отыскала маленький сундучок. Он оказался заперт, и во мне мигом взыграло любопытство. До чертиков захотелось узнать, что ж такое важное мог запереть в нем прежний владелец.
Я глянула на часы: день почти прошел. Пора было закругляться. Я прихватила сундучок и вышла наверх. Сорвала маску, с наслаждением вдохнула свежий воздух – после затхлой пыльности подвала, пробивавшейся аж через угольный фильтр маски, он опьянял почище виски.
Пока я ковырялась в подвале, пошел мелкий противный дождь. Тифон мокрым комком жался на крыльце. Он встретил меня обиженным мявом и тут же канул в глубину дома, просочившись по обыкновению у меня под ногами. Вздохнув, я отставила сундук и пошла собирать вещи. Самым разумным было последовать примеру кота и устроить ночлег в доме, благо каменный пол позволял разжечь костерок, а дыры в потолке не давали скапливаться дыму. Обустроив «бивуак» более-менее прилично, я задумалась о своей находке. Ломать сундук не хотелось, поэтому логично было бы пойти и поискать ключик. Начать же следовало с комнаты хозяина – где еще он мог хранить личные вещи?
В комнате мое внимание снова привлекло бюро. Если этот конструктор где и прятал свое добро, так это там. В третьем по счету ящике обнаружилась связка разнокалиберных, чуть покрытых ржавчиной ключей. Вдруг какой-нибудь из них подойдет?
Вернувшись в импровизированный лагерь, я поставила греться ужин и принялась подбирать ключи. Перебрав почти половину связки, я наконец нашла, что искала.
В сундуке лежали стопка фотографий и письма. Верхняя фотография была точной копией той, которую я недавно разбила. Я машинально перевернула ее. Там действительно была надпись от руки: «Ричард, Аманда и Эдвард Гетсбэри, Лондон, 1863 год». Я снова пригляделась к лицам на фото. Обычная семья. А ведь наверняка этот усатый франт и есть ученый-изобретатель. Но если снимок был сделан в Лондоне, то что он забыл во Флориде? Внизу фото была овальная печать, гласившая, что снимок был сделан в ателье Биэрда. Следующие снимки были сделаны в разные годы. На них семейство было запечатлено вместе и по отдельности. Взрослые почти не менялись, разве что усы у изобретателя становились все пышнее, и о том, что между снимками прошло немало времени, свидетельствовал лишь ребенок, становившийся все старше и превратившийся сначала в серьезного мальчика, а потом в красивого юношу с грустными и очень выразительными глазами.
Почти на самом дне лежала фотография, запечатлевшая юношу лежащим на кушетке. Глаза его были закрыты. Некоторое время я недоумевала, зачем кому-то понадобилось фотографировать его спящим, учитывая, какими дорогими тогда были фотографии, и как трудно их было сделать.
Я перевернула фото.
На обороте значилось: «Абердин, 1889 год. Милый Эдвард, покойся с миром».
Несколько секунд я тупо моргала, глядя на надпись.
А потом вспомнила кое-что.
Я читала об этом. Читала, что в XIX веке было модно фотографировать умерших людей. Им придавали такие позы, что казалось, будто они спят. Иногда мертвецам даже рисовали глаза. Особенно часто так фотографировали детей – может быть, потому что они чаще умирали…
Мужчина, изображенный на фотографии, вне всякого сомнения, был мертв. Я посмотрела на дату, позагибала пальцы… ему было 27 лет. Всего 27. На два года меньше, чем мне.
Он умер. А я… Я, наверное, тоже умерла – в каком-то смысле. Потому что моя нынешняя жизнь – совсем не то, что обещает реклама хлопьев для завтрака. Совсем не то, что было у моих родителей. Совсем не то, что я хотела для себя. Я прикусила костяшки пальцев. Отчего-то очень хотелось расплакаться.
Но я не расплакалась.
Мне вдруг показалось странным, что я так переживаю за молодого человека, который в любом случае старше меня на сто с лишним лет и с которым мне все равно никогда бы не удалось встретиться.
Тем не менее, есть расхотелось.
Я вяло поковыряла ужин, закрыла его крышкой от возможных посягательств Тифона и улеглась. Фотографию я поставила перед собой и долго смотрела на нее. Под конец мне даже показалось, что юноша вот-вот откроет глаза, но, к сожалению, то была лишь игра моего воображения.
Мне снились красочные сны, с замками, развевающимися флагами над бурным северным морем и заросшим шиповником садом, сквозь который я прорубала себе дорогу мачете. В конце концов я забралась в самую высокую башню и нашла там Спящего Принца. Я поцеловала его, но он не проснулся. Тогда я легонько потрясла его за плечо. Ничего. Я испугалась. Изо всех сил тряся безвольное тело, я выкрикивала его имя. И на какой-то миг мне показалось, что веки затрепетали. Я почти представила его глаза – темные, пристальные, насмешливо-печальные, но… ничего не произошло.
Башня начала рушиться. Я полетела вниз и по-прежнему звала его по имени:
– Эдвард… Эдвард… Эдвард…
ПримечаниеПримечание: На мысль о посмертной фотографии меня натолкнул вот этот снимок
Почему-то возникла такая жуткая ассоциация...
Проснувшись на следующее утро и увидев над головой высокий стрельчатый потолок, я долго не могла понять, где нахожусь. В голове крутились обрывки вчерашнего сна. «Кажется, я все-таки сверзилась с башни», – некстати подумалось мне. Воздух был сырым и довольно прохладным, и лежать на каменных плитах было не особенно-то комфортно. Наконец я согнала оцепенелость и все вспомнила: и хождение по подвалу, и запертый сундук, и фотографию… Вот она, лежит передо мной во всей своей ужасающей неотвратимости. Фотография, запечатлевшая чью-то прерванную жизнь, жалкая попытка продлить существование человека на Земле.
Пол тут и там усеивали подсыхающие лужи. Я ожидала этого, потому и постаралась выбрать место с наиболее уцелевшим потолком – вокруг было сухо. И на слегка потревоженной мною пыли я вдруг увидела следы. Они показались знакомыми… Точно! Именно они вели к лестнице, когда я первый раз вошла в дом. Но я могла поклясться чем угодно, что еще вчера их тут не было. Значит, кто-то ходил тут, пока я спала, и вряд ли это была влюбленная парочка, тем более что следы принадлежали одному человеку. Я поставила рядом с отпечатком свою ногу. Похоже, нога у таинственного гостя длиннее моей больше, чем на дюйм. Мужская нога. Хотя…
Я внезапно представила ту старушку, Ким, в клоунских ботинках, с пакетом молока в одной руке и с окровавленной зубочисткой – в другой. Бррр! Я помотала головой. Зубочистка трансформировалась в здоровенный секатор с широкими лезвиями, покрытый засохшей кровью с налипшими волосами. В памяти мигом всплыли все столь щедро выданные мне предостережения. Я истошно старалась уверить взбесившийся рассудок, что это всего лишь злая, глупая шутка, что это просто местная молодежь совершенно обнаглела… Но рациональная часть потерпела позорное фиаско. Все эти странные случаи…
О Боже.
Настоящий маньяк. Все это время он был здесь, бродил рядышком. Прядь волос, гитара… Он смотрел на меня ночью, трогал мои вещи, но не нападал. Присматривался, небось. А я, идиотка, ходила по лезвию и ничего не видела дальше носа.
По лезвию.
Че-о-орт!
В душе поднимался какой-то мерзлый, липкий и тошнотворный ужас. Захотелось немедленно собраться и умотать отсюда куда глаза глядят. Но, конечно, я этого не сделала. Сдаваться этому престарелому маньяку? Да ни за что! Во-первых, до сих пор он меня не убил и даже не показался ни разу, значит, ему нужно что-то другое. Во-вторых, это мой дом, и я не позволю никому себя запугать. Тут мелькнула мысль, что это может оказаться спектакль, разыгранный жителями городка, чтобы изгнать чужачку. Тут же подумалось, что в таком случае в полицию обращаться бессмысленно – судя по повышенному интересу ко мне лейтенанта Тоббса, она тоже замешана. Может, я ошибаюсь, но лучше перебдеть. Значит, нужно действовать своими силами. Днем маньяк не высовывается, придется дожидаться ночи, как в классических ужастиках. Другого пути нет – искать его в доме бессмысленно, он знает его лучше меня и наверняка ускользнет в какую-нибудь щель. Решено – я подкараулю, когда он выползет из своей норы, и возьму тепленьким. А пока, на случай, если он следит откуда-нибудь за мной, я буду вести себя, как обычно.
Так что я позавтракала – постаралась подкрепиться поплотнее, чтобы набраться сил – как можно более непринужденно прогулялась до автомобиля и выудила из-под водительского сидения свой Ruger. Надеюсь, в случае чего, этому ублюдку хватит 17 пуль, чтобы сдохнуть. И надеюсь, что хоть одна пуля ему достанется – зря я, что ли, в нежном возрасте околачивалась в тирах? Я сунула пистолет за пояс штанов и прикрыла футболкой.
Теперь следовало изобразить бурную деятельность, поэтому досыпав коту корма и поменяв воду, я подхватила коробку и мусорный мешок и направилась разгребать местные завалы. Начала со второго этажа, справедливо рассудив, что удобнее двигаться сверху вниз, чем наоборот.
Пять часов спустя, насквозь пропитавшись пылью (не спасали ни маска на лице, ни бандана на волосах), извозившись, как поросенок, и пропахнув потом, я сволокла на первый этаж последнюю, десятую коробку. Мусорные мешки кончились еще на середине пути, и хлам пришлось попросту свалить в коридоре. Видимо, я поторопилась, купив так мало тары. Проходя мимо завешенного серой тряпкой и паутиной зеркала, я притормозила. Сдернула тряпицу, повозила ей по гладкой поверхности…
Мда.
Создавалось такое впечатление, будто я… выцвела. Стала похожа на негатив старинной фотографии. Фотографии… Не буду об этом думать, не хочу. Кстати, о птичках: какое отношение имеет мой гипотетический психопат с колюще-режущими к семейству, которое тут обитало? В агентстве меня заверили, что у прежнего владельца не осталось живых родственников. Может, дальний? Какой-нибудь троюродный племянник шурина двоюродной бабки со стороны золовки?
Хватит.
Оставшееся до темноты время я приводила себя в порядок, готовила ужин, беззлобно поругивала Тифона, поигрывала на гитаре и перебирала найденные безделушки – словом, вела себя максимально естественно. И все время чувствовала нарастающее напряжение. У меня аж голова заболела. Под конец стало так страшно, что я на всякий случай отзвонилась бабушке.
– Да? – раздался в трубке чуть дрожащий, но такой родной старческий голос.
– Привет, Ба, это Габи. Как вы там? – как можно жизнерадостней осведомилась я.
– А, Габриэлла…
Бабушка всегда звала меня так, с самого детства. Это высокопарное имя, по ее мнению, должно было напоминать мне о высоком происхождении семьи. Хотя где там высоком! Это было так давно, что я и не знала толком ничего о людях, глядевших на меня с темных портретов в ее старом доме в Иллинойсе.
– Как вы? – повторила я.
– Все прекрасно. А как твое… начинание?
Да, я знала, что бабушка не одобряла ту легкость, с которой я избавилась от родительского гнезда. Легкости не было, но показывать это я не посчитала нужным. Пусть лучше думает, что ее внучка – черствая расчетливая стерва, чем утешает и жалеет. Не нужно мне жалости. Ни от кого.
– У меня все хорошо, – ответила я, почти не кривя душой, – а как Дара?
– Все так же. Носится по двору и вытаптывает мои левкои, – голос бабушки смягчился. Я знала, что она души не чает в правнучке, хотя и считает, что ангельская внешность, унаследованная от родителей, едва перетягивает несносный характер, унаследованный от них же.
– Позови ее, Ба.
– Минутку. Дара, солнышко, подойди! Мама хочет с тобой поговорить, – крикнула бабушка в сторону.
Несколько минут спустя послышался топоток, и у самого уха отозвалось запыхавшееся:
– Мам?
– Привет, мой солнечный зайчик. Ты в порядке?
– Ага. Мам, а ты скоро приедешь?
– Скоро, – я мысленно вздохнула и скрестила пальцы. – Вот дострою замок для моей принцессы – и заберу тебя.
– И Ба?
– И Ба, если она захочет. – В том, что Ба не захочет, я ни минуты не сомневалась.
– А кто она? – детский голос внезапно посерьезнел.
