Эгоистичная веселая сволочь. (с)К. // Все думают, что я - циничная прожженная стерва, а я - наивный трепетный идеалист. (с)Соломатина
Весной 1989 года мы жили на Мещанской. В то время моя мама была на последнем месяце беременности, мне было 8 лет, а по нашему дому ползали монтажники, замазывая стыки меж швами панелей. Мы жили на 11 этаже.
В то утро все, как обычно, были в неглиже: мужская часть в трусах и майках, женская - в ночных рубашках. Мы завтракали на кухне. Итак, утро. И тут в окно стучится один из монтажников. Он улыбается белоснежной улыбкой невольному успугу моей мамы, а я затаиваю злобу.
Я беру с кухни столовый нож и иду в маленькую комнату, над которой как раз мажут швы. Я улыбаюсь белозубому монтажнику и подпиливаю его веревку до половины. Он увидел перетертую веревку и выбрался через нашу квартиру. Я все отрицаю. Мама с огромным своим животом встает на мою защиту. Я отпираюсь, пока не выясняется, что меня видели из конторы в доме напротив. Я не думала, что он может сорваться и упасть с 11 этажа. Я думала, что он просто испугается. Или веревка оборвется этаже на третьем. Если бы веревка оборвалась на нас, после него остались бы сиротами двое детей. Но ни тогда, ни, наверное, теперь, никто не смеет глазеть на мою маму и смеяться.
Прошло 20 лет, а мне так и не стало стыдно за этот поступок.
Иногда я думаю, что же я за чудовище?
В то утро все, как обычно, были в неглиже: мужская часть в трусах и майках, женская - в ночных рубашках. Мы завтракали на кухне. Итак, утро. И тут в окно стучится один из монтажников. Он улыбается белоснежной улыбкой невольному успугу моей мамы, а я затаиваю злобу.
Я беру с кухни столовый нож и иду в маленькую комнату, над которой как раз мажут швы. Я улыбаюсь белозубому монтажнику и подпиливаю его веревку до половины. Он увидел перетертую веревку и выбрался через нашу квартиру. Я все отрицаю. Мама с огромным своим животом встает на мою защиту. Я отпираюсь, пока не выясняется, что меня видели из конторы в доме напротив. Я не думала, что он может сорваться и упасть с 11 этажа. Я думала, что он просто испугается. Или веревка оборвется этаже на третьем. Если бы веревка оборвалась на нас, после него остались бы сиротами двое детей. Но ни тогда, ни, наверное, теперь, никто не смеет глазеть на мою маму и смеяться.
Прошло 20 лет, а мне так и не стало стыдно за этот поступок.
Иногда я думаю, что же я за чудовище?