– Кто?
– Ну, принцесса?
Я рассмеялась.
– Ты, кто же еще!
– А-а-а… – и после паузы: – Я очень скучаю, мам. Приезжай.
– Я тоже. Я приеду. Ну, пока?
– Пока, мам. Ба, мама попрощалась.
Трубку снова взяла бабушка.
– Габриэлла… Спасибо, что позвонила.
– Я приеду, – зачем-то повторила я.
– Знаю. Мы будем ждать…
– До свидания, Ба.
Я еще некоторое время слушала доносящиеся из телефона гудки, потом вытерла щеки и пошла готовиться ко сну.
Лежа в запахнутом, но не застегнутом спальнике, сжимая в правой руке фонарь, а в левой – пистолет, я почти видела, как адреналин заливает меня по самые глаза. Только бы не сорваться, только бы получилось, только бы…
Тихие шаркающие шаги. И как я могла их не расслышать раньше? Неужто так крепко спалось на новом месте?
Цвирк-шорк, цвирк-шорк, будто их обладатель прихрамывает на одну ногу.
Дошли до лагеря. Остановились. Свет полупотухшего костра выхватил из чернильного мрака неясную фигуру. Такую же темную, как ночь, которая ее исторгла. Алые отсветы заметались по черной блестящей коже, многочисленным заклепкам… Фигура, неловко скособочившись, присела перед сундучком с фотографиями, проскрежетала чем-то острым по крышке…
И тут мои нервы не выдержали.
Я откинула верх спальника и резко села.
– Ни с места! Руки вверх! Стреляю без предупреждения! – завопила я, выхватывая пистолет и нацеливая его на незнакомца и одновременно направляя на него фонарик, стараясь попасть лучом прямо в глаза.
Чужак дернулся и упал навзничь. Раздался пронзительный звук, словно по камню проскребли ножом. Я медленно поднялась, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, и сделала шаг по направлению к чужаку, все еще держа на мушке его голову и светя в глаза фонариком.
– Кто ты? Что ты здесь делаешь?
– Эдвард. Я здесь живу.
Голос, господи, какой у него тихий и дрожащий голос… Испуганный.
Хорошо, что испуганный. Я глянула на свою трясущуюся руку – пистолет ходил ходуном – и подумала, что стоит держаться поувереннее. И тут его слова просочились наконец сквозь адреналиновый барьер.
– Эдвард? – переспросила я недоверчиво и подошла поближе.
Незнакомец попытался отползти. Раздался все тот же отвратительный скрежет. Лезвия – догадалась я. Он их где-то прячет, выжидая, когда я расслаблюсь и позволю себя прирезать. Не дождется.
– Покажи руки! – потребовала я.
Этот странный тип поднял правую руку, опираясь на локоть левой. В свете фонарика ярко сверкнула сталь.
– Я же велела бросить оружие! – завопила я и на всякий случай отступила назад.
– Я… не могу. Это рука, – как-то обреченно ответил незнакомец и пошевелил лезвиями.
– Иди ты?!
Я едва не рассмеялась от абсурдности ситуации. Передо мной лежит тип, затянутый в черную кожу, выглядит так, точно в дурдоме объявили день открытых дверей и по ошибке выпустили самых буйных пациентов, и хочет уверить меня, что эта штука с лезвиями – его рука. Мда, бывают случаи, когда не все дома, а эта стадия, по-видимому, называется «все ушли».
– Если ты сейчас же не избавишься от этой хреновины и не отбросишь ее подальше, я тебя пристрелю. И ничего мне за это не будет, – пригрозила я. – и где вторая рука, а? Чего ты ее прячешь? Что в…
Слова застряли в глотке.
Потому что он совсем лег на спину и поднял левую руку.
Богом клянусь, я никогда в жизни ничего подобного не видела.
До локтя это была обычная рука, несмотря на кожу и ремни. Но ниже локтя свисало уродливое сплетение железяк, навевающее странные ассоциации с Терминатором. Стоп. А это мысль!
– Ты робот? – я недоверчиво глядела на культю, – андроид?
– Я человек, – возразил незнакомец.
– Угу, а я – мать Тереза…
Я приблизилась и склонилась над ним. Лежа на спине особо не подергаешься, да и рука у него, как выяснилось, только одна. Эдвард не врал: правая кисть казалась жесткой перчаткой, к которой вместо пальцев были прикреплены длинные лезвия. Эдвард… Пораженная внезапной догадкой, я посветила ему в лицо. Он зажмурился, но я все равно видела… Метнувшись к сундучку, я вытащила фотографию.
Это был он.
Бледный, с фиолетовыми тенями вокруг глаз, с многочисленными дурно зажившими порезами, но это был он. По какой-то причине я сразу же успокоилась. И даже повеселела. Я убрала фонарик, сунула пистолет за пазуху, фото – в карман и пошла за хворостом.
Когда я вернулась, Эдвард, точно майский жук, все так же лежал на спине, подняв руки, и опасливо смотрел на мои манипуляции. Я раздула костер и повернулась к нему.
– Вставай уже, человек, – фыркнула я. – И объясни толком, что ты тут забыл.
Он неловко перекатился набок и попробовал приподняться на том, что осталось от левой руки, помогая себе правой; железки скользили по полу. Эдварду удалось сесть, но встать он уже не смог. Я обратила внимание на то, как он странно двигает правой ногой, и вспомнила звук его шагов. Видимо, нога тоже была поломана. Наконец он прекратил бесплодные усилия и оперся на неповрежденную руку.
– Я… не могу подняться.
Я вздохнула. Кажется, без моей помощи он не сдвинется. Забавно, но я уже почти не боялась этого странного создания – уж больно жалко оно выглядело.
– Давай свою клешню. Да не правую, левую давай, – я ухватила его за локоть, напряглась – и вздернула на ноги. Эдвард тяжело оперся на меня, так что от неожиданности я сама едва не загремела на каменные плиты. Перехватив это чудо природы за талию, я отбуксировала его на спальник и усадила там, а сама отправилась греть остатки кофе.
– Спасибо, – прошелестело мне вслед.
– Как же ты поднимался раньше? – я оглянулась через плечо на сумрачную фигуру.
– Долго. Иногда – несколько дней.
Я невольно содрогнулась, представив себе, каково это – беспомощно лежать где-нибудь на полу и знать, что никто не придет, что если сам не встанешь, то останешься там навсегда. Вдруг подумалось: это чертовски похоже на мою теперешнюю жизнь. Хорошо, что я всегда приземляюсь на ноги. Этот парень окончательно перестал меня пугать. Похоже, это я напугала его до судорог, а был бы он маньяком, вряд ли бы так боялся.
Прихватив пиво, я плюхнулась рядом. Эдвард настороженно покосился на меня, и я практически слышала, как у него в голове крутятся шестеренки (интересно, а они правда крутятся?): отодвинуться от меня подальше или смириться с неизбежным?
– Не бойся, я не кусаюсь, – заверила я и, потянув из-за спины шерстяной плед, накинула его на плечи своего неожиданно обретенного собеседника. – Рассказывай.
– Что рассказывать?
– Откуда ты взялся, что тут делаешь, давно ты тут… Короче, все.
– Короче?
Я рассмеялась. Нет, это не Терминатор, это Дейта какой-то!
– Я имею в виду, что хочу услышать твою историю. Целиком. С начала и до настоящего момента. Понятно?
– Понятно.
Я вскрыла банку. Пиво было тепловатым, но меня это уже не волновало. Вытащив из кармана фотографию, я сунула ее Эдварду под нос.
– И не забудь объяснить, почему ты так похож на этого человека.
Тот уставился на фото, будто первый раз его видел. Впрочем, я не исключала такой возможности, учитывая, в какой пыльной дыре стоял приснопамятный сундук.
– Я не знаю почему, – подтвердил Эдвард мои предположения.
– Тогда рассказывай, что знаешь, – велела я.
Он вздохнул, помолчал – и начал рассказывать. Голос звучал неуверенно, словно его обладатель забыл, как им пользоваться. Он говорил о старом ученом-изобретателе, которому однажды пришло в голову превратить механизм для резки салата в живое существо. О том, как ему это удалось. Почти удалось. И нет, это было не нарочно, он хотел закончить Эдварда, просто не успел. О том, как этот изобретатель, которого Эдвард, кажется, всерьез считал своим отцом, учил его, читал ему, развлекал…
Я слушала, и перед глазами у меня вставала своя версия событий. По словам Эдварда, ученый был очень стар. А юноша на фото – скорее всего, его сын – очень молод. И еще была комната жены… Возможно, это была попытка старика уйти от одиночества? Как бы то ни было, но тем самым он обрек на одиночество другого, который также не заслуживал этого. Никто в целом свете не заслуживает быть один.
Из носика кофейника повалил пар. Я допила оставшееся пиво и встала.
– Кофе будешь?
– Да. Спасибо.
Я и сама не знала, почему предложила ему кофе. По идее, роботы же не питаются… Но вдруг показалось негостеприимным хлебать эту коричневую муть, пока он будет сидеть тут как бедный родственник. Если честно, я ждала, что Эдвард откажется. Но нет, согласился. Вот и поди ж ты, пойми, кто он там: андроид, инопланетянин или взаправду человек, как он сам считает?
Вернувшись с двумя жестяными кружками, я застыла в нерешительности. Чем ему-то кружку держать? Не поить же его… Я поставила свою на пол, взявшись за угол одеяла, перехватила вторую кружку за край и вцепилась Эдварду в плечо.
– Вытяни руку.
Он послушно выставил перед собой тот кошмар, который у обычных людей именуется кистью – и сразу же начал заваливаться назад. И завалился бы, если бы я его не держала. Я осторожно нанизала ручку кружки на его указательный «палец» и скомандовала:
– Теперь прижми большим пальцем.
Он так и сделал. Убедившись, что кружка зажата надежно, я отпустила ее. Держать Эдварда оказалось тяжеловато, так что я сразу перешла ко второй части операции и, развернув его слегка от себя, села так, чтобы упираться спиной ему в спину.
– Удобно? Я положила тебе два кусочка сахара.
– Спасибо… Тереза.
Я подавилась кофе.
– Что-о?
– Вы так назвались. – В голосе Эдварда слышалось явное смущение.
Я хихикнула. Этот парень был еще наивнее, чем я думала. Наивнее, чем вообще можно представить.
– Мне зовут Габриэль. Можешь звать меня Габи.
– Габи, – повторил он, будто пробуя имя на вкус. – Спасибо за кофе.
– Пожалуйста. Давай продолжай.
И он снова говорил, и иногда казалось, что он рассказывает свою историю вовсе не мне, а себе самому... А я слушала, не забывая прихлебывать из своей кружки и глядя, как на пол падают частые капли – снаружи опять шел дождь. В какой-то момент мои веки отяжелели, убаюкивающий голос слышался все дальше и дальше, пламя костра превратилось в размытое пятно…
Последнее, что я слышала, было:
– И тогда я увидел ее, танцующую под падающим снегом.
Первое, что я осознала, проснувшись, – у меня невозможно затекла шея. Мельком удивившись тому, как мне удалось заснуть на той жесткой поверхности, которую я сейчас чувствовала под собой, я открыла глаза. И тут же закрыла. Потому что надо мной нависало чье-то лицо. Без паники, – приказала я себе, – думай, думай, откуда тут взялось это лицо, а главное – что ты делала вчера. Вчера я ловила маньяка…
И в памяти начала всплывать вся столь богатая на события прошлая ночь. Я подкараулила маньяка… Только это оказался вовсе не маньяк… Странный сломанный механизм… человек… Он назвал себя человеком… Он рассказывал мне о себе… Как его зовут?..
– Эдвард.
– Доброе утро, – прошелестел он, и я удивилась странно светлому выражению его лица. Словно он видел или слышал нечто необыкновенно приятное. Хотя что может быть приятного в моей опухшей со сна физиономии? Или дело в том, что я назвала его по имени? Или в том, что рядом с ним впервые за долгое время оказалось живое существо?
Рядом?
Тут до меня начало доходить… Вчера я заснула, не дослушав до конца. И теперь лежу головой на чем-то жестком… у него на коленях.
Собрав все эти своевременные соображения в кучу, я довольно резво подскочила, едва не опрокинув Эдварда. Чтобы удержаться, он сильнее склонился вправо, загремев по полу кружкой, которая так и осталась висеть у него на «пальце», и проехавшись ладонью по натекшей из нее жиже.
– Простите за кофе… вы спали, я не хотел вас будить, и пришлось…
– Да ладно, здесь так грязно и сыро сейчас, что лишняя лужа практически незаметна. Это мне резон извиняться – из-за меня ты, наверное, сам не выспался.
– Я не нуждаюсь в сне.
Я кивнула – андроидам сон совершенно ни к чему. Разве что батарейки подзарядить…
– Эдвард, а у тебя есть батарейки?
– Нет.
– А на чем ты работаешь?
– Работаю? Я подстригаю кусты, делаю ледяные статуи…
Я поняла, что мы с ним малость не поняли друг друга.
– В смысле, что тебе нужно для жизни?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Ничего.
Это прозвучало так… короче, мне не понравилось, как это прозвучало. Я вздохнула и подняла голову. День обещал быть ясным и солнечным – сквозь окна пробивался ласковый золотой свет. На одном из подоконников примостился Тифон, греясь в первых утренних лучах. Я снова вздохнула.
– Но, надеюсь, от завтрака не откажешься? И не надо мне выкать, я не такая уж старая. Скорее, это ты постарше меня будешь. Лет на сто.
– Не откажусь. Не буду… сто лет?
– Ну, судя по одежде в комнатах, тебя создали еще в позапрошлом веке. Но это неважно. Посиди тут… или… а пойдем-ка наружу!
Я бесцеремонно подхватила Эдварда под руку и потащила на выход.
Пристроив своего гостя под кустиком, я вернулась за вещами и провиантом. Лужи на полу почти высохли, и сейчас дом выглядел куда приветливее. Или это потому, что в нем, как оказалось, кто-то живет? Я не знала. Только понимала каким-то внутренним чутьем, что отныне ничего уже не будет, как было. И будет только лучше. Занятно, прежде подобное ощущение появлялось, только когда я навещала Дару и Ба. Побросав вещи в рюкзак и прихватив постель, я вернулась к «стоянке» в саду.
– Пересаживайся, на земле сидеть неполезно, – я махнула в сторону разложенной пенки и отправилась колдовать над завтраком. – Сосиски любишь?
– Наверное.
Я кивнула.
– Значит, сосиски. Все равно у меня больше ничего нет. Черт, опять придется ехать в магазин!
Кофейник булькал, сосиски скворчали, а я думала, что жизнь вроде бы налаживается.
– Вот, – сказала я, ставя на доску, заменявшую стол, тарелку с аппетитно-румяными сосисками, кофейник и прочие милые сердцу мелочи, вкупе составляющие один из традиционных завтраков туриста. – Надеюсь, с кружкой управишься сам? А то так есть хочется, что переночевать негде.
Эдвард вскинул непонимающие глаза. Предупреждая дальнейшие вопросы, я пояснила:
– Просто присказка. Ну так как?
– Управлюсь.
– Вот и славно.
Я подцепила сосиску на вилку, мазнула ею по блюдцу с кетчупом и откусила чуть ли не половину. Вторым укусом я прекратила ее существование на бренной земле, зажевала хлебом и заполировала это дело изрядным глотком кофе. Утолив таким образом первый голод, я принялась наблюдать за действиями Эдварда. Он нанизал сосиску на лезвие, но то оказалось слишком широким и острым и прорезало ее насквозь. Сосиска упала на траву – к вящей радости караулившего неподалеку Тифона.
– Извини… – я практически услышала проглоченное «…те».
– Фиг с ней, с сосиской, я припрятала еще пару на случай… – очень хотелось сказать «атомной войны», но мне вовремя пришло в голову, что это выражение вызовет еще не один вопрос, поэтому я просто широким жестом обвела импровизированный стол рукой и попросила не стесняться.
Вторая сосиска не слетела с лезвия, зато проскочила аж до самой кисти. В конце концов мне надоело смотреть на мучения Эдварда, я отставила наполовину опустошенную кружку и сдернула чертов полуфабрикат. Эдвард выжидательно уставился на меня, и я снова подумала, до чего он похож на того, другого…
Тут мне пришла в голову одна идея.
– Так. Давай отвлечемся от пищи телесной и обратимся к духовной. Давным-давно мой… не помню кто поведал мне притчу. Подозреваю, что она докатилась до него через десятые руки и уже весьма отличается от оригинала. Короче, я понятия не имею, кто ее рассказал изначально – Конфуций или какой другой шибко умный китаец, но случилось так, что мудрец попал на тот свет. И ему подвалила удача побывать по очереди в аду и в раю. Ад представлял собой столовую с кучей столов, заваленных вкуснейшей снедью, но грешники все как один были несчастными, оборванными и голодными. Потому что взять эту пищу можно было только специальными палочками – фута этак в три длиной. И грешники никак не могли положить эту пищу себе в рот. Они дрались друг с другом, изобретали множество способов насытиться (ни один не работал) и, в целом, производили удручающее впечатление. Затем мудрец попал в рай. Там было все то же самое, за одним исключением: праведники были сыты, опрятны и довольны. В чем был их секрет? Очень просто – они кормили соседа напротив. Думаю, мораль этой истории в том, что настоящие ад и рай сокрыты в нас самих, но в данном случае моральный аспект меня мало волнует. Как ты смотришь на то, чтобы воспользоваться примером праведников?
Я перевела дух и посмотрела на Эдварда. Он выглядел слегка испуганным.
– Может, не стоит? Я могу тебя поранить… Сильно.
– Не беспокойся, – отмахнулась я, – умением есть с ножа я виртуозно овладела в походах, так что если не начнешь дергаться, все будет просто прекрасно.
И, не дожидаясь его ответа, наколола сосиску на свою вилку и сунула ему под нос. Эдвард смешно вытянул губы и откусил кусочек. Прожевал. Слабо улыбнулся.
– Вкусно.
– Теперь моя очередь.
Он подцепил сосиску на указательный «палец» и осторожно поднес ее к моему лицу. Я почти чувствовала его огромное напряжение, словно оно передалось через почву. Лезвие не дрожало, Эдвард сидел спокойно, но мне вдруг показалось, что он все силы положил на эту каменную неподвижность. Что совершенно никуда не годилось. Я не стала затягивать представление, грозившее обернуться пыткой, и, не мудрствуя лукаво, отмахнула от сосиски приличный шмат.
– Видишь, как здорово! А ты боялся. – Я прожевала и широко улыбнулась.
Вы когда-нибудь видели, как улыбаются глазами? Знаю, видели, и не раз. Книжные штампы набили оскомину, киногерои норовят что-то такое изобразить, можно увидеть, как близкие и родные искрятся весельем, если вы даете себе труд это заметить. Но я никогда не думала, что улыбка может соперничать с солнечным весенним утром. До сегодняшнего дня. Да, скажите, что это тоже избитая метафора. Вас там не было.
А я была.
– Кетчупа? Хлеба? – поинтересовалась я.
Эдвард помотал головой.
– А тебе?
– Тоже обойдусь.
И мы сидели, взапуски ели сосиски, весело переглядывались и улыбались друг другу
Эдвард улыбался забавно, лишь уголками губ, будто опасаясь выпускать в мир банальные улыбки, когда можно подарить ему настоящее сокровище. А я буквально купалась в этой внезапно зародившейся радости и испытывала странную гордость, оттого что вся она досталась одной мне.
В эти минуты он меньше всего походил на андроида.
Продолжение в комментариях
АПД: Обновление от 10.06.2015 - окончание!
Автор: +Lupa+
Бета: нет
Фандом: Эдвард Руки-ножницы
Размер: макси, 34 080 слов
Персонажи: Эдвард|ОЖП, ОМП в количествах
Жанр: драма, (б)романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды девушка по имени Габи покупает старинный заброшенный особняк.
Примечание: ПОВ от 1-го лица (ОЖП)
Предупреждения: немного обсценной лексики, крови и ранений
Дисклеймер: Все принадлежит Бертону, и Депп – пророк его.
Статус фанфика: закончен
Размещение на других сетевых ресурсах: С разрешения автора. Ибо нефиг.
читать дальше
Пустынное шоссе простиралось впереди, насколько хватало глаз.
Прямая и ровная федеральная трасса № 75 уходила вдаль за горизонт, а по бокам тянулись бесконечные апельсиновые рощи. Асфальт мягко шелестел под колесами, руль словно застыл в одном положении, и все вместе навевало невообразимую скуку. Выудив из бардачка карту, я развернула ее на приборной панели – все равно тут даже опоссумов нет, чтобы ненароком броситься под машину.
Похоже, заповедники остались позади, а это значит, что я почти у цели. Теперь осталось только съехать на шоссе № 41, а потом уже на местную дорогу. Я небрежно сложила карту и запихнула обратно. Потом как-нибудь поправлю. Потянулась за сигаретами, с прискорбием обнаружив, что осталась, дай бог, четверть пачки. Надо будет запастись по дороге, да и еды какой-никакой прикупить. Прикурила, в который раз уже подпалив свисающую на правый глаз косую челку.
Заметив указатель, я решительно повернула руль вправо. Еще несколько миль – и вот оно, сорок первое шоссе. Здесь чувствовалась близость океана: его не было видно, но ветер стал удивительно свежим и, кажется, насквозь пропитался йодом.
Я включила радио и повертела ручку настройки. В эфире были одни местные радиостанции с довольно убогими мотивчиками. Я фыркнула и переключилась на магнитолу, ткнула «рандом». По салону разлились звуки «Hotel California». Отлично, то, что нужно для дальней дороги.
На заднем сидении недовольно завозился Тифон.
– Ш-ш-ш, милый, мы скоро приедем. Потерпи немного. Вода у тебя не кончилась? – Я посмотрела в зеркало заднего вида – сидящий в переноске кот даже сквозь решетку умудрялся глядеть с высокомерным презрением.
Еще через час мы съехали с шоссе. Я проверила уровень бензина. Мда, похоже, железная лошадка проголодалась. Впереди замаячила заправка. Я затушила сигарету, с сомнением покосилась на переполненную пепельницу и выкинула бычок в окно.
Хмурый парень в фирменном комбинезоне ткнул рылом «пистолета» в отверстие бензобака и меланхолично привалился к боку моего пикапа.
– Странная тачка, – невнятно заметил он, перекатывая во рту жвачку. – Не могу разобрать, какой она марки.
Еще бы! Я ее своими руками собирала в гараже у Ларри – лучшего механика на всем Восточном побережье. Кузов от «Форда», причем здорово модифицированный в процессе, а остальное, как говорится, с миру по нитке.
– «Порше». Новейшая модель, – с серьезным лицом заявила я, – только что с конвейера.
– Да? И когда это вы успели ее покрасить в таком случае? – раздался сзади густой бас.
Я чуть не подпрыгнула и обернулась – позади сидел на ветхом стуле пожилой негр с газетой. Крыть было нечем: помимо прочего, моя машина была раскрашена яркими подсолнухами, что смотрелось на ее мордатом, почти квадратном кузове довольно эксцентрично.
– Спецзаказ, – выкрутилась я. – Мне нужен город Неверхилл. Скажите, пожалуйста, до него еще далеко?
– Да тут рядом, – вмешался хмурый парень, – свернете вон за той рощей – и, считайте, приехали. Сначала будет торговый центр, а там и до города рукой подать.
– Спасибо, – кивнула я, расплатилась и покатила дальше.
Торговый центр – это было ценно, тем более что ночевать я собиралась в свежекупленном доме, а ни электричества, ни воды там, судя по всему, не было и пока не предвиделось. Следовательно, было бы неплохо запастись водой, дровами и жидкостью для розжига.
Возле рощи и впрямь был указатель с названием города. И население – полторы тысячи человек. Не густо. Свернув на подъездную дорогу, я невольно ахнула и приглушила двигатель.
Дом возвышался над городом – темный, огромный, венчающий собой каменистый холм. Казалось, он давит на это небо, нависает над крохотными аккуратными коттеджами, виднеющимися вдалеке. Закат, обнимающий горизонт, словно обтекал дом, оставляя его черной дырой на полотне этой реальности. Я залезла в сумку и достала фотографии, по которым купила эту махину. Похоже, агент не обманул, и это, действительно, «красивое здание, построенное в XIX веке по индивидуальному проекту в готически-фантазийном стиле». Надеюсь, что дом именно такой большой, каким кажется. Обидно было бы, если бы он оказался мелкой хибаркой. А то, что его отовсюду видно – тем лучше, и никаких указателей не понадобится, он сам себе указатель.
Справа в опускающихся сумерках сиял неоновыми вывесками пресловутый торговый центр. Я зарулила на стоянку, еще раз проверила, как там Тифон, и вошла внутрь. Как и в любом уважающем себя торговом центре, почти весь первый этаж тут занимал супермаркет. То, что надо. Народу в магазине было на удивление мало, но, двигаясь мимо полок с продуктами, я не раз ловила на себе удивленные взгляды. Ну да, в таком маленьком городке наверняка все друг друга знают и чужака распознают влет.
Сдув с глаза челку, я снова выудила из кармана любимых штанов цвета хаки список и проверила покупки. Вроде бы ничего не забыла. Навалившись на ручку, я покатила тяжелогруженую тележку на кассу и пристроилась в хвост очереди.
– Проездом у нас? – обратился ко мне стоящий впереди дядечка, которого я про себя отнесла к виду «горожанин словоохотливый».
– Да нет, – беззаботно ответила я, – собираюсь поселиться. Вот, дом купила.
Дядечка нахмурился.
– А кто у нас продавал дом? Раффены, что ли?
– Нет-нет, что вы, я имею в виду не коттедж, а именно дом. Тот, что на холме.
Воцарилось изумленное молчание – в очереди разом смолкли разговоры, и все, как по команде, уставились на меня, в том числе и те, кто до этого старался на меня не пялиться. Я улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Что ж, послушаем, что они скажут. А им явно было, что сказать.
– Это же дом с привидениями! – ахнул опомнившийся первым дядечка. – Там водятся призраки!
– Там живет маньяк с лезвиями! – довольно громко добавил кто-то сзади.
О как… Славно.
– Не обижайте его, пожалуйста! – перекрыл шум дребезжащий старческий голос.
Я невольно обернулась.
По проходу к кассам семенила старушка, сжимающая в лапках пакет с молоком. У нее были большие печальные глаза и бледное испуганное лицо.
– Не обращайте внимания, – прошептал мне на ухо болтливый дядечка, – это моя тетка Ким. Пятьдесят лет назад ее жениха грохнул тот маньяк, ну, который с лезвиями. С тех пор она чокнулась. Так и не вышла замуж, все твердит про своего возлюбленного, какой он был нежный.
Я молча кивнула. Что ж, в любом городе найдется сумасшедшая бабка, похоже, мне посчастливилось столкнуться с местным изданием. Я проникновенно посмотрела на старушку – этот взгляд я обычно приберегала для Дары.
– Не волнуйтесь, я его не обижу. Поверьте мне.
Та мигом успокоилась и как ни в чем не бывало сунула свой пакет в тележку племянника.
Подошла моя очередь на кассе. За спиной по-прежнему раздавались шепотки. Здорово же я их тут взбудоражила.
– И блок «Lucky Strike», будьте добры, – попросила я кассиршу. Та нырнула за прилавок и выудила картонную коробку.
– А вы на самом деле собираетесь там жить? – спросила она, глядя на меня круглыми глазами.
– И не только, – туманно сообщила я, подхватила пакеты с покупками и потащилась на стоянку.
Судя по реакции местных жителей, мне необязательно даже делать рекламу – сюда и без того будут стекаться толпы любителей острых ощущений. Просто толпы.
Однако надо было торопиться: на улице неотвратимо сгущались сумерки, а мне совсем не улыбалось таскаться по тамошнему саду в потемках. Исходя из мутных фотографий, сад был большой и запущенный. В конце улицы, на небольшой площадке для разворота, пришлось притормозить – высокие кованые ворота, когда-то венчавшие собой ограду, проржавели и погнулись, одна створка была свернута набок, вторая валялась на земле. Я осторожно проехала по ней, молясь про себя, чтобы там не оказалось какой-нибудь острой завитушки, только и ждущей, чтобы впиться в колесо моему автомобилю. Дорога зигзагом поднималась вверх. Я не особо глядела по сторонам: приходилось следить за дорогой, чтобы не впереться во что-нибудь ненароком. Наконец, припарковав машину перед очередными – на сей раз целыми – воротами, я прихватила фонарик и протиснулась между прутьями в сад.
К моему несказанному удивлению, сад оказался вполне приличным с виду. Нет, сухих деревьев в нем было полно, но помимо них моему взору предстали ухоженные клумбы и изумительно подстриженные кусты. Кажется, похожие делали во Франции. И в Англии, кажется, тоже. Во всяком случае, картинки из Гугла показывали что-то вроде этого. Любопытно, у кого это такая буйная фантазия? Учитывая нелицеприятное мнение местных жителей об этом доме, вряд ли кто-то из них ходит сюда по воскресеньям, чтобы поработать садовником. Скорее, это агентство недвижимости расстаралось, всячески стремясь пустить мне пыль в глаза. Неудивительно, если принять во внимание, что я первый покупатель, которого они смогли найти на это здание за последние сто лет.
Я посветила фонариком вверх. Стены и крыша дома, ограда сада были украшены фигурками зверей, птиц и каких-то диковинных животных. То, что надо. И цвет камня отличный. Из этой развалюхи выйдет отличный отель, совмещенный с аттракционом «дом с привидениями». Народ валом повалит. Внутрь я заходить не стала. Кто знает, как оно там, внутри… небось, все прогнило. Еще не хватало оказаться похороненной под обвалившейся балкой в собственном доме!
Протиснувшись обратно, я первым делом выпустила Тифона. Кот немедленно задрал хвост трубой и навострил лыжи прямиком на ограду.
– Счастливой охоты, – пожелала я своему миниатюрному «Шер-Хану», – смотри, не загуляйся там… сам по себе.
Мне неохота было таскаться туда-сюда сквозь узкую щель, да еще и с вещами, поэтому я вытащила из багажника ломик и принялась раздвигать створки. Через десять минут пыхтения и проклятий, а также один сломанный ноготь, одна из створок поддалась и со страшным скрипом распахнулась. Ну и зер гут, как говорится.
Поскольку ночевать в доме я не собиралась, пришлось выгребать из машины походное снаряжение. Палатку ставить не стала – и так тепло. Пошарила вдоль ограды, насобирала камней, сложила очаг. Рядом кинула пенку, спальник и пакеты с едой. Предположив, что в таком саду хоть где-то должна лежать огромная куча хвороста, я обошла его по периметру, и в одном из дальних углов, действительно, обнаружила эту самую кучу. Тем лучше – одновременно буду готовить и расчищать угол от мусора. Запалив недурной костер, ухнув на решетку видавшую виды сковородку и свалив на нее содержимое банки с воодушевляющим названием «Свинина с бобами», я принялась сооружать умывальник. Конечно, если понадобится принять душ или помыть голову, он мне не поможет, но пока сгодится, а потом, думаю, все наладится. Взяв одну из бутылей с водой, я открыла ее и закрыла обратно. Потом повесила на ворота оплетку из толстой проволоки, сунула в нее бутыль в перевернутом виде и аккуратно провертела ножом дырку в ее донышке. Теперь достаточно слегка открутить крышку – и вуаля – умывальник готов.
Потом я неспешно ужинала, поглядывая на чистые весенние звезды, вдыхая солоноватый восточный ветер и заново привыкая к ночевке под куполом неба. Как давно это было! Больше трех лет прошло. Но я помню. Я все еще помню.
Горячий ужин, пара банок пива – что еще нужно человеку для счастья? Правильно, теплый спальник и ясная погода. Убрав за собой, я умылась, расплела косу, сняла с себя все фенечки, чтобы они не будили меня своим звоном, и, поставив мобильник на семь утра, заползла в спальник.
И долго еще лежала, глядя в рассыпающиеся в очаге угли и слушая, как где-то скачет по саду Тифон. И сама не заметила, как уснула.
В какой-то момент мне снилось, что на меня смотрят. Я буквально всей кожей ощущала этот взгляд. Но он не был тревожным, этот сон. Скорее, это было… предвкушение, как в детстве, когда ждешь Рождество или день рождения, и твои сны полны ожиданием чуда. Потом было легкое, почти невесомое прикосновение. Кажется, я начала просыпаться… «Наверное, это лист с куста упал», – подумала я и отмахнулась. Послышалось мелодичное позвякивание, моя рука задела что-то плотное – и все пропало.
– Тифон, башку отверну, зверюга полосатая, – пообещала я – и опять уснула.
* * *
Утро встретило меня веселеньким треньканьем будильника и ярким солнцем, бьющим точно в глаза. Выпростав из спальника левую руку, я попыталась нашарить телефон. Неудачно. Под закрытыми веками плавали золотисто-розовые круги. Вздохнув, я повернулась набок. Вернее, попыталась повернуться – и обнаружила, что голова моя плотно прижата к земле.
Ну елки-палки!
Я дернулась посильнее, и над ухом раздался вопросительный мурк. Все ясно. Тифон, как обычно, разлегся у меня на волосах. И чего ему в ногах-то не спится?
– Брысь, скотина, – я закинула руку за голову и пихнула кота в волосатый бок. Тот обиженно мявкнул, вскочил и пронесся мимо меня куда-то в кусты. Наконец-то мне удалось вырубить звонок.
Тут я заметила рядом с мобильником нечто странное. Это была прядь моих волос. Начисто срезанная.
– Тифон, ты просто монстр, – пробормотала я. – Придется тебя запирать в подвале, как аттракцион для туристов. И где только такие когти отрастил? Вот лишу тебя довольствия – будешь знать.
Костер прогорел, оставив после себя серый пепел. Я вздохнула и выбралась из спального мешка. Роса давно высохла, день наливался теплом, как спелое яблоко. Пора было приниматься за дело. Но сперва – кофе. Заново запалив костерок и взгромоздив на решетку кофейник, я побрела умываться.
При свете дня старый сад казался куда менее таинственным, чем ночью. Яркие цветы на клумбах, забавно подстриженные кусты… Только дом все такой же серый, мрачный и… холодный, что ли?
Сегодня в плане у меня стояло обследование первого этажа и предварительные прикидки объема ремонтных работ, хотя и так было понятно, что денег сюда придется вбухать немерено. Конечно же, суммы, оставшейся после покупки дома, на это бы не хватило. Удачно, что я смогла договориться с Билли – вряд ли бы кто еще согласился ссудить мне полмиллиона наличными. Теперь деньги лежали в банковской ячейке и ждали того момента, когда я начну превращать их в камень, доски, стекло, трубы… Дел хватало.
Для начала я достала миски и корм для Тифона. Он, конечно, тот еще охотничек, но, как я подозревала, тут и крыс нету. С чего бы им тут быть-то? Поживиться все равно нечем. Потом наскоро перекусила хлебом с клубничным вареньем, влила в себя пару кружек кофе и почувствовала, что готова к труду и обороне. Захватив фонарик помощнее, рулетку, блокнот и карандаш, я подошла к крыльцу. Ну, пора приступать к делу.
Дверь тихонько скрипнула и неожиданно легко отворилась. Солнечные лучи осветили огромный пыльный холл в два этажа. Пыль была везде: на полу, на столах, даже на стенах. В одном месте ровный слой пыли разбивала цепочка следов, уходящая на лестницу, что вела на второй этаж. Так-так, кажется, юное поколение не очень-то верит в бабушкины сказки про маньяка и бегает сюда на свидания. Ну, я им малину испорчу. Фонарик оказался пока не нужен – сквозь высокие окна внутрь проникало довольно света, и я повесила его на пояс.
У дальней стены высились какие-то бесформенные кучи, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся чудовищных размеров допотопными автоматами. Я рассмотрела их, но не нашла ничего нового для себя – все это было таким… старым. Просто ржавый хлам, который никуда не годится. Рядом с ними стоял стеллаж с запчастями. Похоже, хозяин дома был инженером-конструктором. Любопытно. Все было пыльным и грязным. Особенно меня порадовала паутина на люстре. Представляю, как я буду ее обметать. Хотя сама по себе люстра шикарная. Очень антуражно. Почти все стекла в окнах оказались предсказуемо разбиты, так что я попросту обошла холл и подсчитала количество окон. Вдоль стен стояла закрытая чехлами мебель. Дорогая, наверное. Антиквариат. Единственной не завешенной мебелью оказался длинный стол, уставленный книгами, письменными приборами и еще бог знает чем.
Позади парадной лестницы, украшенной зловещего вида фигурой, было еще две боковые лесенки. Я хмыкнула – и решительно направилась налево.
Там был узкий коридор и две двери, ведущие в жилые комнаты. Ага, две спальни. Первая явно женская. Обилие вазочек, салфеточек, несколько картин, прячущихся за мутными стеклами, ширма с китайскими мотивами, кованая кровать с шишечками, слоники на комоде. Надо будет разобрать это все, посмотреть, что можно оставить. В шкафу висели старинные платья – я не решилась их тронуть, побоялась, что рассыплются от старости. Хотя здесь сухо, вряд ли они сгнили, но…
Вторая комната, видимо, принадлежала хозяину. Там я обнаружила красивое бюро с множеством отделений, обитую зеленым шелком кушетку и кровать, как две капли воды похожую на ту, что стояла в соседней спальне. И еще там был камин. На каминной полке стояла фотография в рамочке. Я взяла ее, стряхнула пыль и всмотрелась в лица обитателей дома, умерших бог знает сколько лет назад. Франтоватый мужчина с усами, молодая женщина, младенец, завернутый в кружевные пеленки. Ничего особенного.
Кроме разве что того, что они были семьей. Одно целое, вместе – не то что я, отрезанный ломоть.
У Дары никогда не будет таких фотографий.
Я перевернула рамку и сняла заднюю стенку. На обороте подобных снимков обычно делали всяческие памятные надписи. Но ничего было не разобрать – здесь окно закрывали тяжелые бархатные шторы. Я потянулась отодвинуть одну из них – и весь карниз целиком рухнул к моим ногам, подняв облако пыли. Я едва успела отскочить и от неожиданности выронила фото. Рамка жалобно звякнула, поздоровавшись с каменным полом.
Ну твою же мать!
Чихая и ругаясь на чем свет стоит, я выскочила в коридор. Ладно, пора заканчивать с этими сентиментальными прогулками. Правая лесенка вела в хозяйственные помещения: кухню-столовую, библиотеку и весьма приличную мастерскую. Во всяком случае, инструменты и тиски там были такие же, как и в любой другой мастерской.
Я вернулась к парадной лестнице. Отрадно все-таки, что полы и лестницы тут каменные – одной головной болью меньше, да и шансы быть погребенной под развалинами этого дома резко уменьшались. Наскоро обежав второй этаж и не найдя ничего выдающегося, я спустилась обратно в холл. На чердак не пошла – там как раз пол был деревянный. Но и беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: крышу придется делать заново, и это будет куда проще и дешевле, нежели ремонтировать старую. Подвал я тоже решила оставить на сладкое.
Выйдя из дома, я позвонила Ларри. Он обещал подогнать бригаду хороших строителей, да и сам собирался подъехать. Потому что второй его любовью после автомобилей была я. Ему нравилась моя увлеченность такими мужскими занятиями, как возня с моторами, ремонт сантехники и прочее. Он был старым другом отца, и я считала его крестным. А Ларри всякий раз, приезжая к нам домой, рассказывал тогда еще маленькой мне, как мой папа выиграл этот дом в кости почти сразу после того, как мама выиграла папу в карты.
При мысли о родном доме у меня заныло сердце. Я подняла глаза вверх и мысленно извинилась перед родителями. Но ничего не поделать – там не было никаких перспектив. А тут… вдруг получится?
Запустив руку в волосы, я ощутила, как они буквально скрипят под пальцами. Пыль. Да, надо бы организовать какое-никакое постоянное водоснабжение. Внезапно мне пришла в голову интересная мысль. Я обошла сад со всех сторон и наконец обнаружила небольшой колодец возле задней двери. Скинув в его мрачную глубину ведро на цепочке, я услышала далекий плеск. Значит, вода есть. Надо поставить насос, и пусть себе качает…
По дороге в строительный магазин я размышляла, что еще можно сделать до приезда Ларри, который обещал появиться через неделю. По всему выходило, что немного. Ну и ладно. Пусть его ребята расстараются.
Когда я, купив насос и душевую кабинку с баком на крыше, вернулась домой, время уже перевалило за пять часов пополудни. Остаток дня ушел на то, чтобы заставить эту штуку работать. Чудно. Теперь всегда можно будет ополоснуться. Оглянувшись по сторонам – я помнила про следы в доме и мальчишек на велосипедах, которые кружили вокруг моего автомобиля, точно стая чокнутых дельфинов, – я нырнула в кабинку. Вышла я из нее посвежевшая и, вполне возможно, помолодевшая. Ну… чуть-чуть.
После ужина меня потянуло на лирику, и я взялась за гитару. Села прямо на спальник, подсунула под спину рюкзак и провела рукой по струнам. Они радостно отозвались на прикосновение…
И сразу память услужливо подсунула совсем другие ночи – но тоже наполненные перебором струн и тихим голосом. Мобильник, будто нарочно, пискнул, возвещая о новой смс-ке. Я протянула руку, помедлила… и удалила сообщение, не читая.
Как обычно.
У меня есть Дара – и этого вполне достаточно. А память часто лжет.
Так я и сидела, наигрывая простенькие мелодии, пока не задремала.
Во сне струны пели мне об одиночестве и снеге, а я отвечала им переборами фламенко и говорила, что смерти нет.
* * *
Я проснулась от того, что Тифон затеял на редкость шумную возню где-то в кустах. Солнце поднялось высоко. Глянула на часы – уже десять. Однако горазда я спать!
Я встала, подняла с пенки гитару и с удивлением обнаружила на ее лаковом боку свежую царапину. Вечером ее точно не было...
В кустах снова зашуршало.
– Тифон, сволочь ты хвостатая, я тебя на шапку пущу, так и знай! – рявкнула я и метнула в кусты огрызок сосиски – остаток вчерашнего ужина.
Шум затих, и из кустов выперся мой кот, гордо неся в зубах сосиску. Я грустно погладила риф и убрала гитару в чехол. Еще одна царапина. Жалко, подарок ведь… Ну да ладно.
Сегодня я собиралась спуститься в подвал. Но сначала нужно было съездить в строительный магазин – еще вчера мне пришла в голову свежая идея о том, что стоило бы запастись коробками для вещей, которые мне могут пригодиться, и мусорными мешками для барахла.
Выехав за ворота, я увидела на площади полицейскую машину. Сам полицейский – полноватый шатен слегка за сорок в топорщащейся на животе форме – стоял рядом и явно поджидал меня.
– Что вам угодно, офицер? – поинтересовалась я, притормозив и высунув голову в окно.
– Тоббс. Лейтенант Джеффри Тоббс. Мисс… – неуверенно начал он.
– МакКормик, – назвалась я. – Мисс Габриэль МакКормик. Так что вы хотели?
Полицейский слабо улыбнулся.
– Понимаете, с этим домом связана нехорошая история, поэтому…
– Поэтому вы решили проверить, жива ли я или меня уже прирезал маньяк с лезвиями? – насмешливо продолжила я.
Полицейский кивнул.
– Но вижу, с вами все в порядке. Что ж… Если вам понадобится моя помощь…
– Я наберу 911, честное скаутское, – пообещала я и покатила через город в сторону поворота на местное шоссе.
Странные они все. Поэтому меня нисколько не удивляет, что самые кровавые маньяки появляются в таких вот тихих городках. Поживешь тут пару десятков лет – и мысль о том, чтобы расчленить соседа зубочисткой уже не кажется такой уж дикой.
В магазине оказалось несколько более людно, чем в прошлый раз, так что пришлось немало потолкаться.
– Мисс? – окликнул меня кто-то – как раз когда я по уши углубилась в изучение характеристик мощной блекэнддекеровской дрели и прикидывала, не будет ли слишком расточительно купить ее взамен своей старенькой. – Мисс, это ведь вы приобрели дом на холме?
Я обернулась.
Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти со светлыми, едва тронутыми сединой густыми волосами, ярко-серыми глазами и широким мужественным лицом.
– Ну, допустим, я. – Похоже, на сегодня мне приветливости не завезли.
– Я Генри. Генри Милтон. Если вы уже слышали о том давнем убийстве, то… Это был мой брат.
Я вытаращила глаза.
– Кто? Маньяк?
Мужчина нахмурился.
– Нет, мой брат Джим. Это его убили в доме на холме. Я знаю, вам рассказывали, будто Ким его невеста, но это не так. Они просто встречались в школе. И отец говорил мне, что она была заодно с тем маньяком.
Я оценивающе посмотрела на этого Генри. Словно угадав мои мысли, он поспешно пояснил:
– Я родился уже после смерти брата.
– Это все, конечно, здорово, но мне-то вы зачем рассказываете свою семейную историю? Хотите уверить, что в доме полно привидений? Так я не против.
– Нет-нет, – Милтон усмехнулся, – просто я хочу, чтобы вы знали: тело моего брата лежало под окнами того дома. Ким заявила, что они с маньяком убили друг друга. Но второе тело так и не нашли. Я подумал, что вам стоит знать.
– Спасибо за беспокойство.
Я рассеянно покрутила в руках упаковку с дрелью и поставила обратно на полку. Вот ведь… умеет же человек испортить настроение! Я огляделась в поисках недавнего собеседника, но его и след простыл.
Ограничившись в итоге десятком коробок и упаковкой мусорных пакетов, я вернулась домой.
Домой… Странно и непривычно это было, но я уже воспринимала мрачное здание как родной дом. Все же человек – такое животное, что ко всему привыкает. Даже если в так называемом доме протекает крыша, и на чердак не зайти – того гляди обвалится.
Как я ни оттягивала момент спуска в подвал, но пришлось взять себя в руки.
Врубив фонарик, я толкнула тяжелую дверь, и та с возмущенным скрипом начала открываться. Словно протестуя против вторжения. Да я бы и сама с удовольствием отказалась, но как тогда проверить состояние труб? Как прикинуть возможности прокладки кабеля? Короче, надо идти. На всякий случай, памятуя о складах пыли наверху, я натянула на лицо маску и для верности повязала сверху влажный платок.
Вниз вели крутые, обвивающиеся вокруг колонны каменные ступеньки. Обуздав свою неуемную фантазию, сразу же подкинувшую мне картину выскакивающего из-за угла монстра с лезвиями – непременно в слизи и бородавках, – я начала спуск.
Подвал поразил мое воображение своими размерами, высотой потолков – и страшной запущенностью. Чего тут только не было! Какие-то автоматы, железяки, старая мебель, сундуки… Разделенный на несколько помещений низенькими арками, подвал напоминал сокровищницу свихнувшегося Аладдина. В самом дальнем помещении я нашла стеллаж с запыленными бутылками. В них, несомненно, было вино и, судя по датам, очень старое. И наверняка очень дорогое. Это был приятный сюрприз.
Воодушевленная, я продолжила «экскурсию». Аппараты и механизмы рассматривать не стала, для этого здесь было недостаточно света. Пускай ребята Ларри вытащат это барахло, а потом уже разберемся, что с ним делать. В наименее запущенном отсеке подвала хранились, по-видимому, какие-то дорогие сердцу хозяина вещи. Я подняла крышку одного из сундуков. Одежда. Мужская. Старинная, с чулками и бриджами, я такую только на картинках и видела. Можно продать в магазины для маскарада, а лучше этим… как их? А, реставраторам. Аутентичные вещи, да еще в таком приличном состоянии – с руками оторвут. Может, даже оставлю себе что-нибудь. Например, этот шелковый шейный платок. И это чудесное платье…
Я чувствовала, что погружаюсь в глупые исследование, на которые совсем нет времени. Да, все эти вещи, одежда – такие таинственные… можно выдумать сотни романтических историй. Ну у меня уже есть одна. И хэппи-энда у этой сказки не было. Так что к черту.
Второй сундук я открывать не стала, посчитав, что найду там то же самое. А вот за ним… За ним стояли холсты в рамах. Я осторожно вытащила один и развернула к свету. Краска с картины осыпалась, но на ней явственно угадывался дом. Тот самый, в пыльном подвале коего я сейчас находилась. Я пригляделась поближе: тот, да не тот. Похоже, это был эскиз будущего дома: куда более яркий, пронизанный светом и теплом, он при ближайшем рассмотрении весьма отличался от мрачного здания, которое я видела воочию. Однако фигуры зверей, дракон, вычурная ограда – все было очень похоже. Я поняла, что он мне напоминает.
Волшебный замок. Причем не просто так, а замок какой-нибудь принцессы. Спящей красавицы, к примеру. И то, что на картине, – это его счастливое изображение. А то, что есть на самом деле, – это замок тех времен, когда принцесса еще спит и не надеется, что принц ее разбудит. Даже подстриженные кусты навевают мысли о зарослях шиповника, сквозь которые придется прорубаться незадачливому принцу.
Наконец в самом темном и укромном углу я отыскала маленький сундучок. Он оказался заперт, и во мне мигом взыграло любопытство. До чертиков захотелось узнать, что ж такое важное мог запереть в нем прежний владелец.
Я глянула на часы: день почти прошел. Пора было закругляться. Я прихватила сундучок и вышла наверх. Сорвала маску, с наслаждением вдохнула свежий воздух – после затхлой пыльности подвала, пробивавшейся аж через угольный фильтр маски, он опьянял почище виски.
Пока я ковырялась в подвале, пошел мелкий противный дождь. Тифон мокрым комком жался на крыльце. Он встретил меня обиженным мявом и тут же канул в глубину дома, просочившись по обыкновению у меня под ногами. Вздохнув, я отставила сундук и пошла собирать вещи. Самым разумным было последовать примеру кота и устроить ночлег в доме, благо каменный пол позволял разжечь костерок, а дыры в потолке не давали скапливаться дыму. Обустроив «бивуак» более-менее прилично, я задумалась о своей находке. Ломать сундук не хотелось, поэтому логично было бы пойти и поискать ключик. Начать же следовало с комнаты хозяина – где еще он мог хранить личные вещи?
В комнате мое внимание снова привлекло бюро. Если этот конструктор где и прятал свое добро, так это там. В третьем по счету ящике обнаружилась связка разнокалиберных, чуть покрытых ржавчиной ключей. Вдруг какой-нибудь из них подойдет?
Вернувшись в импровизированный лагерь, я поставила греться ужин и принялась подбирать ключи. Перебрав почти половину связки, я наконец нашла, что искала.
В сундуке лежали стопка фотографий и письма. Верхняя фотография была точной копией той, которую я недавно разбила. Я машинально перевернула ее. Там действительно была надпись от руки: «Ричард, Аманда и Эдвард Гетсбэри, Лондон, 1863 год». Я снова пригляделась к лицам на фото. Обычная семья. А ведь наверняка этот усатый франт и есть ученый-изобретатель. Но если снимок был сделан в Лондоне, то что он забыл во Флориде? Внизу фото была овальная печать, гласившая, что снимок был сделан в ателье Биэрда. Следующие снимки были сделаны в разные годы. На них семейство было запечатлено вместе и по отдельности. Взрослые почти не менялись, разве что усы у изобретателя становились все пышнее, и о том, что между снимками прошло немало времени, свидетельствовал лишь ребенок, становившийся все старше и превратившийся сначала в серьезного мальчика, а потом в красивого юношу с грустными и очень выразительными глазами.
Почти на самом дне лежала фотография, запечатлевшая юношу лежащим на кушетке. Глаза его были закрыты. Некоторое время я недоумевала, зачем кому-то понадобилось фотографировать его спящим, учитывая, какими дорогими тогда были фотографии, и как трудно их было сделать.
Я перевернула фото.
На обороте значилось: «Абердин, 1889 год. Милый Эдвард, покойся с миром».
Несколько секунд я тупо моргала, глядя на надпись.
А потом вспомнила кое-что.
Я читала об этом. Читала, что в XIX веке было модно фотографировать умерших людей. Им придавали такие позы, что казалось, будто они спят. Иногда мертвецам даже рисовали глаза. Особенно часто так фотографировали детей – может быть, потому что они чаще умирали…
Мужчина, изображенный на фотографии, вне всякого сомнения, был мертв. Я посмотрела на дату, позагибала пальцы… ему было 27 лет. Всего 27. На два года меньше, чем мне.
Он умер. А я… Я, наверное, тоже умерла – в каком-то смысле. Потому что моя нынешняя жизнь – совсем не то, что обещает реклама хлопьев для завтрака. Совсем не то, что было у моих родителей. Совсем не то, что я хотела для себя. Я прикусила костяшки пальцев. Отчего-то очень хотелось расплакаться.
Но я не расплакалась.
Мне вдруг показалось странным, что я так переживаю за молодого человека, который в любом случае старше меня на сто с лишним лет и с которым мне все равно никогда бы не удалось встретиться.
Тем не менее, есть расхотелось.
Я вяло поковыряла ужин, закрыла его крышкой от возможных посягательств Тифона и улеглась. Фотографию я поставила перед собой и долго смотрела на нее. Под конец мне даже показалось, что юноша вот-вот откроет глаза, но, к сожалению, то была лишь игра моего воображения.
Мне снились красочные сны, с замками, развевающимися флагами над бурным северным морем и заросшим шиповником садом, сквозь который я прорубала себе дорогу мачете. В конце концов я забралась в самую высокую башню и нашла там Спящего Принца. Я поцеловала его, но он не проснулся. Тогда я легонько потрясла его за плечо. Ничего. Я испугалась. Изо всех сил тряся безвольное тело, я выкрикивала его имя. И на какой-то миг мне показалось, что веки затрепетали. Я почти представила его глаза – темные, пристальные, насмешливо-печальные, но… ничего не произошло.
Башня начала рушиться. Я полетела вниз и по-прежнему звала его по имени:
– Эдвард… Эдвард… Эдвард…
ПримечаниеПримечание: На мысль о посмертной фотографии меня натолкнул вот этот снимок
Почему-то возникла такая жуткая ассоциация...
* * *
Проснувшись на следующее утро и увидев над головой высокий стрельчатый потолок, я долго не могла понять, где нахожусь. В голове крутились обрывки вчерашнего сна. «Кажется, я все-таки сверзилась с башни», – некстати подумалось мне. Воздух был сырым и довольно прохладным, и лежать на каменных плитах было не особенно-то комфортно. Наконец я согнала оцепенелость и все вспомнила: и хождение по подвалу, и запертый сундук, и фотографию… Вот она, лежит передо мной во всей своей ужасающей неотвратимости. Фотография, запечатлевшая чью-то прерванную жизнь, жалкая попытка продлить существование человека на Земле.
Пол тут и там усеивали подсыхающие лужи. Я ожидала этого, потому и постаралась выбрать место с наиболее уцелевшим потолком – вокруг было сухо. И на слегка потревоженной мною пыли я вдруг увидела следы. Они показались знакомыми… Точно! Именно они вели к лестнице, когда я первый раз вошла в дом. Но я могла поклясться чем угодно, что еще вчера их тут не было. Значит, кто-то ходил тут, пока я спала, и вряд ли это была влюбленная парочка, тем более что следы принадлежали одному человеку. Я поставила рядом с отпечатком свою ногу. Похоже, нога у таинственного гостя длиннее моей больше, чем на дюйм. Мужская нога. Хотя…
Я внезапно представила ту старушку, Ким, в клоунских ботинках, с пакетом молока в одной руке и с окровавленной зубочисткой – в другой. Бррр! Я помотала головой. Зубочистка трансформировалась в здоровенный секатор с широкими лезвиями, покрытый засохшей кровью с налипшими волосами. В памяти мигом всплыли все столь щедро выданные мне предостережения. Я истошно старалась уверить взбесившийся рассудок, что это всего лишь злая, глупая шутка, что это просто местная молодежь совершенно обнаглела… Но рациональная часть потерпела позорное фиаско. Все эти странные случаи…
О Боже.
Настоящий маньяк. Все это время он был здесь, бродил рядышком. Прядь волос, гитара… Он смотрел на меня ночью, трогал мои вещи, но не нападал. Присматривался, небось. А я, идиотка, ходила по лезвию и ничего не видела дальше носа.
По лезвию.
Че-о-орт!
В душе поднимался какой-то мерзлый, липкий и тошнотворный ужас. Захотелось немедленно собраться и умотать отсюда куда глаза глядят. Но, конечно, я этого не сделала. Сдаваться этому престарелому маньяку? Да ни за что! Во-первых, до сих пор он меня не убил и даже не показался ни разу, значит, ему нужно что-то другое. Во-вторых, это мой дом, и я не позволю никому себя запугать. Тут мелькнула мысль, что это может оказаться спектакль, разыгранный жителями городка, чтобы изгнать чужачку. Тут же подумалось, что в таком случае в полицию обращаться бессмысленно – судя по повышенному интересу ко мне лейтенанта Тоббса, она тоже замешана. Может, я ошибаюсь, но лучше перебдеть. Значит, нужно действовать своими силами. Днем маньяк не высовывается, придется дожидаться ночи, как в классических ужастиках. Другого пути нет – искать его в доме бессмысленно, он знает его лучше меня и наверняка ускользнет в какую-нибудь щель. Решено – я подкараулю, когда он выползет из своей норы, и возьму тепленьким. А пока, на случай, если он следит откуда-нибудь за мной, я буду вести себя, как обычно.
Так что я позавтракала – постаралась подкрепиться поплотнее, чтобы набраться сил – как можно более непринужденно прогулялась до автомобиля и выудила из-под водительского сидения свой Ruger. Надеюсь, в случае чего, этому ублюдку хватит 17 пуль, чтобы сдохнуть. И надеюсь, что хоть одна пуля ему достанется – зря я, что ли, в нежном возрасте околачивалась в тирах? Я сунула пистолет за пояс штанов и прикрыла футболкой.
Теперь следовало изобразить бурную деятельность, поэтому досыпав коту корма и поменяв воду, я подхватила коробку и мусорный мешок и направилась разгребать местные завалы. Начала со второго этажа, справедливо рассудив, что удобнее двигаться сверху вниз, чем наоборот.
Пять часов спустя, насквозь пропитавшись пылью (не спасали ни маска на лице, ни бандана на волосах), извозившись, как поросенок, и пропахнув потом, я сволокла на первый этаж последнюю, десятую коробку. Мусорные мешки кончились еще на середине пути, и хлам пришлось попросту свалить в коридоре. Видимо, я поторопилась, купив так мало тары. Проходя мимо завешенного серой тряпкой и паутиной зеркала, я притормозила. Сдернула тряпицу, повозила ей по гладкой поверхности…
Мда.
Создавалось такое впечатление, будто я… выцвела. Стала похожа на негатив старинной фотографии. Фотографии… Не буду об этом думать, не хочу. Кстати, о птичках: какое отношение имеет мой гипотетический психопат с колюще-режущими к семейству, которое тут обитало? В агентстве меня заверили, что у прежнего владельца не осталось живых родственников. Может, дальний? Какой-нибудь троюродный племянник шурина двоюродной бабки со стороны золовки?
Хватит.
Оставшееся до темноты время я приводила себя в порядок, готовила ужин, беззлобно поругивала Тифона, поигрывала на гитаре и перебирала найденные безделушки – словом, вела себя максимально естественно. И все время чувствовала нарастающее напряжение. У меня аж голова заболела. Под конец стало так страшно, что я на всякий случай отзвонилась бабушке.
– Да? – раздался в трубке чуть дрожащий, но такой родной старческий голос.
– Привет, Ба, это Габи. Как вы там? – как можно жизнерадостней осведомилась я.
– А, Габриэлла…
Бабушка всегда звала меня так, с самого детства. Это высокопарное имя, по ее мнению, должно было напоминать мне о высоком происхождении семьи. Хотя где там высоком! Это было так давно, что я и не знала толком ничего о людях, глядевших на меня с темных портретов в ее старом доме в Иллинойсе.
– Как вы? – повторила я.
– Все прекрасно. А как твое… начинание?
Да, я знала, что бабушка не одобряла ту легкость, с которой я избавилась от родительского гнезда. Легкости не было, но показывать это я не посчитала нужным. Пусть лучше думает, что ее внучка – черствая расчетливая стерва, чем утешает и жалеет. Не нужно мне жалости. Ни от кого.
– У меня все хорошо, – ответила я, почти не кривя душой, – а как Дара?
– Все так же. Носится по двору и вытаптывает мои левкои, – голос бабушки смягчился. Я знала, что она души не чает в правнучке, хотя и считает, что ангельская внешность, унаследованная от родителей, едва перетягивает несносный характер, унаследованный от них же.
– Позови ее, Ба.
– Минутку. Дара, солнышко, подойди! Мама хочет с тобой поговорить, – крикнула бабушка в сторону.
Несколько минут спустя послышался топоток, и у самого уха отозвалось запыхавшееся:
– Мам?
– Привет, мой солнечный зайчик. Ты в порядке?
– Ага. Мам, а ты скоро приедешь?
– Скоро, – я мысленно вздохнула и скрестила пальцы. – Вот дострою замок для моей принцессы – и заберу тебя.
– И Ба?
– И Ба, если она захочет. – В том, что Ба не захочет, я ни минуты не сомневалась.
– А кто она? – детский голос внезапно посерьезнел.
– Кто?
– Ну, принцесса?
Я рассмеялась.
– Ты, кто же еще!
– А-а-а… – и после паузы: – Я очень скучаю, мам. Приезжай.
– Я тоже. Я приеду. Ну, пока?
– Пока, мам. Ба, мама попрощалась.
Трубку снова взяла бабушка.
– Габриэлла… Спасибо, что позвонила.
– Я приеду, – зачем-то повторила я.
– Знаю. Мы будем ждать…
– До свидания, Ба.
Я еще некоторое время слушала доносящиеся из телефона гудки, потом вытерла щеки и пошла готовиться ко сну.
Лежа в запахнутом, но не застегнутом спальнике, сжимая в правой руке фонарь, а в левой – пистолет, я почти видела, как адреналин заливает меня по самые глаза. Только бы не сорваться, только бы получилось, только бы…
Тихие шаркающие шаги. И как я могла их не расслышать раньше? Неужто так крепко спалось на новом месте?
Цвирк-шорк, цвирк-шорк, будто их обладатель прихрамывает на одну ногу.
Дошли до лагеря. Остановились. Свет полупотухшего костра выхватил из чернильного мрака неясную фигуру. Такую же темную, как ночь, которая ее исторгла. Алые отсветы заметались по черной блестящей коже, многочисленным заклепкам… Фигура, неловко скособочившись, присела перед сундучком с фотографиями, проскрежетала чем-то острым по крышке…
И тут мои нервы не выдержали.
Я откинула верх спальника и резко села.
– Ни с места! Руки вверх! Стреляю без предупреждения! – завопила я, выхватывая пистолет и нацеливая его на незнакомца и одновременно направляя на него фонарик, стараясь попасть лучом прямо в глаза.
* * *
Чужак дернулся и упал навзничь. Раздался пронзительный звук, словно по камню проскребли ножом. Я медленно поднялась, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, и сделала шаг по направлению к чужаку, все еще держа на мушке его голову и светя в глаза фонариком.
– Кто ты? Что ты здесь делаешь?
– Эдвард. Я здесь живу.
Голос, господи, какой у него тихий и дрожащий голос… Испуганный.
Хорошо, что испуганный. Я глянула на свою трясущуюся руку – пистолет ходил ходуном – и подумала, что стоит держаться поувереннее. И тут его слова просочились наконец сквозь адреналиновый барьер.
– Эдвард? – переспросила я недоверчиво и подошла поближе.
Незнакомец попытался отползти. Раздался все тот же отвратительный скрежет. Лезвия – догадалась я. Он их где-то прячет, выжидая, когда я расслаблюсь и позволю себя прирезать. Не дождется.
– Покажи руки! – потребовала я.
Этот странный тип поднял правую руку, опираясь на локоть левой. В свете фонарика ярко сверкнула сталь.
– Я же велела бросить оружие! – завопила я и на всякий случай отступила назад.
– Я… не могу. Это рука, – как-то обреченно ответил незнакомец и пошевелил лезвиями.
– Иди ты?!
Я едва не рассмеялась от абсурдности ситуации. Передо мной лежит тип, затянутый в черную кожу, выглядит так, точно в дурдоме объявили день открытых дверей и по ошибке выпустили самых буйных пациентов, и хочет уверить меня, что эта штука с лезвиями – его рука. Мда, бывают случаи, когда не все дома, а эта стадия, по-видимому, называется «все ушли».
– Если ты сейчас же не избавишься от этой хреновины и не отбросишь ее подальше, я тебя пристрелю. И ничего мне за это не будет, – пригрозила я. – и где вторая рука, а? Чего ты ее прячешь? Что в…
Слова застряли в глотке.
Потому что он совсем лег на спину и поднял левую руку.
Богом клянусь, я никогда в жизни ничего подобного не видела.
До локтя это была обычная рука, несмотря на кожу и ремни. Но ниже локтя свисало уродливое сплетение железяк, навевающее странные ассоциации с Терминатором. Стоп. А это мысль!
– Ты робот? – я недоверчиво глядела на культю, – андроид?
– Я человек, – возразил незнакомец.
– Угу, а я – мать Тереза…
Я приблизилась и склонилась над ним. Лежа на спине особо не подергаешься, да и рука у него, как выяснилось, только одна. Эдвард не врал: правая кисть казалась жесткой перчаткой, к которой вместо пальцев были прикреплены длинные лезвия. Эдвард… Пораженная внезапной догадкой, я посветила ему в лицо. Он зажмурился, но я все равно видела… Метнувшись к сундучку, я вытащила фотографию.
Это был он.
Бледный, с фиолетовыми тенями вокруг глаз, с многочисленными дурно зажившими порезами, но это был он. По какой-то причине я сразу же успокоилась. И даже повеселела. Я убрала фонарик, сунула пистолет за пазуху, фото – в карман и пошла за хворостом.
Когда я вернулась, Эдвард, точно майский жук, все так же лежал на спине, подняв руки, и опасливо смотрел на мои манипуляции. Я раздула костер и повернулась к нему.
– Вставай уже, человек, – фыркнула я. – И объясни толком, что ты тут забыл.
Он неловко перекатился набок и попробовал приподняться на том, что осталось от левой руки, помогая себе правой; железки скользили по полу. Эдварду удалось сесть, но встать он уже не смог. Я обратила внимание на то, как он странно двигает правой ногой, и вспомнила звук его шагов. Видимо, нога тоже была поломана. Наконец он прекратил бесплодные усилия и оперся на неповрежденную руку.
– Я… не могу подняться.
Я вздохнула. Кажется, без моей помощи он не сдвинется. Забавно, но я уже почти не боялась этого странного создания – уж больно жалко оно выглядело.
– Давай свою клешню. Да не правую, левую давай, – я ухватила его за локоть, напряглась – и вздернула на ноги. Эдвард тяжело оперся на меня, так что от неожиданности я сама едва не загремела на каменные плиты. Перехватив это чудо природы за талию, я отбуксировала его на спальник и усадила там, а сама отправилась греть остатки кофе.
– Спасибо, – прошелестело мне вслед.
– Как же ты поднимался раньше? – я оглянулась через плечо на сумрачную фигуру.
– Долго. Иногда – несколько дней.
Я невольно содрогнулась, представив себе, каково это – беспомощно лежать где-нибудь на полу и знать, что никто не придет, что если сам не встанешь, то останешься там навсегда. Вдруг подумалось: это чертовски похоже на мою теперешнюю жизнь. Хорошо, что я всегда приземляюсь на ноги. Этот парень окончательно перестал меня пугать. Похоже, это я напугала его до судорог, а был бы он маньяком, вряд ли бы так боялся.
Прихватив пиво, я плюхнулась рядом. Эдвард настороженно покосился на меня, и я практически слышала, как у него в голове крутятся шестеренки (интересно, а они правда крутятся?): отодвинуться от меня подальше или смириться с неизбежным?
– Не бойся, я не кусаюсь, – заверила я и, потянув из-за спины шерстяной плед, накинула его на плечи своего неожиданно обретенного собеседника. – Рассказывай.
– Что рассказывать?
– Откуда ты взялся, что тут делаешь, давно ты тут… Короче, все.
– Короче?
Я рассмеялась. Нет, это не Терминатор, это Дейта какой-то!
– Я имею в виду, что хочу услышать твою историю. Целиком. С начала и до настоящего момента. Понятно?
– Понятно.
Я вскрыла банку. Пиво было тепловатым, но меня это уже не волновало. Вытащив из кармана фотографию, я сунула ее Эдварду под нос.
– И не забудь объяснить, почему ты так похож на этого человека.
Тот уставился на фото, будто первый раз его видел. Впрочем, я не исключала такой возможности, учитывая, в какой пыльной дыре стоял приснопамятный сундук.
– Я не знаю почему, – подтвердил Эдвард мои предположения.
– Тогда рассказывай, что знаешь, – велела я.
Он вздохнул, помолчал – и начал рассказывать. Голос звучал неуверенно, словно его обладатель забыл, как им пользоваться. Он говорил о старом ученом-изобретателе, которому однажды пришло в голову превратить механизм для резки салата в живое существо. О том, как ему это удалось. Почти удалось. И нет, это было не нарочно, он хотел закончить Эдварда, просто не успел. О том, как этот изобретатель, которого Эдвард, кажется, всерьез считал своим отцом, учил его, читал ему, развлекал…
Я слушала, и перед глазами у меня вставала своя версия событий. По словам Эдварда, ученый был очень стар. А юноша на фото – скорее всего, его сын – очень молод. И еще была комната жены… Возможно, это была попытка старика уйти от одиночества? Как бы то ни было, но тем самым он обрек на одиночество другого, который также не заслуживал этого. Никто в целом свете не заслуживает быть один.
Из носика кофейника повалил пар. Я допила оставшееся пиво и встала.
– Кофе будешь?
– Да. Спасибо.
Я и сама не знала, почему предложила ему кофе. По идее, роботы же не питаются… Но вдруг показалось негостеприимным хлебать эту коричневую муть, пока он будет сидеть тут как бедный родственник. Если честно, я ждала, что Эдвард откажется. Но нет, согласился. Вот и поди ж ты, пойми, кто он там: андроид, инопланетянин или взаправду человек, как он сам считает?
Вернувшись с двумя жестяными кружками, я застыла в нерешительности. Чем ему-то кружку держать? Не поить же его… Я поставила свою на пол, взявшись за угол одеяла, перехватила вторую кружку за край и вцепилась Эдварду в плечо.
– Вытяни руку.
Он послушно выставил перед собой тот кошмар, который у обычных людей именуется кистью – и сразу же начал заваливаться назад. И завалился бы, если бы я его не держала. Я осторожно нанизала ручку кружки на его указательный «палец» и скомандовала:
– Теперь прижми большим пальцем.
Он так и сделал. Убедившись, что кружка зажата надежно, я отпустила ее. Держать Эдварда оказалось тяжеловато, так что я сразу перешла ко второй части операции и, развернув его слегка от себя, села так, чтобы упираться спиной ему в спину.
– Удобно? Я положила тебе два кусочка сахара.
– Спасибо… Тереза.
Я подавилась кофе.
– Что-о?
– Вы так назвались. – В голосе Эдварда слышалось явное смущение.
Я хихикнула. Этот парень был еще наивнее, чем я думала. Наивнее, чем вообще можно представить.
– Мне зовут Габриэль. Можешь звать меня Габи.
– Габи, – повторил он, будто пробуя имя на вкус. – Спасибо за кофе.
– Пожалуйста. Давай продолжай.
И он снова говорил, и иногда казалось, что он рассказывает свою историю вовсе не мне, а себе самому... А я слушала, не забывая прихлебывать из своей кружки и глядя, как на пол падают частые капли – снаружи опять шел дождь. В какой-то момент мои веки отяжелели, убаюкивающий голос слышался все дальше и дальше, пламя костра превратилось в размытое пятно…
Последнее, что я слышала, было:
– И тогда я увидел ее, танцующую под падающим снегом.
* * *
Первое, что я осознала, проснувшись, – у меня невозможно затекла шея. Мельком удивившись тому, как мне удалось заснуть на той жесткой поверхности, которую я сейчас чувствовала под собой, я открыла глаза. И тут же закрыла. Потому что надо мной нависало чье-то лицо. Без паники, – приказала я себе, – думай, думай, откуда тут взялось это лицо, а главное – что ты делала вчера. Вчера я ловила маньяка…
И в памяти начала всплывать вся столь богатая на события прошлая ночь. Я подкараулила маньяка… Только это оказался вовсе не маньяк… Странный сломанный механизм… человек… Он назвал себя человеком… Он рассказывал мне о себе… Как его зовут?..
– Эдвард.
– Доброе утро, – прошелестел он, и я удивилась странно светлому выражению его лица. Словно он видел или слышал нечто необыкновенно приятное. Хотя что может быть приятного в моей опухшей со сна физиономии? Или дело в том, что я назвала его по имени? Или в том, что рядом с ним впервые за долгое время оказалось живое существо?
Рядом?
Тут до меня начало доходить… Вчера я заснула, не дослушав до конца. И теперь лежу головой на чем-то жестком… у него на коленях.
Собрав все эти своевременные соображения в кучу, я довольно резво подскочила, едва не опрокинув Эдварда. Чтобы удержаться, он сильнее склонился вправо, загремев по полу кружкой, которая так и осталась висеть у него на «пальце», и проехавшись ладонью по натекшей из нее жиже.
– Простите за кофе… вы спали, я не хотел вас будить, и пришлось…
– Да ладно, здесь так грязно и сыро сейчас, что лишняя лужа практически незаметна. Это мне резон извиняться – из-за меня ты, наверное, сам не выспался.
– Я не нуждаюсь в сне.
Я кивнула – андроидам сон совершенно ни к чему. Разве что батарейки подзарядить…
– Эдвард, а у тебя есть батарейки?
– Нет.
– А на чем ты работаешь?
– Работаю? Я подстригаю кусты, делаю ледяные статуи…
Я поняла, что мы с ним малость не поняли друг друга.
– В смысле, что тебе нужно для жизни?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Ничего.
Это прозвучало так… короче, мне не понравилось, как это прозвучало. Я вздохнула и подняла голову. День обещал быть ясным и солнечным – сквозь окна пробивался ласковый золотой свет. На одном из подоконников примостился Тифон, греясь в первых утренних лучах. Я снова вздохнула.
– Но, надеюсь, от завтрака не откажешься? И не надо мне выкать, я не такая уж старая. Скорее, это ты постарше меня будешь. Лет на сто.
– Не откажусь. Не буду… сто лет?
– Ну, судя по одежде в комнатах, тебя создали еще в позапрошлом веке. Но это неважно. Посиди тут… или… а пойдем-ка наружу!
Я бесцеремонно подхватила Эдварда под руку и потащила на выход.
Пристроив своего гостя под кустиком, я вернулась за вещами и провиантом. Лужи на полу почти высохли, и сейчас дом выглядел куда приветливее. Или это потому, что в нем, как оказалось, кто-то живет? Я не знала. Только понимала каким-то внутренним чутьем, что отныне ничего уже не будет, как было. И будет только лучше. Занятно, прежде подобное ощущение появлялось, только когда я навещала Дару и Ба. Побросав вещи в рюкзак и прихватив постель, я вернулась к «стоянке» в саду.
– Пересаживайся, на земле сидеть неполезно, – я махнула в сторону разложенной пенки и отправилась колдовать над завтраком. – Сосиски любишь?
– Наверное.
Я кивнула.
– Значит, сосиски. Все равно у меня больше ничего нет. Черт, опять придется ехать в магазин!
Кофейник булькал, сосиски скворчали, а я думала, что жизнь вроде бы налаживается.
– Вот, – сказала я, ставя на доску, заменявшую стол, тарелку с аппетитно-румяными сосисками, кофейник и прочие милые сердцу мелочи, вкупе составляющие один из традиционных завтраков туриста. – Надеюсь, с кружкой управишься сам? А то так есть хочется, что переночевать негде.
Эдвард вскинул непонимающие глаза. Предупреждая дальнейшие вопросы, я пояснила:
– Просто присказка. Ну так как?
– Управлюсь.
– Вот и славно.
Я подцепила сосиску на вилку, мазнула ею по блюдцу с кетчупом и откусила чуть ли не половину. Вторым укусом я прекратила ее существование на бренной земле, зажевала хлебом и заполировала это дело изрядным глотком кофе. Утолив таким образом первый голод, я принялась наблюдать за действиями Эдварда. Он нанизал сосиску на лезвие, но то оказалось слишком широким и острым и прорезало ее насквозь. Сосиска упала на траву – к вящей радости караулившего неподалеку Тифона.
– Извини… – я практически услышала проглоченное «…те».
– Фиг с ней, с сосиской, я припрятала еще пару на случай… – очень хотелось сказать «атомной войны», но мне вовремя пришло в голову, что это выражение вызовет еще не один вопрос, поэтому я просто широким жестом обвела импровизированный стол рукой и попросила не стесняться.
Вторая сосиска не слетела с лезвия, зато проскочила аж до самой кисти. В конце концов мне надоело смотреть на мучения Эдварда, я отставила наполовину опустошенную кружку и сдернула чертов полуфабрикат. Эдвард выжидательно уставился на меня, и я снова подумала, до чего он похож на того, другого…
Тут мне пришла в голову одна идея.
– Так. Давай отвлечемся от пищи телесной и обратимся к духовной. Давным-давно мой… не помню кто поведал мне притчу. Подозреваю, что она докатилась до него через десятые руки и уже весьма отличается от оригинала. Короче, я понятия не имею, кто ее рассказал изначально – Конфуций или какой другой шибко умный китаец, но случилось так, что мудрец попал на тот свет. И ему подвалила удача побывать по очереди в аду и в раю. Ад представлял собой столовую с кучей столов, заваленных вкуснейшей снедью, но грешники все как один были несчастными, оборванными и голодными. Потому что взять эту пищу можно было только специальными палочками – фута этак в три длиной. И грешники никак не могли положить эту пищу себе в рот. Они дрались друг с другом, изобретали множество способов насытиться (ни один не работал) и, в целом, производили удручающее впечатление. Затем мудрец попал в рай. Там было все то же самое, за одним исключением: праведники были сыты, опрятны и довольны. В чем был их секрет? Очень просто – они кормили соседа напротив. Думаю, мораль этой истории в том, что настоящие ад и рай сокрыты в нас самих, но в данном случае моральный аспект меня мало волнует. Как ты смотришь на то, чтобы воспользоваться примером праведников?
Я перевела дух и посмотрела на Эдварда. Он выглядел слегка испуганным.
– Может, не стоит? Я могу тебя поранить… Сильно.
– Не беспокойся, – отмахнулась я, – умением есть с ножа я виртуозно овладела в походах, так что если не начнешь дергаться, все будет просто прекрасно.
И, не дожидаясь его ответа, наколола сосиску на свою вилку и сунула ему под нос. Эдвард смешно вытянул губы и откусил кусочек. Прожевал. Слабо улыбнулся.
– Вкусно.
– Теперь моя очередь.
Он подцепил сосиску на указательный «палец» и осторожно поднес ее к моему лицу. Я почти чувствовала его огромное напряжение, словно оно передалось через почву. Лезвие не дрожало, Эдвард сидел спокойно, но мне вдруг показалось, что он все силы положил на эту каменную неподвижность. Что совершенно никуда не годилось. Я не стала затягивать представление, грозившее обернуться пыткой, и, не мудрствуя лукаво, отмахнула от сосиски приличный шмат.
– Видишь, как здорово! А ты боялся. – Я прожевала и широко улыбнулась.
Вы когда-нибудь видели, как улыбаются глазами? Знаю, видели, и не раз. Книжные штампы набили оскомину, киногерои норовят что-то такое изобразить, можно увидеть, как близкие и родные искрятся весельем, если вы даете себе труд это заметить. Но я никогда не думала, что улыбка может соперничать с солнечным весенним утром. До сегодняшнего дня. Да, скажите, что это тоже избитая метафора. Вас там не было.
А я была.
– Кетчупа? Хлеба? – поинтересовалась я.
Эдвард помотал головой.
– А тебе?
– Тоже обойдусь.
И мы сидели, взапуски ели сосиски, весело переглядывались и улыбались друг другу
Эдвард улыбался забавно, лишь уголками губ, будто опасаясь выпускать в мир банальные улыбки, когда можно подарить ему настоящее сокровище. А я буквально купалась в этой внезапно зародившейся радости и испытывала странную гордость, оттого что вся она досталась одной мне.
В эти минуты он меньше всего походил на андроида.
Продолжение в комментариях
АПД: Обновление от 10.06.2015 - окончание!
@темы: жоннидепп, Моя трава, Фанфики и переводы, Муки творчества, Важнейшее из искусств
-
-
18.08.2010 в 23:53Ага, вот так гораздо лучше...Я его услышала. Есть контакт!
-
-
19.08.2010 в 00:06Правда.
-
-
29.08.2010 в 04:58читать дальше
-
-
29.08.2010 в 06:00Ну чё "болтология, никакого сюжета"? Надо же было залакировать ситуацию, а то повисло всё так нехорошо, обидела главгерла его...Теперь всё нормально... Ждём новой проды)))
-
-
29.08.2010 в 14:46такому, наверное, те более - легче открывать душу.
Бедолага - да, если б не она купила дом, участи его вряд ли можно было позавидовать.
Я вздохнула. Ну, как объяснить ему, что этот мир, по большому счету, большая лужа дерьма, и чтобы выбраться оттуда, надо цепляться зубами и когтями, выгрызая себе место под солнцем. Или иметь крылья, чтобы парить в небе… как он. Хотела бы я не знать жестокости этого мира. Эдвард лишь коснулся этой мерзости – и уже опалил крылья... я взглянула на его культю… и потерял перья.
жестоко, но правда.
Я опустила голову и задумалась, не зная, что еще можно сказать. У меня никак не получалось воспринимать его как убийцу, несмотря на «разрекламированный» местными жителями образ маньяка с лезвиями, но формально он был прав.
Ужас какой. На месте Эдварда самое лучшее было бы - не иметь сердца, но сердце ему дали, а вот руки - нет...
Жаль Эдварда до слез - сколько он жил с этим, не имея возможности просто поговорить хоть о чем-то, пусть не о главном, не о самом важном, просто - поговорить.
-
-
29.08.2010 в 15:22-
-
29.08.2010 в 17:35мне это все очень знакомо)
Не знаю, вряд ли я истина в последней инстанции
-
-
29.08.2010 в 22:25Не надо терзаться, всегда можно править)) У меня "Снег" тоже чистился...) Но у меня шло практически на ходу, поскольку я пишу обычно не массивами, а как носки, или шарф...Петелька к петельке, а значит всё это должно плотно и последовательно пригоняться одно к другому. НО это всё осознаётся потом, а в момент работы всё происходит интуитивно...)
-
-
29.08.2010 в 23:02-
-
29.08.2010 в 23:07-
-
09.09.2010 в 16:44-
-
09.09.2010 в 23:05С нетерпением жду продолжения. Надеюсь, ты не оставишь Эдварда надолго... разобранным. Ему и так тяжело, верно? Правда, сейчас немного полегче)
-
-
10.09.2010 в 00:14-
-
10.09.2010 в 00:44-
-
10.09.2010 в 01:31Рената Бедро
-
-
10.09.2010 в 01:35Аналогично... Причём мне не приходилось влезать в чью-то шкуру, чтобы писать диалоги...Мне было достаточно видеть всё глазами Чарли, а записывать как бы со стороны..)
-
-
11.09.2010 в 03:38Благодаря тому, что я по совету Мыши выложила этот фик на НПФ, куча народу собирается посмотреть фильм. Пусть приобщаются к прекрасному.)) Не все ж по Призраку тащиться.)))
-
-
11.09.2010 в 03:45Тут мне подарили недруги виртуальную могилку... Мои ЛиРушные ПЧ пересра...пугались, пардон, а мне смешно... Сразу почему-то БитлДжус вспомнился и мой любимый Трупик Невесты)))) Бертонист - это диагноз!
-
-
11.09.2010 в 03:49-
-
11.09.2010 в 03:58А я вот анимационного БиДжея не смотрела...Нужно Вконтакте порыться, но не сегодня...)
-
-
11.09.2010 в 14:23ЗЫ: Хреновый из меня физик, да.
-
-
11.09.2010 в 21:03-
-
11.09.2010 в 21:58-
-
11.09.2010 в 22:01-
-
14.10.2010 в 04:21-
-
14.10.2010 в 04:23-
-
14.10.2010 в 04:48Оно и понятно...
Ну, теперича, отойдя от бури эмоций, зацепилась за одну шершавость... нужно извлечь все сосуды и заменить их на новые. Может, заменить их НОВЫМИ... Просто вспомнила школу - нас за "замену на новые" жестоко наказывали...
А в целом - огого... Сильно... Уволоку к себе.
-
-
14.10.2010 в 05:04ХЗ, я таких тонкостев не помню))) Но поправлю, на всякий случай.
А чуйства тут исключительно платонические (но вообще, наверное, это мне написанным кусочком фика по ПО навеяло - у меня там сплошная романтика
-
-
14.10.2010 в 05:12-
-
14.10.2010 в 15:33Габи не влюбится. Не надо, лишнее это. Эдварду не нужно. Хорошие чувства, здорово описано. Нет там никакой любви, трепетное по-настоящему человеческое отношение и всё. Тем более, когда в твоих руках жизнь такого необычного, доброго создания…, там такие эмоции возникают… Про глаза прекрасный момент. Они у Эдварда очень красивые и эта красота не может не трогать. Всё очень правдиво.
Два вопроса по сюжету отправлю на почту. Один насчёт операции, другой – по отношениям.
Огромное спасибо.